Большая медведица смотрит на город - Александр Романов

— Иду, — неохотно сказал Бук и, подхватив мешок, заковылял к группе фотографирующихся.

— Скорее, — поторопил его Бориска, — сейчас начнется съемка!

Он подождал, пока Бук усядется впереди всех на пол, поставил аппарат на край стола, включил автоматический спуск, чтобы самому сняться вместе со всеми, и поспешил занять место между папой и мамой. Торопясь, — фотоаппарат уже жужжал и вот-вот должен был щелкнуть — Бориска толкнул ногой заплечный мешок Бука. Мешок опрокинулся. Орехи рассыпались.

— Мои орехи! — крикнул Бук и вскочил.

В этот момент аппарат громко щелкнул, запечатлев на пленку всех внимательно смотревших в объектив, а также Бука, растерянно стоящего перед рассыпанными орехами.

Прощаясь, я спросил Сороку:

— Как твое крыло, очень еще болит?

— Крыло почти прошло, — ответила Сорока, поблескивая возбужденными глазами. — Борискина мама помазала его каким-то лекарством, и я послезавтра снова смогу летать. А что, — спросила она меня в свою очередь, — вы на самом деле собираетесь писать о нас вторую сказку?

— Конечно, — ответил я. — Меня об этом попросили ребята.

— Тогда не забудьте написать и о том, какую хорошую песню я сочинила и как прекрасно спела ее! — попросила Сорока, поправляя перед зеркалом перья и кокетливо покачивая блестящим кругляшком.

Ёкало-Мокало

Как быстро идет время и меняются события! Вчера, например, за несколько минут Бориска заметно стал старше. Теперь, если бы его спросили: «Сколько тебе лет?», он, не задумываясь, ответил бы: «Скоро будет восемь!»

Вот насколько повзрослел Бориска к тому моменту, когда вторично поехал искать Машеньку, Буку он сказал:

— Смотри внимательней из моей пазухи. Сосредоточься! Серьезное взрослое слово «сосредоточься» Бориска произнес впервые. Раньше он ни разу не употреблял его, хотя и слышал.

— Я и так смотрю во все глаза, — обиженно ответил Бук. — Чего ты приказываешь! И вообще… Тебе самому надо было со-сре-до-то-чить-ся, когда ты брал папины часы.

Бориска поморщился: еще одна несчастливая случайность! И когда они только отвяжутся! Папа уже искал часы, собираясь на работу.

«Куда делись эти проклятые часы?» — несколько раз повторил он и даже пошарил под диваном.

Бориска промолчал, хотя часы лежали на его полке за книгами.

Утром он нечаянно смахнул их со стола. А они взяли и остановились. Бориска испугался. Надо было положить часы на стол — кто их знает, мол, почему им вздумалось остановиться! Но Бориска с испугу решил починить часы. Он унес их в свою комнату, отколупнул крышку и гвоздиком попытался подтолкнуть колесико. Но внутри часов вдруг что-то хрустнуло, и колесико покатилось по полу.

Услышав папины шаги, Бориска спрятал часы на полке, а колесико быстренько выбросил в окно.

Когда папа ушел на работу, у Бориски отлегло от сердца. «До вечера далеко, что-нибудь придумаю…» — решил он.

Пожалуй, если бы не тревога за Машеньку, он только и думал бы теперь о своем несчастье. Но Машенькина судьба беспокоила его гораздо сильнее собственной.

И то, что его волновало несчастье другого больше, чем собственное, лучше всего доказывало: Бориска растет, становится настоящим взрослым человеком.

— Я ничего не приказываю тебе, — сказал он Буку, — только очень прошу смотреть внимательнее. Мы сегодня обязательно должны найти Машеньку! Может, тебе напомнит что-то вон тот гараж или большое дерево около водопроводной колонки?

— Нет… Ничего похожего… Не припоминаю… — отвечал Бук.

Бориска совсем устал. Ему казалось, что они прошли уже сто, двести улиц. И все — ничего нового, ничего нового. Отчаяние потихоньку стало овладевать им. Вдруг он услышал, как Бук завозился, а потом и сказал:

— Стоп, стоп, стоп… Ту длинную кирпичную трубу я, кажется, видел.

Бориска взглянул на трубу кирпичного завода и дальше, туда, где кончались дома.

— Кажется, там… — подтвердил Бук.

И вновь они ходили по улицам, вновь Бук повторял: «Нет… Не припоминаю…»

Наконец, указав лапкой на один из домов, Бук воскликнул:

— Он!

Дом был крепкий, построенный из толстых бревен. Кирпичный фундамент, высокий забор — вот что в первую очередь бросалось в глаза. Где-то там, за этим забором, должен быть сарай, а в нем — Машенька.

Бориска привстал на носки, пытаясь увидеть сарай. Но забор был высоким, а ворота — заперты.

