Большая медведица смотрит на город - Александр Романов

— Очень просто, — сказал Бориска. — Надо сейчас отпустить меня на часик погулять.

— Он еще не нагулялся! — всплеснула руками мама. Но, внимательно глянув на сына, вдруг разрешила, добавив:- Смотри, если не придешь вовремя!..

— Я с тобой! — крикнул с подоконника Бук.

— Нет, — сказал Бориска. — У тебя разболелась голова. Отдыхай.

И пошел на улицу. Он не хотел брать с собой Бука. Не гулять собирался Бориска, а еще раз съездить к Машеньке. Хоть крикнуть ей что-нибудь через высокий забор.

Ах, если бы мама знала, что на книжной полке, за книгами, спрятаны папины часы!

Бориска вспомнил о них на задней площадке троллейбуса и подумал: «Если все обойдется благополучно, — никогда больше не буду бояться сразу говорить правду! Это гораздо легче, чем ждать, пока она сама о себе скажет».

И, переделав противоутопленническую клятву, которую давал Буку на берегу реки, сказал сам себе:

Пусть не буду я Бориской,стану горькою редиской,с грядки сам себя сорву,если струшу и совру!

Справедливости ради надо сказать: Бориска не очень-то храбро подошел к дому Ёкалы-Мокалы. Одно дело, когда рядом друг, пусть даже такой маленький, как Бук, и совсем другое, когда чувствуешь, что ты — один.

«Нет, — сказал себе Бориска, — если я буду бояться, то не сумею поговорить с Машенькой».

Стараясь не обращать внимания на собачий лай, он, набираясь смелости, несколько раз прошел перед домом.

Только потом Бориска завернул за угол забора, обошел двор и приблизился к месту, неподалеку от которого стоял сарай.

— Машенька, — спросил он, — ты слышишь меня? Это я, Бориска.

— Ав-ав, ав-ав! — надрывалась собака.

— Я слышу тебя, — донесся до Бориски Машенькин голос. — Ты пришел выручить меня?

— Еще не сейчас, — ответил Бориска. — Я пришел на разведку. Нам осталось совсем немного подготовиться.

— Скорей бы, — вздохнула Машенька.

— Ав-ав, ав-ав! — надрывалась собака.

— Чтоб тебя черти разорвали! — сказал вышедший на лай Ёкало-Мокало. — Брешет и брешет, дьявол. А ну заткнись!

Собака смолкла, но совсем успокоиться не могла — Бориска был недалеко.

— Р-р-р-ав! — не выдержала она.

— Пошла на место! — совсем рассердился Ёкало-Мокало и чем-то запустил в собаку.

Собака заскулила, загремела цепью и убежала в свой угол.

— Вот сдеру с тебя шкуру на рукавицы — узнаешь тогда, как попусту гавкать, — сказал Ёкало-Мокало, уходя в дом. — Только попробуй, полай еще зря!

«Бедная ты, бедная собака, — подумал Бориска. — Стараешься, стараешься для хозяина, а тоже сидишь на цепи. А потом придет день, когда Ёкало-Мокало сдерет с тебя шкуру…»

— Собака, а собака, — сказал Бориска, найдя в заборе небольшую щель и заглядывая в нее. — Я ничего плохого твоему хозяину не хочу сделать. Но Машеньку надо выручать! Она жила себе и жила в лесу, никого не трогала. Какое же право имел Ёкало-Мокало хватать ее и сажать на цепь? Слышишь, собака, ты не лай на меня, ладно?

И он бросил ей кусок коржика. Собака подошла к нему, понюхала и отнесла к будке, Там она вытянулась, положив угощенье между передними лапами. А Бориска спросил Машеньку:

— Тебя не мучает тот, Долговязый, который поймал Бука?

— Его отправили вместе с машиной убирать урожай, — сказала Машенька. — Он только через месяц вернется.

«Это хорошо… — подумал Бориска. — Значит, Долговязый не будет мешать нам, когда мы придем спасать Машеньку».

Больше он ничего не успел сказать, потому что услышал за своей спиной шаги.

— Вот ты где! — закричал Ёкало-Мокало. — Не уйдешь! — кричал он, гонясь за Бориской и размахивая палкой.

Бориска припустил от него изо всех сил.

— Не уйдешь!.. — кричал Ёкало-Мокало. — Догоню!..

Но Бориска бежал так, что догнать его было трудно. Ёкало-Мокало понял это и остановился. Долго он еще кричал и ругался, бессильно злобствуя.

— Вот видишь, какие гады, — обратился Ёкало-Мокало к случайному прохожему, — все ранетки норовят оборвать!

Прохожий глянул на него и ничего не ответил.

Но этого Бориска уже не слышал. Он все бежал, бежал и остановился только, добежав до троллейбусной остановки.

