Краденая невеста 2 - Кира Шарм

– Саида.

Голос Давида звучит слишком глухо.

Кадык резко дергается, когда он шумно сглатывает.

По- прежнему пронзает меня взглядом. Теперь уже тяжелым. Напряженным.

Вижу, как напрягаются стальные мышцы на его груди. Вены вздуваются на шее и руках…

– Ты самая прекрасная женщина на свете. Для меня. И ночью была еще прекраснее!

Ага. С запрокинутой головой. С закатившимися глазами. Разметавшимися волосами и… Изгибающаяся. Бьющаяся в той дикой, безумной агонии! Я же, кажется, что-то и кричала… И…

Ох…

И не только кричала, понимаю, замечая глубокие царапину на его шее. Это ведь отметки моих ногтей!

Нет, ну почему выражение «провалиться сквозь землю» только фигуральное? Я бы с удовольствием сейчас бы провалилась! Навсегда!

– Нет ничего прекраснее того, что происходило ночью между нами.

Давид поправляет упавшую на лицо прядь волос. Снова не дает мне хоть так от него закрыться.

Его лицо становится еще больше напряженным.

Он с силой сжимает челюсти. Так, что я даже слышу хруст его зубов!

Его взгляд жадно скользит вниз. Заставляет бешено, безумно забиться венку на шее. Опускается на грудь, и глаза вспыхивают алчным блеском.

Рывком дергаю на себя одеяло. Пытаюсь прикрыться. Судорожно натягиваю на живот, впиваясь в ткань с такой силой, что белеют костяшки.

Но Давид обхватывает мои руки.

Качает головой, пронзая меня глазами… В самое сердце, которое тут же отдается гулким ударом.

– Не прячь себя, Саида. Ты прекрасна.

Его голос срывается на хрип.

Соски начинают гореть. Краска снова заливает лицо.

А он просто тянет на себя одеяло. Вниз. Оставляя меня абсолютно беззащитной. Полностью обнаженной.

При свете дня это выглядит совсем иначе!

Порочно. Дико. Запретно.

– Самое прекрасное, что можно видеть. Удивляюсь, как я не ослеп за эту ночь!

Всхлипываю, когда мощные руки обвивают меня.

Давид подхватывает меня легко, как пушинку.

Поглаживает мои бедра, унося из кровати. На которой алым пятном багровеет след моей утраченной невинности. Прямое доказательство того, что обратной дороги нет!

– Я… Сама…

Покачиваюсь, когда Давид опускает меня в ванную.

Но он будто и не слышит. Придерживает меня одной рукой, второй регулируя воду.

А там, внутри, все горит! Удивляюсь, как я вообще способна сдвинуть ноги вместе! После вчерашней ночи я, наверное, и сесть не способна!

Складочки дрожат и пульсируют. Чувствую, как снова выделяется влага.

Но… На внутренней стороне бедер запекшаяся кровь. Нужно смыть. Очиститься. И меньше всего я хочу делать это при нем!

– Давид. Пожалуйста. Мне нужно… Остаться здесь одной…

Бросаю на него умоляющий взгляд.

– Больно?

Он возвышается передо мной всем своим огромным могучим телом.

Вспыхиваю снова, понимая, что Давид возбужден.

Его огромный орган уже торчит вверх. В тугих венах, оплетающих каменный ствол, черными толчками бьется кровь…

Мягко проводит рукой по моему животу.

И я вздрагиваю. Жар снова растекается по венам…

Опускает руку ниже… Плавно раздвигая мои губы там….

– Давид!

Выдыхаю, резко сжимая ноги.

– Саида. У тебя больше не может, не должно быть от меня секретов!

Его рука не останавливается. Двигается дальше. Глубже. Пальцы плавно раздвигают мои складочки… Добираются почти до самого лона…

– Тем более, таких. Я должен знать, как ты себя чувствуешь. Я не должен был повредить тебя, но…

– Все в порядке, – шепчу, прикусывая губу.

Все саднит. Мне кажется, что меня до сих пор распирает огромный член, на который он меня нанизывал раз за разом. Но… Там точно ничего не повреждено!

– Нужно смыть кровь.

Давид переступает бортик ванной.

Напряженно смотрит в мое лицо, и вдруг резко становится на колени.

– Я буду нежным, – выдыхает сквозь зубы со свистом, выдавливая на руки гель…

Оххххх…. Он что? Сам собрался меня мыть? Нееееееет!

Давид

Теплая. Разомлевшая. Охиренно сладкая.

Смущается. Закрыться пробует. Во мне зуд по всей коже проносится, когда понимаю, как хочется ей сбежать!

Не понимает, глупая. Маленькая.

Какая она сейчас желанная!

Близкая. Разомлевшая. С перепутанными после нашей страсти волосами. С лихорадочным блеском после того, как брал ее, в глазах! С этим румянцем и распухшими от моих губ губами… Они теперь цвета совсем спелой вишни… Почти черной… И… твою мать! Еще вкуснее! Еще ароматнее! Еще больше манящие, чем прежде!

Член подпрыгивает. Не просто встает колом. Сдавливает на хрен все внутренности. В мозгах звенит от того, как ее хочу, еще сильнее, чем в яйцах.

Нежная моя. Трепетная. Такая страстная! Такая настоящая, такая искренняя в том, как отдавалась! Без капли притворства или жеманства.

Я эту чувственность жрать готов снова и снова. И не насытиться.

Глупая.

Стесняется.

Не понимает еще, как прекрасна. Какая она желанная. Как мозги мне сносит от одного ее вот этого утреннего запаха. От того, что она так близко и разомлевшая.

Приходится прикусить внутреннюю сторону щеки. Крупно. Серьезно. До крови.

А ребра проламывает ударами.

Потому что моя!

Моя любимая. Моя женщина! Моя жена!

Моя, моя, моя!

Вся моя. Без остатка!

Не потому, что завладел. Украл. Присвоил.

Ни хрена! По тому, что в глазах ее видел! И вижу! По тому, что слышу в каждом ударе ее сердца! В каждом всхлипе, когда она извивалась подо мной! В моих руках!

И стер бы пальцами сейчас это ее глупое смущение.

Заласкал бы. Зацеловал бы так, чтобы снова ее глаза пьяными, одуревшими стали!

Как вспомню этот взгляд с туманной дымкой, так самого ведет.

Дико. Одержимо. Хочется в нее вонзиться. Снова . И снова. Под ребра. Туда. В самую глубь!

Чувствовать, как она для меня распахивается. Как сжимает своими до одури, до моего озверения, тугими створками! Как каждая вена моего члена внутри нее впечатывается в мягкую узкую плоть. Оставляя внутри моей женщины свой отпечаток. Намертво. Навечно! Навсегда!

И меня ведет. Планки срывает.

Ставлю ее под горячие струи воды.

Опускаюсь, а в самое нутро, не просто в ноздри, забивается ее одуренный запах.

Сладкий. Терпкий. Дурманный.

Еще сочащийся нашим неуемным желанием. Нашей невозможностью насытиться друг другом!

Блядь!

Я буду брать тебя снова и снова! Зашторю на хрен все окна. Разгоню всех из дома!

Любить. Ласкать. Так, чтобы все твои губы онемели и распухли еще сильнее! Чтобы ты даже пошевелиться не могла! Единственное, на что будешь способна, это выкрикивать измученным ртом мое имя! И цепляться за шею, когда я буду носить тебя на руках! Ходить уж точно не сможешь!

Жилы сейчас, кажется, порвутся, от того, как приходится себя сдерживать. Лопнут.