Сребропряхи - Энн Ветемаа

— Но снимать придется. Не нужно нам никакого «Перед заходом солнца», нам нужен вестерн на радость простому зрителю. Пылкие страсти тут ни к чему! — Мадис хитровато поглядывал на Рейна Пийдерпуу.

Рейн не засмеялся. Он был озабочен, гораздо более озабочен, чем можно было ожидать. Если бы Мадис умел читать мысли, он наверняка выставил бы Рейна из комнаты: ведь Рейн думал о том, что Мадис Картуль не справится. Ему стало ясно, что Мадис вовсе не собирается делать обычный фарс. Заманчивая идея, но сценарий не дает ни малейшей зацепки для ее осуществления. Рейн никогда не решился бы пойти по этому пути, а уж раз он не решается, значит, не сможет решиться и этот примитивный, хотя вообще-то неглупый человек. Здесь можно здорово обжечься. И, что самое скверное, тут не просто художественный промах, тут вся концепция перевернута вверх ногами. Куда Мадис клонит? Румму Юри он выводит жалким мужичонкой, господина барона — симпатичным интеллигентом… В самом деле, куда это приведет? Для Рейна это первый фильм. Если он провалится, придется на какое-то время отказаться от мечты стать самостоятельным постановщиком. Нет, тут молчать нельзя! Но как высказать свои опасения, чтобы не обидеть этого забавного, симпатичного старикана? Такого рода вещи всегда представляли трудность для Рейна. Надо взять себя в руки. Надо высказать сомнения, иначе будет нечестно.

— Керсти не годится, — сказал он как бы в виде вступления. Но, смотри-ка, это замечание произвело эффект! Обрадованный Мадис выскочил из-за стола.

— Моя мысль! Вот паршивец, в точку попал! — завопил он. Нельзя сказать, чтобы это был приятный комплимент, подумал Рейн. У Картуля только тот сообразительный, кто думает так же, как он. — Да уж, Керсти, к сожалению, придется послать в болото. Но тебе нипочем не угадать, кого я хочу попробовать на ее роль. Нипочем не угадать!

Конечно, где уж было Рейну угадать. Такое сумасбродство ему и в голову не могло прийти.

А довольный Мадис носился взад-вперед по комнате, его не смущали даже столкновения с монтажным столом. Теперь Мадис посвящал Рейна Пийдерпуу в свои планы, не замечая выражения его лица, на котором, впрочем, всегда трудно было что-либо прочитать. Кошмар! Какую-то портниху берут вместо Керсти! Теперь воз окончательно завяз в канаве. Что же делать? Рейн пытался раза два открыть рот, он и вправду хотел быть честным, но ему не дали этой возможности. Рейн услышал о часах, играющих менуэт Рамо:

— Смотри, вот в чем вся штука!

Красивые это были часы, что Мадис достал из стола, в самом деле такие часы могут вскружить голову крестьянской девушке, но это же ничего не спасает… Невесту Румму Юри хотят влюбить в господина барона! Нет, Картуль свихнулся!

— А если все же попробовать сделать фарс? — робко пробормотал Рейн, когда Мадис немного остыл.

Вот ведь стервец, гляди-ка, на каком серьезе шутки отмачивает! Мадис был абсолютно уверен, что Рейн просто валяет дурака.

— А теперь марш отсюда, я поваляюсь и поразмыслю о праведном гневе Фараона.

Бедный Рейн Пийдерпуу получил крепкий дружеский пинок под ребро, и его выперли за дверь.

— И спасибо за кофе, — крикнули ему вслед.

Кофе я тебе сварил, а кашу, что у тебя в башке, вари сам, подумал Рейн. Такие фамильярности были ему физически неприятны.

Грустно плелся Рейн вниз, в кафе, где в это время ведущий режиссер студии Карл-Ээро Райа вкушал пирог с начинкой из ревеня. На его столике стоял термос со сваренным дома кофе, что очень обидело официантку, но Карл-Ээро Райа не заметил этого. Он тоже думал о Мадисе Картуле. И тоже с тревогой.

V

О гневе Фараона Мадис и не вспомнил: сделав выбор, он тут же позабыл обо всем остальном. Его воображение рисовало ту швею, что с нежностью держала в ладонях птенца ласточки; внешне она должна подойти, в самом деле должна подойти… Но всегда ли она… А я, оказывается, лунатик, с удивлением констатировал Мадис, обнаружив, что стоит перед дверью костюмерши. Эта Марет — кажется, Марет? — занимала маленький номер вместе с парикмахершей. К счастью, той не было.

Марет склонилась над шитьем и не слышала, как отворилась дверь. Ее шейный позвонок торчал остро и беспомощно. Как маленький голодный щенок, подумал Мадис, тихо подходя поближе. Он заметил, что Марет шьет жилет в красную клетку. Кому? Ах да, это ведь для Румму Юри к завтрашним съемкам.

