Богиня победы - Николай Федоров

— А теперь, — продолжал Мишка, — наша подопытная будет выполнять команды.

«И откуда он это дурацкое слово «подопытная» раскопал», — подумал я.

Между тем, Мишка снова покрутил ладонями у моей головы и сказал замогильным голосом:

— Встаньте и идите.

Я встал, медленно, как привидение, побрёл вперёд и чуть не свалился со сцены из-за проклятых очков. Мишка едва успел ухватить меня за свитер.

— Вот видите, — сказал он. — Она ничего не соображает. Она крепко спит.

«Сам ты ничего не соображаешь, — уже со злостью подумал я. — Не мог очки послабее найти».

В зале уже слышались смешки. Мишка вошёл в раж. Он снова усадил меня на стул и сказал:

— А сейчас мы зададим нашей подопытной несколько вопросов. И хотя она спит глубоким сном, она будет отвечать.

У меня внутри всё прямо закипело. Какие вопросы?! Ни о каких вопросах мы не договаривались. «Ну, ладно же, — со злорадством подумал я. — Я тебе покажу вопросы!»

— Для начала, — продолжал Мишка, — скажите нам, подопытная, как вас зовут.

— Травиата, — ответил я басом.

— Прекрасно, — сказал Мишка, ничуть не смутившись. — Скажите, Травиата, сколько будет шестью четыре?

— Сто, — сказал я.

— Вот видите, — сказал Мишка, — гипноз помог нам выяснить, что наша подопытная слаба в математике.

— По географии спроси! — крикнул кто-то из зала.

— Можно по географии, — сказал Мишка, вдохновлённый успехом, — Скажите, какая самая длинная река в мире.

— Карповка, — сказал я.

— А кто написал Хаджи Мурат?

— Робинзон Крузо.

— Ну вот, — сказал совершенно довольный Мишка. — Мы выяснили, что наша подопытная, оказывается, круглая двоечница. А такая с виду прилежная девочка. Хоть и рыженькая. Вот что значит гипноз.

Больше я терпеть не мог. Я вскочил со стула и крикнул:

— А ты круглый болван! Сам в одной диктовке по двадцать ошибок делаешь! И забирай свой мерзкий парик!

Я сдёрнул с головы ненавистные рыжие кудри и швырнул их в Мишку. Эффект был потрясающий. Зал буквально ревел от хохота, и от аплодисментов дрожали стёкла. А когда мы с Мишкой злые друг на друга уже спрыгивали со сцены, в зал вбежала Галя. Довольная, что кругом смех и аплодисменты, она вспорхнула на сцену и бодро сказала:

— Итак, вы прослушали басню Крылова «Мартышка и очки». А теперь выступит…

Но кто выступит теперь было уже невозможно расслышать из-за рёва и хохота.

Ника (повесть)

Глава 1. Полёт

Как-то папа сказал, что такие ступеньки называются царскими. Высота у них всего одиннадцать сантиметров. А ширина — хоть танцуй. Но вряд ли по этой наружной лестнице, не понятно для чего ведущей к окну второго этажа, ходили цари. Раньше в этом кирпичном двухэтажном домике была прачечная. Теперь склад магазина. Так что царям тут делать было нечего.

Впрочем, в тот момент ни о каких царях я не думал. Я уже прилично разогнался, и меня вместе с велосипедом трясло, как отбойный молоток. Когда оставалось проскочить несколько последних ступенек, руль вдруг круто развернуло, заднее колесо дёрнулось вверх, я вылетел из седла и эффектно спланировал в ближайшую лужу.

— Мальчик, ты не ушибся? — услышал я над головой и сразу вскочил. Передо мной стояла девчонка в желтом свитере. — Я так испугалась. Ты ведь мог разбиться.

— Ерунда. Я уже сто раз съезжал. Сейчас просто на камешек наскочил.

— Но зачем ездить по лестницам на велосипеде? Для этого же дороги существуют.

Ох, уж эти дурацкие вопросы: отчего да почему!

Я вытер рукавом грязь со лба и спросил:

— А для чего корове хвост?

Девчонка удивлённо подняла брови.

— Хвост? — переспросила она и неуверенно ответила. — Ну, чтобы мух всяких отгонять, комаров…

— Молодец, — сказал я. — Знание — сила.

Я отряхнул брюки и направился к валявшемуся неподалёку велосипеду.

— Постой, мальчик, — крикнула девчонка. — Ты не знаешь, где в этом доме квартира сорок шесть?

— Вон там, — махнул я рукой, — за углом вторая парадная. Но в квартире никого нет.

— Откуда ты знаешь?

— Так я там живу. А ты к кому?

— Ах, значит ты и есть… — девчонка запнулась.

— Что я и есть?

— Ничего. Вообще-то я к Антонине Петровне. Мама просила передать ей выкройки. Они вместе учатся на курсах.

