Гамаюн. Жизнь Александра Блока. - Владимир Николаевич Орлов

После этого А.Л.Блок ничего не печатал (несколько мелких заметок – не в счет) и более двадцати лет трудился над сочинением «Политика в кругу наук». Это была грандиозная в самом замысле попытка построения некоей целостной философской системы, в основе которой лежала оригинальная классификация наук. Утверждая первенство знаний гуманистических над естественнонаучными, Александр Львович, при всей своей аристотелевской эрудиции, вынужден был надолго погрузиться в изучение далеких от него дисциплин – математики, физики, биологии.

Труд всей жизни остался незавершенным – и не только потому, что автор поставил перед собой в сущности необъятную задачу, но и потому, что в каждом случае он судорожно искал единственную, в его понимании, предельно сжатую форму изложения мысли и вдобавок пытался обрести особую музыкально-ритмическую структуру всего сочинения. Александр Львович был настоящим мучеником стиля и даже в деловых бумагах, не говоря уже о лекциях, которые он обрабатывал из года в год, заботился о музыкальности языка. Поставив себе в образец Флобера, более всего стремился к лапидарности. Работая над главным своим сочинением, бесконечно переделывал написанное, сжимая страницу до одной строки, а фразу – до одного слова, – так что изложение в конце концов превратилось в некий шифр, недоступный никому, кроме автора. После смерти Александра Львовича ученики его не смогли опубликовать оставшуюся рукопись хотя бы частично.

Собственно научной деятельностью интересы и запросы А.Л.Блока далеко не исчерпывались. Натура его была артистическая. Искусство занимало в его духовном мире место громадное. В молодости он писал и даже печатал стихи, и будто бы ему стоило немалого труда прекратить эти опыты, отвлекавшие от ученых занятий. В литературе его кумирами были, кроме Флобера, Шекспир и Гете, Достоевский и Лермонтов. Стихи любимых поэтов он помнил наизусть. Музыку любил страстно и сам был пианистом, умевшим блеснуть мастерским исполнением Бетховена, Шопена и Шумана.

В ту пору, когда Александр Львович появился на сцене, еще ничто не предвещало его мрачного будущего.

С людьми его еще тогдаУлыбка юности роднила,Еще в те ранние годаИграть легко и можно было…Он тьмы своей не ведал сам…

Он был хорош собой – точеные черты бледного лица, тяжелый, «демонический» взгляд глубоких, задумчивых глаз, красивые волосы и руки. Щеголеватый, отлично воспитанный, светски непринужденный, он был желанным гостем в петербургских салонах, слыл сердцеедом. Известно, например, что одна добродетельная мамаша отказалась от приглашения на бал, узнав, что там будет Блок: убоялась за сердца своих дочерей. Рассказ о светских успехах молодого Александра Львовича в первой главе поэмы «Возмездие» – точен и в целом и в деталях.

Достоевский, бывавший в салоне знаменитой умницы и красавицы Анны Павловны Философовой (в «Возмездии» – Вревской), действительно обратил на Блока внимание и, как передавали, хотел нарисовать с него портрет главного героя задуманного романа.

Раз (он гостиной проходил)Его заметил Достоевский.«Кто сей красавец? – он спросилНегромко, наклонившись к Вревской: —Похож на Байрона». – СловцоКрылатое все подхватили,И все на новое лицоСвое вниманье обратили.На сей раз милостив был свет,Обыкновенно – столь упрямый,«Красив, умен» – твердили дамы,Мужчины морщились: «поэт»…И дамы были в восхищеньи:«Он – Байрон, значит – демон…» —Что ж?Он впрямь был с гордым лордом схожЛица надменным выраженьемИ чем-то, что хочу назватьТяжелым пламенем печали.(Вообще, в нем странность замечали —И всем хотелось замечать.)«Как интересен, как умен», —За общим хором повторяетМеньшая дочь…

«Новоявленный Байрон» сумел влюбить в себя своенравную Алю Бекетову. Она, попросту говоря, обомлела

Под этим странным обаяньемСулящих новое речей,Под этим демонским мерцаньемСверлящих пламенем очей…

Перипетии их романа освещены в «Возмездии» в романтическом духе, с некоторыми отступлениями от действительного хода событий, но психологически достоверно.

Около двух лет молодожены прожили вместе в мрачной квартире на одной из захолустных варшавских улиц. Александр Львович писал магистерскую диссертацию. Аля училась хозяйничать, старалась наладить домашний обиход, что при патологической скупости мужа оказалось делом нелегким. Первый ребенок родился мертвым. Молодая мать мечтала о втором.

Александр Львович, женившись, сразу показал свой необузданный, дикий нрав. Впрочем, выпадали и хорошие дни и часы, посвященные чтению, музицированию, театру. Впоследствии Александра Андреевна признавала, что многим обязана мужу, и прежде всего – развитием своего художественного вкуса.

Осенью 1880 года Александр Львович приехал в Петербург для защиты диссертации. Жену, снова беременную, на восьмом месяце, он взял с собой. Бекетовы едва узнали свою Алю: из вагона третьего класса вышла изможденная, бледная, запуганная женщина в плохо сшитом черном платье… Семья насторожилась.

Александр Львович блестяще защитил диссертацию и уехал обратно в Варшаву. Алю уговорили рожать в Петербурге. После рождения мальчика Александр Львович опять появился в ректорском доме – и тут пошли тяжелые сцены с женой и с ее близкими. Кончилось тем, что Александр Львович со скандалом покинул ректорский дом и поселился у своих родных.

Аля долго не хотела ничего рассказывать о своей варшавской жизни, но мало-помалу выяснились подробности чудовищные. «Байрон», оказывается, жестоко мучил и унижал жену – держал ее впроголодь, бесновался по любому поводу – из-за непонимания Шопена, из-за небрежно переписанной страницы диссертации, наконец – попросту колотил ее. Через варшавских профессоров дошел слух, что Блок, дескать, довел жену побоями до того, что она родила мертвого ребенка.

Незлобивый старик Бекетов, придя в страшное негодование, понял, что нужно спасать дочь и внука. Аля долго раздумывала, сомневалась, терзалась, искала ответ в молитве, наконец склонилась на уговоры всей семьи и написала мужу, что больше к нему не вернется.

А тот и мысли не допускал о разъезде. Он забрасывал Алю письмами, в которых то каялся, называя ее мадонной и мученицей, то угрожал забрать ее с ребенком через полицию. Он окончательно потерял чувство самообладания. Вламывался в ректорский дом, пытался силой увести с собой Алю и дошел до того, что таскал за волосы почтеннейшую Елизавету Григорьевну Бекетову.

Сохранился черновик письма старика Бекетова, извещавшего Александра Львовича о том, что о возвращении к нему жены не может быть и речи: «Если это нужно для вашего самолюбия, скажите вашим знакомым, что вы бросили ее, а не она ушла от вас, что она дурно воспитана, из ужасной семьи, все, что угодно, но она к вам не вернется».