— Ы-ы-ав, ы-ы-ав! — подала голос из-за глухого забора собака.

— Странно… — сказал Бук. — Тогда собаки не было. Неужели я ошибся? Необходимо проверить.

— Будь осторожен, — попросил Бориска, — как бы собака не сцапала тебя.

— Не первая собака попадается мне на дороге, — ответил Бук. — Будь спокоен, я сумею одурачить ее.

И он ловко поднырнул под ворота.

А Бориска остался ждать его и сел на лавочку около ворот.

Собака лаяла все яростнее и яростнее. Она чуяла чужого.

— Да перестань ты, — сказал Бориска, — надорвешься!

Из-за лая Бориска не услышал шагов, услышал только, как заскрипела калитка, и увидел, что на улицу вышел дядька в черной рубахе навыпуск. У него были всклокоченные седоватые волосы и злые маленькие глазки на квадратном лице.

— Че собаку дразнишь? А ну — дуй отседова! — приказал он Бориске.

Бориска перешел на другую сторону улицы.

— Не ошивайся больше возле моего дома, уши оторву! — предупредил дядька. — Ишь, ёкало-мокало, шляется тут всякая шантрапа… — проворчал он, возвращаясь во двор.

Через несколько минут из-под ворот выскочил Бук.

— Все правильно, — сказал он. — Собаку купили сторожить Машеньку. Очень злобная собака. А Машенька передает тебе привет. Она по-прежнему сидит в сарае на двух цепях. Очень обрадовалась, что я нашел тебя, а ты, конечно, придумаешь способ выручить ее. Хозяйка еще собирается Машеньку откармливать и откармливать. Но она просит нас поторопиться. Что будем делать?

— А я, — сказал Бориска, — пока ты был у Машеньки, видел старого охотника. Он прогнал меня с лавочки и сказал, что я — ёкало-мокало — шантрапа.

— Точно, — подтвердил Бук. — Совсем забыл тебе сказать: он любит повторять это «ёкало-мокало». Так, что мы теперь будем делать? Как обхитрим Ёкалу-Мокалу?

— По-моему, — сказал Бориска, — прежде всего нам надо бы запомнить: сарай, где сидит Машенька, и все, что вокруг него. Сейчас мы с тобой залезем на этот тополь, а дома я нарисую все, что увижу.

Вот где Бориске пригодилось умение лазать по деревьям! Сколько раз падал с них, сколько раз мама сердилась, потрясая новенькими разорванными штанишками и приговаривая: «Наш сын — не мальчик, нет, он — обезьяна! Ему деревья нужнее папы и мамы!»

Бориске становилось немного обидно — он вовсе не хотел походить на обезьяну. Но по деревьям продолжал лазать.

И теперь ему очень пригодилось это.

…Радуясь удаче, друзья возвратились домой. Открыв дверь, Бориска крикнул Сороке:

— Эй, эй, как дела? Телефон не звонил?

— Как же, как же, — сообщила Сорока, — он звонил уже несколько раз.

— Это, наверное, мама, — сказал Бориска. — Папа больше одного раза не звонит. Ему мешают совещания.

Бориска снял трубку, набрал мамин номер и спросил, услышав ее голос:

— Это ты мне звонила несколько раз? А я только-только вернулся.

— Я звонила тебе три раза, — сказала мама. — Ты давно должен быть дома…

— Мы долго искали Машеньку, — стал оправдываться Бориска. — Разве ты не понимаешь, я ведь не просто бегал-играл…

— Знаю, знаю, — прервала мама, — у тебя всегда найдется оправдание. Теперь послушай меня. Сходи в магазин, деньги лежат на буфете, купи три бутылки молока и хлеб. Да приведи в порядок свою комнату — в ней все кувырком. Я скоро приду. Понял?

— Чего тут не понять, — ответил Бориска. Он хотел еще рассказать, как они все-таки нашли Машеньку, но мама положила трубку.

— Она ничего не захотела узнать о Машеньке? — спросила Сорока.

— Я думаю, что у мамы на работе неприятности, — сказал Бориска. — Но она скоро приедет, и мы ей расскажем.

— Конечно, конечно… — сказал Бук.

Бориска заметил: голос Бука стал каким-то скучным.

— У тебя заболела голова? — спросил он его.

— Да. У меня разболелась голова, — подтвердил Бук и улегся на подоконнике.

Бориска оглядел комнату. Мама была неправа — в комнате ничего не выглядело перевернутым. Все-таки Бориска кое-где смахнул пыль и подмел пол.

Потом он сходил в магазин и даже вымыл посуду.

— Ну и ну! — удивилась мама. — Вот ведь, — сказала она, вынимая из хозяйственной сумки колбасу, конфеты, — если захочешь, ты все умеешь отлично делать. Как бы нам добиться, чтобы это хотенье у тебя всегда было?