Беспокойные дали - Сергей Аксентьев

В центре города на массивном постаменте застыл в бронзе великий патриот России Александр Васильевич Суворов. Лихо осадив коня, вскинув в приветственном порыве треуголку, он из глубины веков посылал пламенное напутствие новым поколениям: «Потомство моё, прошу брать мой пример — до последнего дыхания быть верным Отечеству». Невдалеке, на крутой гранитной волне устремленный в атаку бронекатер — памятник морякам Краснознаменной орденов Нахимова и Кутузова Дунайской флотилии. А чуть дальше, в уютном сквере, ещё один памятник — Солдат-освободитель в армейской плащ-накидке, обнажил голову перед могилой павших товарищей. В следующем — строгая черная стела «Памяти павших». История в этом городе трепетно оберегалась. Это чувствовалось во всем: и в ухоженности памятников, и в чистоте скверов, и в доброжелательной готовности жителей показать свой город и рассказать о нём любознательному незнакомцу.

Стоял тихий июльский вечер. Один из тех редких благодатных вечеров, которые иногда дарит судьба, и которые потом долгие годы бережно хранит память. Андрей неспеша шел по притихшим улочкам, заполненным золотистой вечерней дымкой. Аккуратные одноэтажные домики с ярко раскрашенными деревянными оконными наличниками и распахнутыми крыльями таких же ярких узорчатых ставен озорно выглядывали из цветастого буйства садов. Они напоминали деревенских девок — модниц, хвастающих друг перед дружкой праздничными обновками.

На человека, родившегося и большую часть своей сознательной жизни прожившего в каменно-бетонных дебрях крупных городов, такие вот укутанные в зелень и тишину уголки производят сильное впечатление. Осознавая хрупкость и недолговечность окружающей тебя благодати, инстинктивно напрягаешь обоняние, слух и зрение, чтобы ухватить, запечатлеть, сохранить видимое и осязаемое. Помимо воли в душе возникает беспричинное волнение, по телу пробегает морозкая дрожь, вызывая нестерпимый приступ жалости к самому себе: «Годы летят, а ты, увязнув в повседневной суете, так толком ничего-то и не изведал, не исполнил, не пережил…». И даже люди, вроде бы напрочь лишенные сентиментальности, в такие минуты ощущают горький спазм в горле и торопливо смахивают невесть откуда взявшуюся слезинку.

Нет другого объяснения таким эмоциональным всплескам, кроме как внезапно пробудившейся в душе извечной тяги всего живого к гармонии света, земли, воды и неба. Задавленная, но не искорененная столетиями урбанизации, эта тяга подобно дерзкой травинке, однажды взламывает асфальтово-бетонные напластования обыденности и вырывается на простор, поражая воображение открывшейся вдруг красотой и одухотворенностью Природы…

Платонов не заметил, как оказался на развалинах древней крепостной стены. Каменная кладка там, где она хорошо сохранилась, вызывала восхищение качеством исполненной работы. За многие века развалины покрыл толстый слой земли и песка. Заросли дикого вяза щупальцами-корнями прочно скрепили этот слой с камнем. Внизу, у подножья стены, отчетливо прослеживался рубец оборонительного рва, за ним неширокий отлогий берег и воды Дуная.

Даже в полуразрушенном виде оборонительное сооружение вызывало уважение: такую преграду и сейчас-то с ходу не возьмешь, а уж что говорить о суворовских временах, когда она была в полной боевой готовности! О том, что «орешек» действительно был крепок, свидетельствуют людские потери: при штурме Измаила 21 декабря 1790 года только убитыми было 26 тысяч со стороны оборонявшихся турок и 4 тысячи со стороны штурмовавших крепость русских солдат. Это совсем не малая дань кровавому Марсу…

С почти двадцатиметровой высоты отчетливо просматривался румынский берег. До него было не более километра. Выжженная солнцем коричневая земля, несколько покосившихся сараюх, обнесенных жидкими плетнями, да движущееся облачко пыли от груженой арбы, которую тянули худосочные быки — весь нехитрый пейзаж. Дунай в этом месте был широк и ленив, как ожиревший кот. Его неспешные воды в лучах заходящего солнца блестели полированным эбонитом и казались неподвижными. Если бы великий маэстро увидел предмет своего обожания здесь и сейчас, вряд ли бы он вдохновился на бессмертный вальс о прекрасном голубом Дунае…

Говорят, что надеяться на случайную встречу со знакомым человеком в незнакомом городе — это всё равно, что искать иголку в стоге сена. Правда, точная наука «Тория вероятностей» такую встречу не исключает. И она состоялась.

…По тенистой аллее сквера, разделительной полосой прорезавшего центральную улицу, улыбаясь и восторженно жестикулируя, шел Хо Ши Тхань.

