«Я вас любил...» - Михаил Львовский

Парень между тем продолжал:

— А девочка почему-то молчит. Ты ее не обидел?

И тут Коля окончательно рассердил Надю.

— Вы за нее не беспокойтесь. Да, Надя? — произнес он таким самодовольным голосом, что в глазах у девушки блеснули слезы.

— Ну ладно, — сказал парень. — Привет тете. — И ушел.

— Я пойду. До свидания, — сказала Надя.

— Десять минут не прошло.

— Все равно. Отдай портфель.

— Ты что? Из-за него? — Коля кивнул вслед ушедшему парню.

— Не знаю… Из-за тебя.

— А что я?

— Ты какой-то… Я пойду. Коля, дай портфель.

— Не дам… не уходи.

— На-дя! — опять послышался голос Надиной мамы.

— Слыхал? — Надя взялась за ручку своего портфеля.

— Все равно не дам.

— Отдай! — Надя потянула портфель к себе.

— Не отдам. — Коля проделал то же самое.

— Если бы я знала, что ты такой…

— Какой?

— Отпусти.

— Не отпущу. Скажи сначала, какой я.

— Никакой! — крикнула Надя и, вырвав из рук Коли свой портфель, неожиданно для самой себя стукнула им по Колиной голове.

Потом раздался стук Надиных каблуков, и уже издалека Коля услышал:

— И никогда больше не ходи меня провожать!

— Надя! — в отчаянии крикнул Коля.

— Мне с тобой неинтересно. Понял?

Коля долго стоял, глядя на светящееся Надино окно. Пока оно не погасло.

Часы в Колиной комнате показывали час ночи.

В квартире царил беспорядок, который перед уходом произвел Коля. Родители, очевидно, решили оставить все в неприкосновенности до возвращения сына. И сейчас они вновь были похожи на погорельцев на пепелище.

— Ну, как это называется? — уже в который раз спросил жену Гаврила Степанович.

— Ты меня спрашиваешь? Я сама с ума схожу, — сказала Зинаида Петровна. — Дай мне хотя бы убраться.

— Нет, — твердо сказал Гаврила Степанович, — он уберет сам. И вернет деньги.

— Где он их возьмет?

— Где хочет.

— Ты бы видел его! Чужое лицо. Позвони Липатовым, Гаврик. Спроси, где их Женя.

Колин папа придвинул к себе телефон и набрал номер. Ему ответила Женина мама:

— Да? А-а… Гаврила Степанович… Нет, мой Женя дома. В одиннадцать. Что вы, с моим Женей такого не бывает. В это время он всегда спит.

И действительно, на тахте безмятежно спал Женя. Его одежда была аккуратно сложена на стуле.

А в дощатом заборе, отделявшем Колин двор от Парка культуры и отдыха, том самом заборе, на котором висела фанерка с надписью «Хода нет», медленно сдвинулась с места одна доска.

Сквозь образовавшийся проход проникла… Лидия Николаевна, а потом и ее спутник.

— Видели бы тебя сейчас твои ученики, — сказал молодой человек.

— Видели, и не раз. Дорожка, знакомая с детства. Ты думаешь, мне легко быть Лидией Николаевной?

— У вас в парадном на стене написано: «Лидка — плакса». Это, случайно, не про тебя?

— Очень может быть, — усмехнулась Лидия Николаевна. Остановившись возле пожарной лестницы, она сказала: — По ней я на крышу лазила. Теперь, когда никого нет, двор опять мой.

Наверное, это означало, что сегодня молодой человек мог не опасаться любопытных взглядов учеников Лидии Николаевны.

Но только он положил руку на плечо девушки, как тотчас же ему пришлось ее отдернуть.

— Твой ученик, — сказал молодой человек, увидев фигуру подростка, появившуюся в арке ворот.

— Голиков… — прошептала Лидия Николаевна.

— Ничего себе! — Молодой человек посмотрел на часы.

— С ним что-то случилось. Я его никогда таким не видела. Я побежала, — заторопилась Лидия Николаевна, когда Коля, бросив равнодушный взгляд на стоящую у пожарной лестницы пару, скрылся в подъезде.

— Куда, зачем?

— Не знаю. — Лидия Николаевна посмотрела на светящееся окно Колиной квартиры. — Родители, конечно, не спят…

Когда Коля вошел в большую комнату своей квартиры, часы показывали половину второго.

С угрожающим видом встал с кресла Колин папа. Его руки были скрещены на груди. Но когда он увидел лицо сына, руки сами собой опустились. Молча стояли друг против друга отец и сын. В дверь заглянула мама и тоже застыла. Тогда Колин папа тихо увел жену.

