О любви (сборник) - Наталья Нестерова

Потом позвонила Тамара Ивановна.

— Докторша вчера приходила к Зинаиде и не попала в дом. Когда домофоны устанавливали, у Зины ста пятидесяти рублей не было, поэтому ей переговорник не поставили, только ключ дали. К ней если кто приходит, звонит соседке внизу, та открывает. А я откуда знала?

— Но сегодня доктор в квартиру попала? Хорошо.

— Я этим мастерам позвонила, они теперь триста за установку хотят.

— Намек понял. Пусть делают.

Вечером Петров привез детскую одежду.

— Богато ребенка содержали, — оценила Тамара Ивановна. — А платья-то зачем? У нас же мальчики.

— Пол уточнить я не сообразил. Как Зина?

— Нервничает. Ты бы ее успокоил, что, мол, не обеднеешь от трат.

В квартире Петрова витал непривычный запах — лекарств и женщины.

— Здравствуй, Зинаида. Как самочувствие?

— Здравствуйте. Я понимаю, что это полное безобразие — мое присутствие здесь и все ваши хлопоты.

— Во-первых, пока ты была в бессознательном состоянии, мы перешли на «ты» и вообще страшно сблизились. Во-вторых, если ты такая понятливая, то убери с лица кислое выражение и не порть мне настроение. О, слезы. По какому вопросу?

— Я два дня детей не видела. Тамара Ивановна… — Зина не договорила и уткнулась в подушку.

Петров пошел разбираться с медсестрой.

— Пневмония бывает вирусная, — заявила Тамара Ивановна. — Три дня карантина положено.

— Но ведь она, пока не свалилась, была с детьми. Что, если мы ей издали их покажем? Дайте-ка мне эти платья потаповской внучки.

Зина увидела детей и рассмеялась. Ваня и Саня, наряженные в розовое и белое платья, с кружевными чепчиками на голове, смотрелись на руках у Петрова необыкновенно потешно.

— Они же мальчики! — хихикала Зина.

— Как? — изумился Петров. — С чего ты взяла? Как определяли? Да те ли это дети?

— Те, те, — кивнула Зина, — только подросли. Дайте мне их, пожалуйста.

Близнецы, увидав протянутые мамины руки, ответили встречным порывом.

— Нельзя, братцы, — остановил их Петров, — у вашей мамы карантин. Пошли купаться, там уже и воду напустили.

Тамара Ивановна от помощи в купании младенцев отказывалась, но Петров уверял ее, что Саня и Ваня имеют тенденцию к потопляемости, поэтому торчал в ванной. Они поиграли в знакомую игру «Съешь крокодильчика», потом Петров отнес вымытых и переодетых детей в комнату.

Ужинал дома с Зиной. Петров накрыл журнальный столик у Зининой тахты, сам сел в кресло перед телевизором. На середине кровавого боевика Зина мирно уснула Ее присутствие не раздражало Петрова — словно он завел ласкового котенка, и с его появлением все в доме стало по-другому, но не хуже. Правда, котенок не выселил бы хозяина на раскладушку…

Следующим вечером Зина решительно велела перевести ее домой. Тамара Ивановна устроила ей постель на диване в большой комнате, сама переночевала с малышами в детской.

Зина смогла помогать медсестре только через десять дней.

Тамара Ивановна прожила у Зины три недели.

Петров приходил почти каждый вечер, играл с малышами, развлекал разговорами Зину и Тамару Ивановну. На полчаса-час он окунался в атмосферу семейной жизни и должен был признать, что удушливой она ему не казалась.

Тамара Ивановна тихой сапой подталкивала его на решение материальных проблем соседки. Он не возражал, только посмеивался над простодушным лукавством пожилой женщины.

— Вот манежа нет, — вздыхала Тамара Ивановна, словно говоря сама с собой. — Так было бы хорошо — посади туда детей и живи спокойно. Двоим-то в кроватке тесно, а по полу дует, да и уползают они. Но где Зине на манеж денег взять?

На следующий день Петров приносил манеж.

— Уже неделю дети на улице не были, — сокрушалась Тамара Ивановна. — Конечно, разве я могу их в этой коляске возить? Вывалятся они, большие уже. Им нужна другая, с креслицами. Я видела, для близнецов спаренные делают. Дорогие, поди.

Петров покупал коляску.

Когда Зина поняла, кто раскручивает соседа на подарки, она настрого запретила Тамаре Ивановне подстрекать его, даже пригрозила, что вернет все обратно.

— Да что ты ломаешься? — уговаривала ее Тамара Ивановна. — У него же денег куры не клюют. В субботу дружки приходили в карты играть, так деньгами весь стол был завален. А ты нуждаешься.

