Игры на свежем воздухе - Олег Верещагин

Вздохнув, Валька поднялся и отправился в рейд по незнакомым комнатам.

Сперва ему показалось, что он попал в довольно-таки обычную квартиру. На маленькой кухоньке, куда он сунул нос, была газовая колонка, плита, краны над раковиной - только в углу стояли два красных баллона с газом, Валька такие видел.Холодильник тут, между прочим, тоже был - здоровенный, как шкаф, "стинол" из рекламы. Ванной не было, но был душ и туалет оказался тоже не на улице. Открыв четвёртую по счёту дверь, Валька понял, что это комната Короба - ничего, если не считать разобранной постели, не говорило о том, что хозяин ушёл в спешке, над кроватью - такой же, как у Вальки - висели несколько книжных полок, заполненных вперемешку и в неожиданном беспорядке книгами, видео- и аудиокассетами. Из привычной обстановки выбивался сейф - настоящий, вделанный в стену и пол, с кодовым замком.

За пятой дверью была ещё одна комната. И, едва сунув в неё нос, Валька понял - здесь живёт девчонка.

Дело было даже не в аккуратности, с которой содержалась комната.Вовсе не все девчонки аккуратны и вовсе не все мальчишки устраивают из своего жилья свинарник. И не в каких-то специфических вещах, и не в косметике на столике под окном - это Валька заметил не сразу. Просто… здесь жила девчонка. Это было видно сразу.

Он отметил,что над столом нет портрета ДиКаприо - и мысленно записал дочери Короба очко. Зато тут был магнитофон - двухкассетник с колонками, поставленными на полочки под потолком, как дома у самого Вальки. И кассеты лежали стопкой - без полки, но аккуратно.

В открытое окно тянуло сырым, но неожиданно тёплым воздухом.

Валька не удержался и вошёл - посмотреть кассеты.К его удовольствию, тут оказались любимые им "Агата Кристи" и "Любэ" - это обычно девчонки не слушают. Была тут и Ванэсса Мэй, которую Валька тоже не прочь был послушать - но были и несколько совершенно незнакомых групп и исполнителей, частично - на белорусском. И оказались две кассеты с записью "Джизас Крайст - Суперстар", в русском и английском вариантах, вещь! Тоже странно, что девчонка это слушает… Валька с удовольствием порылся бы в кассетах ещё, но в конце концов это была не его комната и не его вещи. И кстати - неизвестно, как хозяйка вообще отнесётся к тому, что он сюда впёрся без разрешения… Он вдруг подумал,что не помнит, видел ли вчера вечером дочь Короба. Кажется, нет. Может, её дома не было - или просто решила, что не велика птица - гость из Воронежа, нечего и встречать…

Он вышел из комнаты в коридор, раздумывая, стоит ли всё-таки залезть в холодильник,но вместо этого почти машинально пересёк коридор и, открыв дверь, вышел на крыльцо.

Некрашеные доски под ногами оказались сырыми и холодными,воздух утреннего сада тоже пробирал холодком - Валька вздрогнул и сунул руки под мышки, но остался стоять, поражённый… тишиной.

Такой плотной,полной, абсолютной тишины мальчишка ни разу в жизни не слышал. Было так рано, что даже птицы молчали. И - никаких звуков человеческой жизни вокруг, словно мир вымер или просто не проснулся ещё. В городе звуки есть всегда. Всегда были какие-то звуки даже когда Валька ходил в походы с краеведческим кружком. А тут - только капли, падая с веток,что-то шептали - так, что Валька прислушался, словно в их шёпоте и впрямь можно было что-то расслы-шать. Изо рта у него вырывались облачка пара от дыхания - дыхания, которое Валька против воли сдерживал, оно казалось слишком громким…

И вдруг он услышал, как совсем недалеко, за яблоньками, переплетёнными посадками малины, девичий голос очень красиво, только очень грустно запел:

- Боже! Отведи от Беларуси

Здраду, негодиньство18

и войну…

Валька от неожиданности дёрнулся и подался назад. Но певшая девчонка уже вышла из-за кустов по тропинке, почти скрытой мокрой травой, неся в правой руке затянутое марлей ведро. Она ещё что-то напевала, уже не так громко и совсем непонятно, пробираясь к крыльцу и вздрагивая - холодные капли с травы падали ей в калоши, обутые на босу ногу, подвёрнутые выше колен голубые джинсы тоже промокли, и на красной тишотке капли расплылись чёрными звёздочками.

Девчонка была красивая. Это оказалось первое определение, пришедшее в голову окаменевшему на крыльце Вальке. Ну, окаменел-то он не от её красоты, всё-таки не в кино живём, а просто потому, что сообразил: торчит он тут в одних трусах и неизвестно - то ли так и стоять, надеясь, что она пройдёт мимо и не заметит, то ли бросаться в дом, наверняка привлечь к себе внимание и, может быть, стать потом объектом насмешек…

И всё-таки она была красивая.Светло-русые волосы подстрижены чуть выше плеч и лежат пышным облаком, фигурка стройненькая, тонкая в талии и гибкая,как свежий прут, а ноги… ну, если не от ушей, то немногим хуже. И остальное… При мысли об этом Валька всё-таки дёрнулся назад, но было поздно.