Итак, потенциальная невеста Румму Юри шьет жениху жилет… Это вызывало улыбку, это было в некотором роде хорошим предзнаменованием.

Тут Марет почувствовала, что в комнате кто-то есть. Она обернулась и, увидев самого верховного главнокомандующего, вскочила, как школьница.

— Сиди, сиди! — Мадис заставил ее сесть; не говоря ни слова, он кругами вышагивал по комнате.

Марет следила за ним робко, даже виновато.

Здесь валялись обрезки материй всевозможных цветов, куски холстины, старинные медные пуговицы. Это было похоже на товары, которые белые миссионеры привозили дикарям. Разное дешевое барахло. Но экран не подведет, экран преобразит все в сверкающее, благородное, драгоценное. Сколько деньжищ ухлопали на эти наряды, думает публика в зале. Известное дело — киношники…

Мадис еще не решил, с чего начать разговор. Он видел, что Марет смущена.

— Работай, работай!

Марет опять начала проворно шить, снова выступил беспомощный острый позвонок, рука, держащая иглу, слегка дрожала. Рука, созданная для иглы, подумал Мадис, глядя на быстро снующие красноватые пальцы с коротко остриженными ногтями. Игла так и мелькала. Женщины с такими руками словно рождены шить чехлы на продуктовые посылки. Во рту химический карандаш. На посылке корявыми буквами нацарапана фамилия муженька, томящегося в дальних краях. Тип верной ожидальщицы, тип прирожденной ожидальщицы… Да, но понравится ли Румму Юри женщина в таком роде? Может понравиться. Подобные мужчины наверняка широко используют и других молодок, сортом повыше, но как полезно для нервов отдохнуть у этакого робкого и кроткого существа! Приятно, что ее кругозор узок, что ее великие заботы так непритязательны и конкретны. Сена для овец, новый платочек, чтобы в церковь пойти, кабы телочка народилась… Она нужна Румму Юри, как мягкий мешочек с теплым овсом, что согревает ноющие кости, от которого сладко клонит в сон. Ведь во все времена сильные мира сего заводили себе какую-нибудь маленькую швейку, ограниченный интеллект которой так хорошо успокаивает, снимает напряжение и которую по-своему даже любят.

Однако возникало сомнение: не слишком ли верна повелителю женщина подобного типа? Как эта крошка поведет себя с господином бароном, из которого прет унаследованная от предков властность и сила? Ну какая она соблазнительница, раздумывал Мадис. Впрочем, это и не требуется. Соблазняет ее миловидная и скромная внешность. К тому же Румму Юри дал ей приказание, которое она беспрекословно исполняет.

— Знаешь, Марет, я хочу еще раз попробовать тебя в двух-трех сценах. — Итак, это сказано. Рада ли она? Нет, пожалуй, мгновенный испуг отражается на лице Марет. Но женщина есть женщина! Смотрите-ка, руки уже одергивают платье, отбрасывают волосы со лба.

— А я сумею?.. — звучит несмелый вопрос.

— Это ни мне, ни тебе пока не известно, надо попробовать. Я здесь немного пофантазирую, а потом вместе обсудим.

Что со мной обсуждать, вроде бы говорит вид Марет, однако игла окончательно положена на стол. Налицо полная готовность внимательно слушать.

— Итак, ты, деревенская девушка, любишь одного человека, любишь и вместе с тем боишься его. В душе ты им гордишься, но ты не очень счастлива. Не очень счастлива потому, что этот человек лезет на рожон, а это наверняка добром не кончится. Женское чувство смешивается в тебе с рабским страхом, веками накапливавшимся в крестьянских душах, с мужицкой осторожностью и благоразумием. Румму Юри — это искорка, отскочившая от лучины, яркая, сверкающая, но по своей внутренней биологической сущности бессмысленная: никакой от нее пользы, ни тепла, ни света, сверкнул и погас (тебе понятно? Я не слишком заумно говорю?). Давайте лучше жить тихо-мирно, время ждет, но, конечно, однажды мы себя еще покажем!.. Где-то в зародыше уже растет это грядущее — «Поднимайся, весь народ, жги усадьбы, бей господ, все твое — леса и пашни!..» — но это еще спрятано очень глубоко. И прежде всего ты женщина…

— И я… И вы хотите?.. — послышался робкий вопрос.

— Погоди, погоди же! Немного терпения. На чем я остановился?

— Что я не очень счастлива… что прежде всего я женщина, — смелая попытка помочь.

— Вот-вот! Ты хоть и гордишься им, но, по существу, ты хотела бы, чтобы твой муж был у барина на хорошем счету. Ты всегда боялась барской усадьбы и восхищалась ею, твоя мать и бабка тоже боялись ее и восхищались. Ну, конечно, и ненавидели.

У Марет такие ясные глаза, сразу видно, доходит до нее или нет. До сих пор, очевидно, ей все было понятно.