…- А, явился не запылился! — встретила мама Бориску, когда он не вошел, а ввалился в коридор. — Ну рассказывай, где ты пропадал больше двух часов?

— На улице играл, — как можно беспечнее ответил Бориска. — За новой девятиэтажкой.

— Неправда, — сказала мама. — Я все вокруг осмотрела. Не было тебя нигде.

— А где мои часы? — спросил, входя, папа. Бориска пожал плечами.

— Угу, — сказал папа и взял Бориску за ухо. — Пойдем, — потянул он его, — сейчас я тебе их покажу.

И подвел Бориску к полке с книгами.

— Твоя работа? — спросил он, вынув несколько книг. В образовавшемся отверстии поблескивали часы.

— Папа… — просительно промямлил Бориска. Вздохнув, папа взял часы и уже не за ухо, а за плечо повел Бориску в большую комнату.

— Садись, — сказал он ему и показал на кресло. Бориска сел.

Состояние его было похоже на то, которое он испытывал полгода тому назад, сидя в кресле зубного врача. Даже металлическое побрякивание было слышно, будто врач подготавливал необходимые инструменты. Это папа, прохаживаясь по комнате взад-вперед, перебирал в кармане ключи и мелкие деньги.

Прямо перед Бориской висели на стенке часы. Они покачивали степенным желтым маятником, а их стрелки как сошлись на цифре шесть, так и не хотели расходиться. Бориска смотрел и никак не мог понять, какое время они показывают.

— Что ж ты, брат… — сказал, наконец, папа. — В прятки начинаешь играть с нами? Разве мы с мамой желаем тебе плохого? Нехорошо, нехорошо…

Бориска ждал выговора, возмущений, ремня. К этому он был готов. И то, что папа не ругал его, а сам выглядел чуть ли не побитым, подействовало на Бориску гораздо сильнее наказания.

— Да я нечаянно смахнул их! — воскликнул он, и в его голосе зазвучало отчаяние. — Они упали и остановились. Я хотел их починить, ковырнул гвоздиком, а колесико взяло и отскочило. Неужели ты не поймешь?..

— Я все понимаю, — сказал папа. — Не за то, что так получилось, сержусь на тебя. Ты обманул, вот что главное!

— Я больше не буду, — сказал Бориска. — Честное слово. Не веришь? Я даже клятву придумал!

— Я тебе верю и без клятв.

Бориска пообещал всегда говорить правду.

— Ладно, — сказал папа, — верю. Хочу, чтобы и ты помнил: мы с мамой всегда поймем тебя.

— Его обещания на один день! — крикнула из соседней комнаты мама. — Совсем от рук отбился… И вообще… Сорока трещит без конца, Бук скорлупки разбрасывает по всей квартире. Я скоро с ума сойду!

— Мама… — умоляюще попросил Бориска.

— А ну вас! — сказала мама и ушла на кухню. Бориска знал, что, разволновавшись, мама может иногда под горячую руку сказать что-то и слишком резкое. Знал он и другое: через несколько минут она остывает, чувствует себя неловко и сама готова попросить прощенья за излишнюю резкость. Но Бук и Сорока этого не знали!

Когда через некоторое время мама с обычной приветливостью позвала всех ужинать, Бориска с папой сели за стол, а Бук и Сорока не шевельнулись.

— Вы что, гости дорогие, особого приглашения ждете? — задетая их молчанием, спросила мама.

Бук произнес что-то, но мама ничего не поняла.

— Почему я ничего не понимаю? — растерянно обратилась она к Бориске. — Он что, ответил мне на своем лесном языке?

Бориска промолчал, а папа сказал:

— По-моему, все понятно. Бук говорит как обычно. Он ответил: «Какие же мы дорогие гости, если мешаем, если из-за нас можно сойти с ума»…

Мама вдруг покраснела, залилась ярким-преярким румянцем. И тогда Бориска сказал ей:

— Помнишь, после того, как мы выручили Бука, он объяснил: звери и птицы разговаривают только с теми, кто им нравится. Только эти люди их понимают. Ты перестала нравиться Буку, поэтому перестала и понимать его.

— О господи! — сказала мама. — Да у меня и в мыслях не было их обидеть. Объясни им, Бориска, пусть они простят меня.

— Значит, мы по-настоящему дорогие гости для вас? — недоверчиво спросила Сорока.

— Ну, конечно! — ответила мама, обрадованная тем, что поняла вопрос.

Бук и Сорока переглянулись. Потом заняли свои места на столе.

Бук развязал мешочек с кедровыми орехами, а Сорока принялась склевывать с тарелки жареную рыбу.

Через несколько минут она уже развеселилась и сказала маме:

— Вкусно, очень вкусно приготовлено. Ваша рыба намного сочнее и ароматнее тех пескарей, которрых я находила на речном берегу и сама себе приготавливала.

— Дай-ка попробовать, — попросил Бук.