Звездная дорога - Олег Авраменко

— Не понимаю, о чём ты говоришь, — произнёс я, почти мгновенно совладав с собой. — Что я могу сделать?

— Взять меня с собой, — объяснила Дженнифер. — Или ты передумал совершать «прыжок самурая»?

— Что?.. Ах, это? — Я чуть не застонал от облегчения. — Так ты знаешь?

— Знаю. И очень на это рассчитываю. Вчера я была в ангаре и видела твой челнок. Один офицер, который пытался приударить за мной, сообщил мне по секрету, что ты собираешься выпрыгнуть из корабля в гиперпространстве, на полпути к Дамограну. Тогда я поняла, что это — мой единственный шанс.

— А тебе не сказали, насколько опасен такой прыжок?

— Сказали. Тот офицер не отрицает, что ты отличный пилот, но, по его мнению, мозги у тебя набекрень.

— Возможно, он прав, — заметил я и внимательно посмотрел на неё. — Ты действительно хочешь составить мне компанию?

Дженнифер решительно кивнула:

— У меня нет другого выхода. Лучше погибнуть, чем провести всю жизнь в тюрьме.

— Ну, насчёт всей жизни ты малость преувеличиваешь...

— Не преувеличиваю! Мой муж позаботиться о пожизненном приговоре без права амнистии и самом строгом режиме содержания. Я выставила его на посмешище своим бегством и, особенно, этим ограблением. Сейчас над ним смеётся вся планета, а он человек болезненно самолюбивый. К тому же... — Дженнифер умолкла в нерешительности. — К тому же, над ним исподтишка посмеивались ещё до моего бегства.

— Почему?

— Ну, видишь ли... — смущённо произнесла она. — Дело в том, что... Короче, он старый импотент, а я молодая... молодая нимфоманка.

Я откинулся на подушку и громко захохотал. Смеялся я главным образом над самим собой, над собственной паранойей. В последнее время мне всюду мерещились шпионы (что, впрочем, вполне объяснимо — моя деятельность приобретала поистине вселенские масштабы), я даже принял за подсадную утку эту, пусть и умную, хитрую, проницательную, но крайне озабоченную... во всех отношениях озабоченную своими проблемами женщину.

— Если бы ты знал Купера, — продолжала Дженнифер, когда я успокоился, — то понял бы, в каком положении я оказалась. Подать на развод я не могла, потому что не имела шансов выиграть бракоразводный процесс. Муж прогнал бы меня из дома без гроша в кармане и с клеймом блудницы.

— Ах да, — сочувственно произнёс я. — У вас же сильны позиции Церкви Второго Пришествия.

— У нас это почти государственная религия. А мой отец, хоть и член Верховного Суда, не пошевелил бы и пальцем, чтобы помочь мне. Он ненавидит меня с самого рождения, из-за смерти матери.

— Твоя мать умерла при родах? — удивился я.

— Нет, чуть позже. У неё была послеродовая депрессия, и она покончила с собой. — Дженнифер горько вздохнула. — По большому счёту, у меня никогда не было настоящей семьи. Отец совершенно не уделял мне внимания, а как только я выросла, фактически продал меня Куперу. Нелюбимая дочь в обмен на пожизненное членство в Верховном Суде — с точки зрения отца это была очень выгодная сделка.

Несколько минут мы лежали молча. Я думал о том, насколько можно доверять Дженнифер. Интуиция подсказывала мне, что сейчас она честна со мной, хоть и не до конца откровенна. А я привык полагаться на свою интуицию — в этом я тоже похож на папашу. (Правда, однажды хвалённая интуиция здорово подвела моего отца, в результате чего, собственно, я и появился на свет... Впрочем, это долгая история, и в ней до сих пор осталось много неясного. По крайней мере, для меня.)

Наконец Дженнифер поднялась с кровати и надела халат.

— Уже встаёшь? — спросил я.

— Да. Сейчас закажу завтрак и приму душ. Тебе подать в постель?

— Что? Душ?

Она рассмеялась:

— Нет, завтрак.

Я отрицательно покачал головой:

— Мой аппетит ещё не проснулся.

— Разбудить?

— Как?

— Вот так! — Дженнифер наклонилась и жарко поцеловала меня в губы. — Теперь твой аппетит проснулся?

Я привлёк её к себе, и она повалилась рядом со мной на постель.

— Проснулся, да не тот, — сказал я. — Может, завтрак подождёт?

— И душ тоже, — согласилась Дженнифер.

4. ЭРИК

Я вышел из Туннеля на краю широкой поляны, посреди которой возвышался двухэтажный кирпичный дом с остроконечной черепичной крышей. За моей спиной шептались на слабом ветру оранжевые кроны деревьев, а чуть поодаль, в густой высокой траве такого же цвета, беспечно резвилась стайка белкоподобных существ с золотистой шёрсткой, ничуть не напуганных моим появлением из воздуха. Пушистики давно привыкли к подобным штучкам и воспринимали их как должное, правда, обижались, когда кто-нибудь из гостей сваливался им прямо на головы (а, впрочем, кому бы это понравилось?). Я же совершил «посадку» в обычном для себя месте, которое Дианины зверушки хорошо знали и старались обходить стороной.

Первым делом я огляделся вокруг, выискивая взглядом Ладислава, но никого не увидел и хозяйским шагом направился к дому. Говоря «хозяйским», я вовсе не преувеличиваю. Здесь я не был гостем — ни желанным, ни даже дорогим, — здесь я был своим человеком и мог приходить сюда когда угодно, как домой, не предупреждая о своём визите. Хотя обычно я предупреждал; такое правило я ввёл для себя с тех самых пор, как лет в четырнадцать нагрянул нежданно-негаданно и застал Диану с Артуром — ужасно смущённых и, наверняка, побивших мировой рекорд по скорости одевания. После этого инцидента Диана установила защитные чары, блокировавшие доступ внутрь дома из Туннеля, а дядя Артур, насколько мне известно, здесь больше не появлялся. Тем не менее, я взял себе в привычку загодя предупреждать о своём появлении — лучше перестраховаться, чем снова попасть в такое неловкое положение.

Правда, сегодня я никого не предупреждал, потому как предупреждать было некого. Утром, незадолго до того, как со мной связался Ладислав, я разговаривал с Дианой. Она на часок заглянула в Солнечный Град, сообщила, что собирается пару недель погостить в Авалоне, и попросила меня присматривать за пушистиками (как будто с ними может что-то случиться) и время от времени поливать клумбу с сумеречными розами перед домом. Ей, дескать, будет не до этого — недавно у Бренды появилась «обалденная машина», такая крутая, что... Впрочем, меня не проведёшь. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов и «обалденную машину», но для Дианы это скорее предлог, чтобы вновь объявиться в Авалоне, так сказать, совместив полезное с приятным — а под приятным я подразумеваю дядю Артура.

Я шёл к дому, думая о том, что вряд ли тётя Дана обрадовалась гостье, и её чувства можно понять. Как и чувства Дианы. Я сочувствовал им обеим, вернее, всем троим, безнадёжно запутавшимся в любовном треугольнике; однако «болел» я строго за Диану, которая была мне как родная сестра... Но-но, отставить! Если я говорю «как сестра», значит так оно и есть. Я не лицемерю, в отличие от некоторых родственничков — не буду называть имена...