Сезон охоты - Светлана Алешина

— Ага, — Света мотнула своей упрямой головой, — только лицо какое-то недоброе, хмурое какое-то. Рот неприятный. Вот такой, — Света сделала кислую мину, опустив углы рта, — и говорил резко так, с наездом. Только когда Людка его осадила немного, начал уговаривать. Сто баксов обещал.

— А одет во что?

— В плащ кожаный, тоже черный, ха-ха, — развязно продолжила Света, — пахло от него этой, как его…

— «Уан мэн шоу», — назвала я распространенную марку мужского парфюма.

— Не-е, — пренебрежительно отозвалась Света, — «Фаренгейтом» несло. Это покруче, — с достоинством добавила она.

— Согласна, — дружелюбно улыбнулась я, — еще что-нибудь добавить можешь?

— Не-а, — ее рука инстинктивно потянулась за деньгами, — да, то есть могу, — вспомнила она, — если ты добавишь.

Я достала еще пятьдесят рублей. Света разочарованно вздохнула, но, видно, согласилась дополнить данную мне информацию за столь незначительную сумму.

— Говорил еще, что дяди крутые будут, и если Люська все как следует сделает, заработает никак не меньше трехсот гринов.

Света на миг задумалась.

— Это все?

— Все.

— Раньше ты этого дядечку не видела? — на всякий случай спросила я.

— Видела, — был ответ.

— Где, если не секрет?

— Секреты продаются и покупаются, — хитро улыбнулась она.

Я достала еще пятьдесят рубликов.

— Не-е, так дело не пойдет. — Света пренебрежительно выпятила губы и, словно соскучившись, завертелась на каблуках.

Я уступила, как говорится, просьбам трудящихся и выудила из кошелька еще полсотни.

— Другое дело, — довольно улыбнулась Света, — в баньке одной видела. Я туда не отсюда попала. Тогда я еще этой чернухой не занималась. Подружка одна предложила съездить в сауну с крутыми дядями. Вот мы и поехали.

Света замолчала.

— Ну и… — попробовала я ее подтолкнуть.

— Ну и… — в тон мне сказала она и сделала характерный жест большим и указательным пальцем, намекая на деньги.

Я покорно достала сотку, но спрятала обратно в кошелек пятидесятирублевку. Вот ведь цыганская порода: вымогает и вымогает!

— Там я его и встретила. А дяди, как видно, шишки были, — не без гордости сообщила Света.

— Чиновники, управленцы, бизнесмены?

— Да, да, чиновники важные. Что-то о бюджете трепались. Как бы его так крутануть, чтобы себе в копилки что-нибудь ссыпать. Только этот чернявый вроде как при них был. В разговоры ихние не лез, но все старался в рожу заглянуть, словно лизнуть собирался…

Она выразительно посмотрела на меня. Я молча расплатилась со Светой, полагая, что больше никакой ценной для меня информацией она не обладает, и вернулась в машину.

— Давай, Вить, побыстрее отсюда. Тошно что-то, — только и сказала я, сев на свое место.

— Какие мы чувствительные! — Маринка, похоже, обиделась на то, что ее многоминутное ожидание не получило должного вознаграждения в виде подробного отчета с моей стороны.

Глава 4

Засим мы решили на сегодня расстаться, вернее, так решила я на правах старшего по должности. И хотя мои полномочия главного редактора «Свидетеля» заканчивались с окончанием рабочего дня, никто возражать не стал. Сначала мы завезли Маринку в ее коммуналку, потом Виктор доставил меня в мои трехкомнатные апартаменты. Чтобы Виктору не пришлось добираться до дома на перекладных, я настояла, чтобы он ехал домой на моей «ладушке», а завтра утром, после моего звонка, приехал бы ко мне и отвез в редакцию. Может, у Виктора на этот счет были свои мысли, не знаю, во всяком случае, он мне о них ничего не сказал, чем я и воспользовалась. То есть воспользовалась его молчанием, которое посчитала за согласие.

Утром я люблю поспать подольше. Особенно в тех случаях, когда накануне поздно ложусь. Может, кто-нибудь устроен по-другому, но мой молодой организм нуждается в полноценном ночном отдыхе. Нагло пользуясь тем обстоятельством, что Сергей Иванович Кряжимский, мой зам, взвалил на свои плечи львиную долю моих обязанностей главного редактора, я позволяла себе иногда не заводить с вечера будильник и просыпаться не от его надрывно вибрирующего звука, а естественным образом.

Под утро я впадала в сладостное состояние полубодрствования-полудремы, которое незаметно, исподволь перетекало в ощущение парящей легкости, когда руки и ноги наливаются силой, в голове заново рождается мир, погибший вчера вместе со мной, ресницы сами собой взлетают и глазам открывается прекрасное, как в сказке Шахразады, утро. И даже не важно, ясный ли за окном день или льет как из ведра, — солнце у меня в душе. А рядом молчаливый друг будильник, и он из-за этой своей молчаливости становится еще ближе и роднее.

