Однажды ранней осенью - Игорь Парфенчук

– Света, вы никуда не упадете, – это я приступил к своим обязанностям психолога, – у вас устойчивая поза на четырех точках, вы зафиксированы думающей частью тела в стабильной металлической конструкции, а ваша тяжелая часть находится на площадке, что исключает возможность внезапного перемещения на первый этаж.

К чему эти ненужные страхи? Можете смело смотреть вниз. Плюньте на собравшихся там зевак. В прямом и переносном смысле. Или даже освободите на них желудок – нечего радоваться чужому горю! Жизнь прекрасна! Когда все закончится, у вас останутся яркие незабываемые воспоминания. Вам будут завидовать все подруги!

О вас напишут и возможно снимут кино. Ну не с вами в главной роли, а с другой артисткой. После выхода фильма в прокат вы потребуете свой гонорар за авторство сюжета! Вы станете неслыханно богаты! О вас опять напишут!

Сейчас эти сильные мужчины, которые конечно отводили глаза, когда вас укрывали, освободят ваше прекрасное тело. Мы все встанем и разойдемся каждый по своим делам.

Но освободить Свету не удавалось. После недолгого совета МЧСовцы стали пилить прутья!

– Ай – яй – яй! Больно! Больно! Больно!

– Света, Света, успокойтесь. Ну чуточку потерпите!

– Мне воздуха не хватает. Шея болит!

Ситуация принимала нехорошее направление. Свету колотил озноб. Шея посинела. Пилить прутья ножовкой стало опасно. Руками или с помощью инструмента не разогнуть. И мы приняли совместное решение – срезать болгаркой часть ограждения с обоих концов вместе со Светой посередине и отвезти ее на освобождение в больницу. Дело нехитрое: раз – два и оба стояка из арматуры обрезаны.

Ноги у Светы дрожали, подкашивались, идти сама отказалась. Привести ее в горизонтальное положение нельзя – мешает конструкция, пришлось посадить ее мне на плечи а двум спасателям, спереди и сзади страховать нас, придерживая за края спиленного пролета поднятыми вверх руками.

Спустились не без труда. С отметками на стенах на всем нашем долгом пути и со злорадными улыбками соседей, стоящих в проемах дверей квартир.

– Завтра снимаем еще два дубля, – это выкрикнул я, чтобы облегчить страдания Светы и ввести в заблуждение жителей дома, – закругляемся мальчики, закругляемся!

В скорую помощь Света с решеткой на шее не помещалась. Выручила бортовая машина спасателей.

Так и ехали под удивленными взглядами прохожих – женщина с решеткой на голове в центре кузова, двое здоровых мужиков по бокам, придерживающие эту конструкцию и врач в белом халате подставивший обе руки под подбородок той женщины.

Дни текли медленно, и я был рад этому. Куда спешить. Впереди октябрь, ноябрь. Обледенение как обычно. Не дай бог вернется двухтысячный год, когда в ноябре повалились деревья, попадали столбы, месяц восстанавливали электропитание. По улицам не пройти – сплошное стекло. Техники для очистки завалов не хватает. В домах холодно. За водой ходили к колодцам. Вычерпывали до донного ила. За хлебом длиннющие очереди. Не более двух буханок в руки. Дети мерзли. Спали в шубах и валенках. В больнице кого могли, выписали, лежачим давали по три одеяла. Как люди радовались, когда все закончилось.

А сейчас – красота. Временная непогода отступает. Буду как и раньше ходить домой пешком. Полезно для тела и души. Выходишь с работы и домой идти неохота. Сворачиваешь в переулок, потом на незнакомую улицу. На такую, где нет высоких стандартных кирпичных коробок. Медленно идешь вдоль чередующихся одноэтажных домиков. Украдкой смотришь во двор. А во дворе люди повыходили из дому, разложили на столе спелые помидоры, огурцы. Разрезают их, посыпают солью и со смаком едят.

Или молодые родители собирают урожай яблок со своими маленькими детками. Папа залез на лестницу, приставленную к ветвистой яблоне, срывает красно – желтый плод, передает его вниз. Мама берет яблоко из папиных рук, показывает его деткам, отдает им, маленький мальчик или девочка осторожно кладут его в ящик.

Петух охраняет свой гарем из десятка кур, которые расположились на обмостке под окнами дома. Куры поджали лапки, лежат, всем туловищем прильнули к теплому бетону. Петуху нельзя расслабиться. Он на страже. Важно подходит ко всем по очереди. Постоит немного, посмотрит свысока и переходит к следующей, не забывая при этом оглянуть весь двор.