В маленькой комнате Колины папа и мама убирали разбросанные сыном вещи. Гаврила Степанович, поглядев на пластмассового жирафа, порылся в карманах и положил под него деньги.

А Коля лежал на тахте не раздеваясь. Он уткнулся головой в подушку.

В большую комнату вошла мама.

— Разденься, Коля, — сказала она.

Коля молчал.

А потом спросил:

— Мама, вот ты все-таки женщина. Скажи, я интересный человек?

В дверях появилась голова Колиного отца. Он сделал знак жене, чтобы та ответила положительно.

— Откровенно? — спросила Зинаида Петровна сына.

— Откровенно… — промычал в подушку Коля.

— Пока что, на мой взгляд, не очень…

На следующее утро Коля, как всегда, отправился в школу. Но не дошел до нее.

Он появился в Десятом квартале у Надиного парадного в тот момент, когда девушка выбежала из подъезда, торопясь в училище.

Надина мама крикнула из окна:

— Надя, пояс забыла! — и бросила его дочери.

«Опять», — подумал Коля и обрадовался, что все-таки пояс оказался в Надином портфеле. Он хотел было остановить девушку, но не решился.

Так продолжалось несколько дней. Коля по утрам отправлялся якобы в школу, а на самом деле поджидал Надю то на остановке троллейбуса, то в метро, а иногда и просто на уличном перекрестке, где, по его расчетам, должна была пройти девушка. Но ни разу Коля не осмелился заговорить с ней.

Однажды, когда Коля уныло стоял у служебного входа в Большой театр, в котором у Нади шли репетиции, будущая балерина сама заметила Колю. Заметила, но не остановилась.

— Надя! — негромко сказал Коля.

Но Надина рука уже была на бронзовой ручке двери.

Рука задержалась на мгновение, но через секунду тяжелая дверь захлопнулась, и Коля должен был решать, ждать ли ему у этой двери до конца репетиции или уйти домой.

Коля решил ждать.

Неожиданно он услышал за спиной громкий скрип тормозов. Из новенькой, но уже повидавшей виды машины вышла Красовская. Скользнув по Колиному лицу рассеянным взглядом, она прошла мимо мальчика, но у самой двери служебного входа внезапно остановилась, как бы вспомнив что-то.

— Здравствуй! — обернулась к Коле Красовская.

— Добрый день, — ответил Коля.

— Я тебя знаю. А ты меня помнишь?

— Я-то вас конечно.

— Только не смотри на меня такими глазами, а то я сейчас заплачу. С Надей поссорились?

— Да.

— А кто виноват?

— Я.

— Значит, она.

— Почему?

— Если бы ты сказал, что она, то я ни минуты не сомневалась бы, что виноват ты. Идем. — Красовская взяла упирающегося Колю за руку. — Идем, идем. — И она втащила его в подъезд.

Обширные «карманы» огромной сцены Большого театра постепенно заполнялись артистами, готовившимися к репетиции. Технические служащие в черных и белых халатах в любую минуту готовы были прийти им на помощь.

Коля шел вдоль кулис, оглядываясь по сторонам.

В укромном уголке примостился какой-то молодой человек с микрофоном в руках. На его коленях Коля увидел репортерский магнитофон.

— Наш микрофон за кулисами Большого театра. Сейчас здесь идет репетиция балета «Спящая красавица».

«Репортер», — догадался Коля и стал прислушиваться к голосу молодого человека.

— В главной роли зрители впервые увидят известную балерину Раису Дмитриевну Красовскую. После репетиции я возьму у нее интервью. В ролях Феи Смелости и Феи Беззаботности впервые выступают ученицы хореографического училища Галина Кузина и Надежда Наумченко. Любители балета знают, что балерина иногда в течение одного только акта по нескольку раз меняет свои балетные туфельки. И вот уже пестрыми «островками» стоят они наготове под сенью кулис…

Коля взглядом нашел «островки», о которых говорил репортер, и стал обходить их, как будто надеялся найти Надю.

И вдруг Коля увидел Надину подругу Галю. До этих пор она специальной теркой обрабатывала подошву своих туфелек. Потом подошла к одному из «островков» и спросила техническую служащую:

— Это чьи?

— Нади Наумченко, — ответила та.

Галя расположила свой «островок» рядом, а Коля застыл возле Надиных туфелек, как часовой на посту.

Красовская «разогревалась» у балетного станка, установленного в ее уборной. Надя осматривала свой костюм перед огромным зеркалом.