Бухта Туманов (с илл.) - Марк Эгарт

Лицо Синицына уже находилось на уровне расщелины. Вдруг прямо перед собой он увидел рыжевато-красную тупую голову змеи с глубокими впадинами под глазами. Это был ядовитый щитомордник.

Каким образом попала сюда змея? Прежде здесь не водилось змей. Раздумывать было некогда. Синицын висел на руках, почти касаясь лицом головы щитомордника. Он знал, что щитомордники редко нападают на людей. Но то ли змея была напугана или что-то ее разозлило — она выгнулась, зашипела, и тотчас он почувствовал острую боль в левой руке. Невольно Синицын дернулся, едва не сорвался, но сумел удержаться и начал спускаться с предательской скалы.

Внизу он осмотрел руку, уже сожалея о своей опрометчивости, но стараясь не показать этого матросу. Следы зубов отчетливо выступали на месте укуса. Показалась кровь. Гаврюшин, по-прежнему молча, не задавая ненужных вопросов (он все видел), помог лейтенанту перетянуть руку носовым платком, и оба посмотрели вверх. Как попала туда змея?

Выломав длинную ветку орешника, Гаврюшин дотянулся до расщелины — там что-то мелькнуло и скрылось. Синицын обежал скалу вокруг и успел заметить легкое шевеленье кустарника: вон куда змея ускользнула!

Прогнав непрошеную гостью, Гаврюшин вернулся к исполнению своих обязанностей — наблюдению за горизонтом.

Предзакатный ветер прошумел внизу, перекинулся в бухту, покрыл ее рябью и вырвался на простор океана. Справа, из-за Козьего мыса, показался парус. Он медленно приближался, то исчезая, то появляясь в волнах. Скоро можно было различить две пестрые заплаты на парусе. Это была лодка Пак-Якова. Старик возвращался с рыбалки.

Солнце село. Еще лежал на вершинах нежно-розовый отблеск вечерней зари, но и он быстро тускнел. Тускнел и океан. Видимость ухудшилась. В ту минуту, когда Синицын уже готов был пуститься в обратный путь, Гаврюшин, продолжавший смотреть в бинокль, вдруг торопливо поднял ракетный пистолет и выстрелил два раза.

Это был сигнал прибытия транспорта.

Возвращались, когда совсем стемнело. Боль в укушенной змеей руке усиливалась. Нужно было поскорее обратиться за помощью в медпункт, но приходилось двигаться с осторожностью. На том месте, где тропа лепилась по краю обрыва и хлюпала под ногами вода, Синицыну опять послышался шорох. Большой камень сорвался с кручи и пролетел над самой головой лейтенанта, едва не задев. Юрий невольно погрозил в темноту кулаком, хотя грозить было некому: камни срывались здесь и прежде, а ходить в темноте над обрывом не рекомендовалось.

Труженики моря

Разгрузку начали сразу по прибытии транспорта. Из района было получено сообщение, что ожидается шторм, приходилось торопиться.

Едва взлетели сигнальные ракеты, матросы беглым шагом направилась к бухте. Две полуторки двигались следом. Буксир и баржа, которую он тащил, только-только показались в бухте, а их уже ждали.

Тяжело груженая баржа медленно разворачивалась против ветра в быстро темнеющей бухте. Буксир пропыхтел мимо. Послышалась короткая команда: «Стоп!» Взвились и упали концы. Их закрепили на берегу. Причала не было, но глубина возле берега оказалась достаточной, и баржа подошла близко.

На берегу разожгли костры. Дымное пламя поднялось, озаряя людей, берег, бухту и баржу, на которой готовились к выгрузке. Искры от костров с шипением падали в воду. По воде побежали желтые и красные змеи.

— Смирно! На первый-второй рассчитайся! Станови-ись!

Загремела, загрохотала лебедка, натянулись тросы, и первый ящик, подхваченный стрелой на барже, начал медленно подниматься и опустился на платформу грузовика, въехавшего по самый кузов в воду. Неуклюже качнувшись и громко скрипя по галечному дну, грузовик выбрался на берег и скрылся в темноте.

Сгружали более легкие детали, механизмы, приборы. Их сносили на руках, входя в воду по шею, а стрелой поднимали бочки с цементом, двутавровые балки и опускали на грузовики, которые поочередно подъезжали по воде к барже.

Ночь выдалась темная, безлунная. Костры отбрасывали на дорогу перебегающие с места на место блики. Во мраке слышались голоса, скрип гальки, хлюпанье воды. Ветер, которого все ждали с тревогой, то возникал, то стихал. Небольшие волны с легким шумом разбивались о берег. Но казалось, что прибой усиливается, вот-вот налетит шквал и наделает беды…

К полуночи волнение в бухте действительно усилилось. Разгрузку пришлось прекратить. Мокрые, продрогшие матросы разделись и грелись возле костров, сушили одежду. Костры горели всю ночь. Люди спали тут же на берегу, укрывшись кто чем мог. Едва рассвело — они снова были на ногах. Один только матрос, первого года службы, начал жаловаться на стертую ногу и отпросился к врачу.