Большая собака на цепи, которая лежит у самых ворот, разморилась от солнышка, вяло отрывает голову от земли и для проформы раз гавкнет. На большее нет сил и желания: – Приходите когда будет попрохладней – уж я вам тогда выдам!

Я житель многоэтажки. Наверно это присуще каждому кто живет в большом многоэтажном доме – тоска по жизни на земле. В таких вот маленьких и не очень домиках, выстроившихся вдоль асфальтированной дороги.

Идешь по улице и думаешь: – Вот в этом доме я бы жил. Или в этом. Или в том. Аккуратный забор, покрашенные окна, заасфальтированное крыльцо и дорожка от ворот. Во дворе маленькая беседка, увитая виноградом. Хотел бы я сидеть в этой беседке, когда идет дождь. В одиночку, наблюдая как отряхиваются от дождя воробьи на ветках или с друзьями – за бокалом вина.

– Игорь, сколько можно там сидеть! Хватит, заходи в дом!

А заходить в дом и не хочется. Уже смеркается, а сидел бы и сидел.

У себя на пятом этаже видишь дождь только из окон, а если выйдешь на балкон, так сразу окажешься мокрым. Холодные капли попадают за воротник, струйки воды стекают по лицу, намокают ноги, и всякое желание дальнейшего общения с природой исчезает.

Может быть когда – то, когда дети вырастут, окончат школу и институты, устроятся на работу и заведут свои семьи, а мне с женой станут платить приличную заработную плату, у нас появятся деньги чтобы купить маленький домик с кусочком земли и небольшой беседкой увитой виноградом. А пока остаются только эти прогулки.

С утра в больнице опять была уборка территории. Накануне ночью дул сильный ветер. Все – таки осень: днем тепло, ночью прохладно. Воздух остывает. Слои теплого и холодного перемещаются, возникает ветер. Шумит, осыпается листва.

Вдоль центральной аллеи больницы растут каштаны. Уже полностью созрели. Не знаю, кому пришло в голову посадить их там. Да – красиво. Когда цветут. Когда деревья с густыми кронами. Летом тень, прохлада. Ходячие больные по вечерам прохаживаются. Когда сильный дождь внезапно застал на улице, можно укрыться под деревом. Это весной и летом. Осенью, падающие листья и раздавленная кожура на асфальте, которые чуть не ежедневно приходится убирать, и самое главное – перезревшие каштаны, падающие на головы посетителям больницы и медперсоналу.

В эту пору аллею обходят стороной, чтоб не получилось как в фильме «Бриллиантовая рука»: «Черт побери!», или чтобы не произошла мелкая черепно – мозговая травма в виде шишки на голове.

Завхоз хотел спилить каштаны. Даже договорился с бригадой энергоучастка, у которых есть вышка. Но все расстроилось, когда местные «зеленые» принесли главврачу карту города с конкретно указанными на ней каштанами и сообщением о крупном штрафе за каждое спиленное дерево.

Главврач расстроился, я нет. Деревья, как и мы живые дети природы. Им тоже больно, холодно. Они боятся за себя и наверняка радуются, когда у них созревают плоды. И каждое дерево мечтает, чтобы от упавшего на землю плода произросло другое дерево, маленький каштанчик – сынок большого каштана.

Наверно есть какой – то высший смысл в том что кто – то их посадил, что они выросли. И не какому – то завхозу или даже главврачу решать их судьбу.

А листья и рассыпанные плоды убирать мне не трудно. Да и всем работникам больницы, так я смотрю, тоже. Чем сидеть в провоняных лекарствами и язвами больных кабинетах, лучше побыть на воздухе.

Все дружно метут аллею. Посмотришь – душа радуется. Но нет искорки в трудовом порыве.

Во избежание производственных травм я предложил всем одеть каски. Завхоз шутки не понял, смотался на склад и принес три штуки, которые больница получила для сантехников.

Одну их них одел сам, вторую взяла сестра – хозяйка Лора, тоже лишенная чувства юмора, да и вообще серого вещества. Хотя я бы на ее месте каску не одевал. Показывают же передачи по телевизору, как от полученной травмы головы человек делается умней. А вдруг и с ней произошло бы подобное чудо! Хотел ей об этом намекнуть, но вспомнил визит ко мне девочки Яны. Наверно не простила меня до сих пор.

Третью каску одел я. Но совсем не потому что лишен чувства юмора, а потому что я бывший военный, и мы на боевом задании всегда в касках. И во вторых – потому что главврач попросил меня по возможности посбивать каштаны палкой. Наверно зажарить захотел. Подобрать их потом и занести ему что – ли?