Девчонка, хотя и смотрела не в его сторону, уловила движение и, быстро поставив ведро на тропинку, выпрямилась.

Она оказалась похожа на Короба. Ничем конкретно - и всем, как часто бывает у детей и родителей. Казалось бы, глупо сравнивать здоровенного усатого майора - и эту девчонку, но Валька сразу понял,что перед ним именно дочь Короба и смутился ещё больше, словно она заранее знала, что он без разрешения вваливался к ней в комнату.

- Привет, - улыбнувшись, сказала девчонка - с неуловимым, но приятным акцентом, которого не было у Владимира Владимировича. Она смотрела прямо в лицо Вальке, в глаза, как делают вообще-то очень немногие люди. - Проснулся?

Валька пожал плечами - довольно глупо, если хочешь завязать разговор. Но девчонка не заметила его смущения - весело продолжала:

- Тебя, наверное, вызов разбудил? Он так орёт, я тоже всегда просыпаюсь, никак не привыкну… Бывает, подою Чёрную, вернусь, лягу, только усну - а он как гаркнет! Прямо зло берёт… Ну, ты чего стоишь? Помоги ведро тащить на кухню!

- А… сейчас, - опомнился Валька,спускаясь с крыльца и наступая ногой в лужу. - Уйй… чччёрт…

Он подцепил ведро и пропустил девчонку вперёд. Скинув калоши, та через плечо бросила:

- Ноги вытри, потом вымоешь… Ты прости, что я вчера не встретила, меня дома не было… Папка опять скрипеть будет… он у меня отличный, только боится,особенно последнее время, что со мной что-нибудь случится. Я удивилась, когда он решил тебя пригласить!

Она так и назвала Короба - "папка", а не "предок", не "фазер" и не "шнурок". И это получилось у неё естественно, без смущения.

- А где ты была, если не секрет? - просто чтобы не молчать, спросил Валька, шлёпая следом за девчонкой на кухню.

- По лесу катались с Димоном - это сын начальника соседней заставы, из-за него папка и боится меня отпускать…

- Он что - такой страшный? - хмыкнул Валька. - Сюда ведро ставить?

- Ой, нет, погоди… сюда. Почему страшный? Обычный. Просто его в прошлом году крали, вот папка и боится… ну, это долгая история, познакомитесь - он сам расскажет. Если я попрошу, - добавила девчонка, доставая из шкафчика чистую марлю, а ногой выдвигая из-под стола ведро. - Он вообще не любит про это.

- А кто крал - чеченцы? - уже с настоящим интересом спросил Валька.

- Почему чеченцы? - удивилась девчонка. - Марлю подержи вот так, за края, надо молоко процедить… Это у вас чеченцы. Его в Гродно украли и аж в Албанию вывезли, требовали, чтобы он отцу чего-то там написал…

- А он?

- Димон? Да на него где сядешь - там и слезешь, он же из Полесья, а их знаешь как называют?

- Полесские пни, - улыбнувшись, сказала Валька. - Кино "Сын за отца" смотрела?

- Смотрела…Точно, вот он такой и есть. Его уже убивать собрались, да кто-то там его освободил и помог вернуться… Вот так, спасибо.

- Пожалуйста, - ответил Валька с лёгким огорчением, причины ко торого ему самому были не вполне понятны, отметив, что этот Димон девчонке, кажется, нравится. Да и не удивительно… Его, например, никакие албанцы не крали. Да и зачем он им нужен? - Я пойду оденусь.

- Ага, давай, а я пока поесть приготовлю. Ты остывший шашлык будешь?

- Буду, - поспешно сказал Валька, потому что в животе у него прозвучали первые такты "Москва! Звонят колокола!…" И только у самого порога, оглянувшись, он спросил наконец: - Я Вале… Валька. А тебя как зовут?

- Олеся, - из-за открытой дверцы холодильника рассеянно отозвал ась девчонка. - Переодевайся скорей, я тоже есть хочу.

ГЛАВА 4.

За те несколько десятков секунд, пока Валька умывался, чистил зубы и влезал в джинсы, ковбойку и кроссовки, Олеся успела сервировать стол не только тарелкой с покрытыми белой каймой жира кусками снятого с шампура шашлыка, но и кружками с молоком, свежими огурцами и горчицей, а сейчас резала хлеб здоровенным охотничьим ножом, при виде которого Валька обмер от восхищения.

- Садись, - указала она ножом на табурет. - Огурцы невкусные, потому что парниковые. И хлеб чёрствый… - она бросила взгляд на часы. - Слушай, если ты не совсем помираешь, подожди - я сбегаю за свежим.