На этот раз все было не так. Вернее, не совсем так. Будильник я с вечера трогать не стала, только пожелала ему спокойной ночи, а вот про еще одного друга-приятеля забыла. Поэтому плавно текущий процесс пробуждения был напрочь скомкан, и я очнулась от верещания телефонного звонка.

— Алло, — не открывая глаз, я нащупала трубку и поднесла к уху.

— Доброе утро, Ольга Юрьевна, — нагло заявил мужской голос, показавшийся мне знакомым.

— Пусть будет по-вашему, — пробурчала я, — но лично я так не считаю.

— Что я слышу! — взял фальшивую ноту удивления голос. — Прямо уныние ослика Иа. На вас, Ольга Юрьевна, это не похоже.

— Кончай ерничать, Лютик, — наконец я узнала моего абонента, Романа Лютикова, с которым не общалась уже около года, — че тебе не спится-то?

— Во-первых, Бойкова, — Роман сменил тон на более серьезный, — я обычно сплю ночью, когда ночью не пью. Во-вторых, если я тебя разбудил, то прошу извинить, а в-третьих и самое главное, если ты узнаешь, что я тебе приготовил, ты забудешь про всякий сон, а станешь ползать передо мной на коленях и упрашивать, чтобы я поскорее тебе все выложил.

— Ну это навряд ли, — позволила я себе высказать недоверие, и в это самое время что-то торкнуло у меня в голове, потому что я знала, где работает Рома.

Лютиков работал в одной газетке демократического толка под названием «Глас народа», которая хоть и давала частенько острые материалы, но выходила таким мизерным тиражом, что эти самые материалы оставались практически никому не известными. Тем не менее Рома работал там уже не первый год. Может, из-за своего упрямства — а этого ему не занимать, — а может, по каким-то другим причинам, которых я не знала. Во всяком случае, там у него была возможность писать то, что он думает, хотя не всегда (да что там не всегда, почти никогда!) его критические наблюдения получали в городе широкий резонанс. Не один раз, зная его способности и нюх на сенсации, я пыталась переманить его к себе, но он всегда отказывался, мотивируя это надеждами, которые на него возлагало его либеральное начальство.

— Короче, Бойкова, — сказал он, — через час подгребай к Дому офицеров.

— Погоди-ка, Рома, — торопливо, боясь, что он положит трубку, сказала я, — давай лучше я к тебе подъеду.

— Ну нет, — заартачился он, — делай, как я сказал.

И повесил трубку.

Я сидела на постели и еще несколько секунд держала трубку возле уха, слушая короткие гудки. Потом все-таки положила ее на аппарат и кинулась на поиски сумочки, где у меня записная книжка. На розыски ушло не более пяти минут, но когда я наконец дозвонилась до «Гласа…», там мне ответили, что Лютиков в редакции еще не появлялся. Значит, он звонил из дома, решила я и, торопливо найдя его домашний телефон, попыталась дозвониться туда. Насчитала восемнадцать длинных гудков и только после этого повесила трубку. Во рту стало сухо и противно. Где еще искать Лютикова, я решительно не знала. Я прошла на кухню, достала из холодильника ополовиненную пачку апельсинового сока и принялась жадно пить прямо из отрезанного носика. Утолив жажду, позвонила Виктору и направилась в ванную.

Может, все еще обойдется, и Ромка не станет третьей жертвой, думала я, принимая душ, наскоро перекусывая и наводя марафет. Очевидно, что есть какая-то информация, из-за которой погибли уже два журналиста. Можно было бы списать эти два происшествия как случайные, если бы Коромыслов и Егоров не позвонили перед этим мне и не сообщили, что у них кое-что есть для меня. До смерти Егорова я вообще-то думала, что Коромыслов пал жертвой нелепой случайности, что его зарезала проститутка, которую он выиграл в бильярд. Но после гибели Егорова все стало выглядеть в совершенно другом свете. Но что именно Коромыслов и Егоров знали и хотели мне сообщить?

Виктор посигналил из машины. Я уже наготове. Тут же вышла, заперла за собой дверь и спустилась вниз.

— Привет, — бросила я, — едем к Дому офицеров. У меня там встреча с одним журналистом, — пояснила я и, вспомнив, что сегодня еще не курила, достала сигарету.

ГДО, как сокращенно именовался Гарнизонный Дом офицеров, главным фасадом выходил на довольно узкую улицу, по противоположной стороне которой тянулась выкрашенная в черный цвет металлическая ограда парка Липки. Другим своим фасадом ГДО смотрел на еще менее широкую улицу, которая упиралась в эту самую ограду. Остановить машину там можно только на стоянке, перед главным фасадом.