— Это его деньги, и я ни в чем не нуждаюсь. Тамара Ивановна, вы бы на моем месте копейки чужой не взяли. Я же вижу, что вы за человек.

Тамара Ивановна, которая договаривалась только ухаживать за детьми и больной, готовила еду Зине и Петрову, стирала и убирала в двух квартирах. Она была настоящей труженицей — не присаживалась ни на минуту, пока была работа, которую она не должна, а могла сделать. У себя в семье она стала главной кормилицей: дочь уволили по сокращению с завода, зять пьянствовал, внуки учились в техникуме.

— С чего ты решила, что я безвозмездные подарки делаю? — Петров изобразил не только изумление, но и легкую обиду, когда Зина попросила его не покупать им больше вещи и продукты. — Я, Зиночка, бизнесмен. А где ты видела бизнесмена, который швыряет деньги на ветер?

— Правда? — обрадовалась Зина. — Значит, ты как бы нам в долг даешь?

— Что значит «как бы»? Ты меня пугаешь. Я начну думать, что ошибся с вложением денег.

Петров слегка выпил, актерствовать под хмельком он любил, и получалось у него неплохо. Но Зина все-таки подозревала, что он дурачится.

— Я совершенно серьезно. — Она внимательно заглядывала ему в глаза.

— Здесь шутки кончаются. Деньги-то немалые, — строго сказал Петров. — У меня, кстати, все траты зафиксированы.

Петров достал записную книжку, помахал ею в воздухе и быстро убрал, чтобы Зина не вздумала ее посмотреть.

— Я не смогу в ближайшее время с тобой рассчитаться, во всяком случае полностью. Приедет Игорь…

— Минуточку, — остановил ее Петров, — давай выясним отношения. Я на тебя и твоего мужа совершенно не рассчитываю. Мои должники — это Ваня и Саня. В старости, когда я буду дряхл, немощен и разорен, они мне принесут денежки на блюдечке из голубой каемочки.

— С голубой каемочкой, — поправила его Зина и улыбнулась. — Очень хорошо. А то я, знаешь, какой-то содержанкой себя чувствовала.

Теперь усмехнулся Петров. Содержанка! Уморила! Знала бы она, во что они обходятся, содержанки! Сегодня он присутствовал при телефонном разговоре молоденькой певички Анфисы, которую раскручивали на телевидении, и Ровенского.

— Юрик! — верещал голос Анфисы из динамика громкой связи. — Я хочу кофточку купить!

— Почем нынче кофточки? — довольно улыбаясь, спросил Ровенский.

— Пришли мне с водителем две тысячи баксов, постараюсь уложиться. А вечером идем лобстеров кушать, я помню, милый.

Но когда через несколько дней Зина показала бумагу — ее обязательство за детей, Петрову стало противно. Он читал: «Я, Зинаида Олеговна Бойко, паспорт серия… номер… проживающая… действуя за моих несовершеннолетних детей, Александра и Ивана, составляю настоящую расписку о том, что мои сыновья, Александр и Иван, по достижении совершеннолетия обязуются вернуть Петрову Павлу Георгиевичу три тысячи долларов США за помощь, оказанную мне при воспитании моих сыновей…»

— Это Валя по моей просьбе сделала, — говорила Зина, пока он читал. — Как только смогу выходить на улицу, заверю у нотариуса. Ты, пожалуйста, подпиши вот здесь: «С условием расписки согласен».

— Откуда взялась сумма? — поинтересовался Петров.

— Павел, я умею считать деньги.

Зина видела, что он старается скрыть неприятное впечатление, которое произвела на него бумага. В самом деле, человеку доставляло удовольствие делать добрые дела, а тут ему говорят: в отдаленном будущем получите за них денежки.

Зина забрала листок, двумя руками взяла его руку:

— Павлик, если бы не ты, мы бы, наверное, погибли. Я уж точно была к этому близка. Тут даже всякие слова благодарности теряют смысл. Ты нас просто спас.

Она поднесла его руку к губам и поцеловала.

Петров на секунду застыл. Он пережил мгновенную смену чувств. Вместо раздражения, даже брезгливости — растерянность и теплота. Перед ним стояла не замученная мать семейства, не болезненная девочка-подросток, а женщина. Очень симпатичная, надо признать, женщина.

Теперь он взял легкие Зинины руки, поднес к своим губам и по очереди поцеловал.

— На самом деле это я отогрелся рядом с вами. С тобой, — не удержался он от заигрывания.

Петров смотрел на нее ласково и чуть насмешливо. Зину позабавила столь быстрая смена его настроения, и ей были приятны знаки внимания, от которых она успела отвыкнуть.

— По-моему, — она заговорщически улыбалась, — получилось ну очень патетично.