Платонова всегда покоряла улыбка Тханя. Когда тот улыбался, то прищуривал глаза, и под крыльями прямых коротких бровей появлялись две узкие щелочки-амбразуры, из которых строчили искорки смеха. Тонкие губы, причудливо изгибаясь в полуулыбке, придавали его широкому, скуластому лицу лукаво-ироническое выражение добродушного восточного божка — всё ведающего и всё снисходительно прощающего.

Тхань был первым дипломником Андрея. Случилось так, что за месяц до защиты серьезно заболел преподаватель и Тхань остался без руководителя дипломного проекта. Тогда-то и свел их начальник кафедры капитан 1 ранга Пятница. Очень серьезный вьетнамец при первой встрече молча показал пояснительную записку и чертежи, молча выслушал замечания и рекомендации Платонова, молча записал сроки устранения замечаний и, сухо попрощавшись, ушел.

Посетовав начальнику кафедры на необщительность курсанта, Платонов попросил совета как ему в дальнейшем строить с ним работу.

— Не отчаивайтесь, Андрей Семёнович, — улыбнулся Пятница, — эта группа у нас особая — фронтовики.

Андрей удивился:

— Как фронтовики?

— В самом прямом смысле, — ответил начальник кафедры, — все они не по одному году воевали. Кто в регулярной армии, кто в партизанах. Нормального школьного образования не получили. Учились и воевали одновременно. А в училище их отбирали по боевым заслугам. У всех либо ранение, либо контузия и боевые ордена.

Так некогда отвлеченное понятие Вьетнамская война неожиданным образом приобрело для Платонова ощутимую реальность. Он вдруг отчетливо вспомнил всплеск массовой солидарности в СССР с далеким Вьетнамом, когда в августе 1964 года американцы, спровоцировав вооруженный конфликт в водах Тонкинского залива, отбросив понятия морали и международного права, начали свой бесславный блицкриг против мирного, трудолюбивого и несгибаемого духом народа.

Сила ломит силу. Не раз сила духа, сила родины и сила свободы оказывались тверже силы кулака, силы шантажа, силы вандализма. Но не хотели в это верить возомнившие себя глашатаями Мирового порядка заокеанские вояки. Четырнадцать миллионов тонн бомб и снарядов было сброшено американцами на Вьетнам. Это, считай, на каждого жителя по триста килограммов тротила. А напалм, а отравляющие газы, а зверства. Всё это пережили и испытали на себе ребята поколения Тханя, только вот победить их американские вояки не смогли.

— А теперь,— снова заговорил начальник кафедры, — представь себя в чужой стране, без знания русского языка, без систематического среднего образования, и тебе за шесть лет нужно одолеть сложные технические науки и защитить диплом инженера. Это как? Ты же знаешь, они, пока шла война, ни в увольнения не ходили, ни на каникулы никуда не ездили. Учились, как дрались в бою, самоотверженно не жалея себя. Спали по три— четыре часа в сутки. Сколько ни советовали им, отдыхать по воскресеньям, они твердили одно: «Нас послали сюда учиться. Родине нужны военные инженеры–ракетчики, чтобы громить врага». И ведь многое одолели. Русским владеют вполне прилично, осилили технические науки на хорошем уровне, а Хо Ши Тхань идет на диплом с отличием. Талантливый парень. Ну а что касается его замкнутости, я бы не торопился с выводами. После Льва Григорьевича, опытного педагога, к тому же почти год читавшего у них курс ракетных двигателей, Тхань, естественно, какое-то время будет к тебе приглядываться. А вот сложатся у вас взаимоотношения или нет, во многом зависит и от тебя. Так что мотай на ус…

Отношения у них сложились. Андрей всего на четыре года был старше Тханя — почти ровесники. Оба любили своё ракетное дело. Оба знали цену труда.

Тхань блестяще защитил дипломный проект. Предложенное им техническое решение ускоренной заправки ракет в боевой обстановке комиссия нашла оригинальным и рекомендовала передать в НИИ для дальнейшей разработки и внедрения в частях Вьетнамских военно-морских сил.

Перед отъездом на Родину они допоздна засиделись у Андрея за праздничным столом. Тогда то и рассказал Тхань немного о себе.

Когда американцы разбомбили его родной город Хонгай, отец отправил семью к тетке в деревню, а сам ушел воевать. Через полгода он погиб, а деревню, в которой находились Тхань, его мать и сестра, американцы сожгли напалмом. Это случилось рано утром. Ещё все спали. Послышался стрекот вертолета, потом беспорядочная стрельба. Люди выскочили из хижин. Мать Тханя успела только крикнуть детям: «Бегите в лес». Её и тетку пристрелил из автомата верзила в камуфляже. Внезапно возникшая стена огня отрезала детей от солдата. Они побежали. Но тут раздался взрыв. Последнее, что запомнил Тхань, это как его приподняло и бросило во что-то мягкое. Оказалась свежая земля, выброшенная взрывом из воронки. Там их и нашли партизаны. Они лежали, обнявшись, но сестренка была мертва…