— Давай мне, я передам.

Девчонка посмотрела на мои руки и сказала:

— Нет, я лучше в другой раз зайду. Или подожду. Твоя мама скоро придёт?

— Скоро. Она в магазин пошла. Можешь зайти, если хочешь. Мне всё равно домой — велосипед чинить.

Дома я усадил девчонку на диван, а сам пошёл в ванную. Видик у меня был страшноватый: куртка порвана, лицо в грязных разводах, на лбу ссадина.

Когда я вернулся, девчонка сказала:

— Вот теперь другое дело.

— А ты вообще-то можешь идти, — сказал я. — Чего зря сидеть. А выкройки я передам.

— Нет, я лучше подожду, — сказала она. — И потом, не очень-то вежливо гостей выпроваживать.

— Да я и не выпроваживаю, — сказал я. — Сиди сколько хочешь. Я думал, ты торопишься.

— Никуда я не тороплюсь. — Девчонка поджала губы и молча на меня уставилась.

Надо было что-то говорить. Но я совершенно не знал, о чём с ней разговаривать. Тогда я сказал:

— А мы вчера с папой в баню ходили. На Разночинную. Папа совершенно в ванне не любит мыться. Веник вот купили…

— Да? А я вчера с родителями в филармонию ходила. Ты был в филармонии?

— Был один раз. На ёлке.

Девчонка прыснула в кулак. Потом спросила:

— Что это у вас на шкафу лежит? Гитара?

— Ага, гитара.

— А кто на ней играет?

— Да никто. Это папе подарили, давно ещё. Так с тех пор там и валяется.

— Можно посмотреть?

— Смотри.

Я встал на стул, достал гитару, обтёр рукавом пыль и протянул девчонке. Она подёргала струны и стала крутить винтики на конце гитары.

— Ты что, играть умеешь? — спросил я.

— Умею немного. Вообще-то я на рояле учусь. В музыкальной школе. Ну и на гитаре немного. Хочешь, сыграю?

— Сыграй, — сказал я.

Если по-честному, то мне понравилось, как она пела. Я даже удивился, что мне понравилось. В комнате сделалось так необычно, что я даже растерялся. Голос у девчонки был сильный и звонкий, и даже когда она пела совсем тихо, я так отчётливо слышал каждое слово, будто она наклонялась к моему уху.

«Сизый лети голубок. В небо лети голубое…» — пела девчонка, чуть кивая головой в такт музыке.

А потом пришла мама.

— О, да у тебя гостья, — сказала она.

— Да нет, — сказал я. — Не ко мне. Она к тебе пришла.

— Здравствуйте, — сказала девчонка. — Мама просила передать вам выкройки.

— А, так ты Верочка. Как хорошо, что ты к нам пришла. Ну, Дмитрий, как ты тут гостей принимаешь? Угостил Верочку чаем? У нас ведь халва есть и торт.

— Да она не просила, — сказал я.

— Видишь, Вера, у него просить нужно. Сам не догадается. Ну-ка, Дмитрий, поставь чайник.

— Спасибо, — сказала Вера. — Мне пора уходить. Мы с мамой будем печь пироги. У меня завтра день рождения. — Она посмотрела в мою сторону и вдруг добавила:

— Я тебя приглашаю.

Когда она ушла, мама сказала:

— Если тебе интересно лично моё мнение, то надо обязательно пойти.

Это всегда так. Когда мама что-нибудь твёрдо решит, она говорит: мне кажется, по моему мнению. Но я-то знаю, что всё это значит. А значит это, что никто на свете маму не переубедит. Поэтому лучше не спорить. Бывает, она и сама потом передумает.

— Ну, сколько можно возиться со всякими гайками и ржавыми железками, — продолжала мама.

— Если металл корродирует, — сказал я, — его надо подержать в керосине, а потом выкрасить свинцовым суриком.

— Правильно. Это ты знаешь. А вот знаешь ты хотя бы, где находится Театр оперы и балета?

— Знаю, знаю. На Театральной площади, рядом с бензоколонкой.

Тут мама вдруг рассмеялась. Хотя ничего смешного я вроде бы не сказал. Там действительно бензоколонка есть.

— Ну какой же ты всё-таки у меня балбес, Димка, — сказала мама. — Помню, когда девчонкой была, я каждый свободный вечер то в капеллу бегала, то в театр. Не потому, что я какая-нибудь особенная. Просто друзья у меня были интересными. А куда тебя может пригласить твой Мишка, кроме как на свалку металлолома. Пойми, Дима, для человека очень много значит среда.

— И четверг, — сказал я.

Но мама на мои слова — ноль внимания. Она продолжала говорить о том, как дружба с интересными людьми прививает культуру, о том, как наши великие писатели устраивали литературные вторники, а великие музыканты — музыкальные пятницы.