Об этом потолковали, пошутили и приступили к работе. Было холодно, сыро. Туман низко клубился над бухтой. Накрапывал мелкий дождь. Но ветра не было, и волнение в бухте улеглось. Видимо, шторм прошел стороной.

Теперь предстояло самое трудное: выгрузка орудийных стволов.

— Товарищи! — сказал капитан Пильчевский. Он тоже проел ночь на берегу. Глаза его устало щурились. — Товарищи

матросы!

— Смирно! — скомандовал во весь голос Синицын, хотя в этом не было нужды, и стал перед фронтом, вытянув руки по швам. Он был возбужден и не то что боялся за своих людей — как бы не сплоховали, а скорее злился на самого себя за вчерашнюю глупую историю. Ему уже попало от капитана и от врача. Доктор впрыснул ему раствор марганцевокислого калия, но вот — болтайся без дела с забинтованной рукой!

— Вольно! — сказал капитан Пильчевский своим низким, немного ворчливым голосом и вытер капли дождя с лица. — Разгрузку нужно закончить сегодня. Понятно?

— Ясно!

— На фронте и не то бывает!

— Как не понять! — послышались голоса.

— Это Загорщикову непонятно, — отозвался насмешник Майборода, имея в виду отпросившегося к врачу матроса.

— А ну, расходись, раздевайся, слушай мою команду! — опять на всю бухту закричал Синицын, так что даже капитан на него оглянулся.

Парусиновые форменки, штаны, тельняшки полетели в кусты. Поеживаясь под дождем, матросы в одних трусах вошли в воду и выстроились в две длинные шеренги под прямым углом к барже. Только их головы виднелись над водой.

Загрохотала лебедка. Стрела, подхватив цепями тяжелый стальной ствол орудия, медленно как бы напрягая силы, поднимала его над баржей. Пронзительно скрипели, натягиваясь и вращаясь в гнездах, толстые звенья цепей. Тело орудия неприметно для глаза перемещалось в воздухе. Вот, чуть накренясь казенной частью, ствол начал осторожно погружаться в воду.

— Стоп!

Казенная часть опустилась на дно. И тотчас десятки рук взялись за канаты, которые своими петлями накрепко обхватили орудийный ствол. По команде: «Раз! Взяли!» — матросы, на манер бурлаков, потащили тяжелый груз по дну к берегу. Орудия не видно было на поверхности, лишь вода бурлила и пенилась под канатами, обдавая брызгами людей.

— Держи! Держи! — кричал Синицын, хотя все и так держали крепко.

Но он повторял свое: «Держи, держи!», вытягивая над водой забинтованную руку, и видно было по его молодому лицу, что он страдает из-за того, что не может принять участия в общем деле.

Хлюпая по воде, спотыкаясь, люди шли, подчиняясь единому ритму- шаг за шагом, шаг за шагом. Они вытащили орудийный ствол на берег и здесь по команде: «Стой!» — остановились.

Несколько минут матросы отдыхали, лежа на прибрежной гальке, закрыв глаза, разбросав обессилевшие руки. Но вот кто-то поднял голову, другой посмотрел на него и что-то сказал, третий откликнулся, четвертый толкнул соседа в бок — и уже громкий говор и смех пробежали по рядам.

— А наш Гаврюша спать приладился, — насмешливо показал Майборода на своего соседа.

— Как же, заснешь! — вздохнул Гаврюшин, дуя на саднящие ладони.

— Что, горячо? — не отставал Майборода. — Ты песочком потри…

Пошучивая и покуривая, лежали матросы под мелким, надоедливым дождем, который, словно досадуя на их здоровье и смех, продолжал моросить. Зато солнце было на стороне моряков. Первый горячий луч ударил и зажег грозным светом сталь орудия. Клубясь, расходился туман, и медленно, будто нехотя, стихал дождь. Последние радужно светящиеся капли упали на землю. Заголубело небо. И по команде: «Поднимайся!»- матросы опять пошли в воду.

Второй орудийный ствол был доставлен на берег тем же способом, что и первый. На берегу орудия установили на заранее приготовленные катки.

Первые сто метров пройдены благополучно: здесь галька и твердый грунт. Дальше начиналась пропитанная влагой и превратившаяся после недавних дождей в жидкую грязь ложбина. Бревна гати, уложенные наспех вчера, разъезжались, подпрыгивали. Гать прогибалась под тяжестью груза и, хлюпая, погружалась в трясину. Но всё новые и новые люди, сменяясь, налегали на натертые лямки, и мокрые, облепленные грязью орудийные стволы медленно двигались дальше.