Белая змея - Танит Ли

Погребальное поле находилось за деревней Ли и предназначалось для мужчин со всей округи — единственное допустимое место для их упокоения. Женщин хоронили иначе. Процессия двигалась через снега, стуча в похоронные гонги и внимательно осматривая окружающие опасные склоны в поисках должной приметы. Ею могло стать все что угодно, важное или незначительное.

Двигаясь вместе со всеми, Тьиво осматривалась и стучала в маленький гонг, но думала о сыне. Снова и снова ее мысли возвращались к нему. Она не хотела оставлять его — но у нее нет выбора…

Все эти четыре года он почти всегда находился рядом. Он спал в их супружеской постели — Орн не возражал против этого. Надо сказать, что Орн с самого начала полюбил ребенка, играл с ним, заботился о нем. Его же брат милостью Ках не делал ничего, поскольку с самого начала смотрел на мальчика как на будущего работника, рассчитывая, что тот станет приносить пользу, едва начнет ходить.

— Ты будешь хорошим помощником, не так ли? — приговаривал над ним Орбин. — Будешь поднимать и таскать. Ты отработаешь свое содержание.

Ребенок рос ловким и быстрым. Он не выказывал непослушания, не делал ошибок. Орбин лишь иногда слегка шлепал его, да и то редко. Зачем портить то, что может принести большую выгоду? Его ланнский отец не оплатил свое содержание. Что ж, его ублюдок отработает.

На второй год жизни мальчика Застис пришла рано. В красноватом свете луны Орбин прижал Тьиво к стене кухни и, задрав ей юбку, приступил к делу так, что стены хрупкого строения сотрясались от его усилий. Закончив, он сказал Тьиво:

— Когда я тебя захочу, я буду тебя иметь. Если ты можешь рассказывать сказки, значит, могу и я. И если ты потолстеешь от моего ребенка, это снова будет работа Орна, не так ли?

Тьиво оправила одежду, ничего не сказав. В следующий раз повторилось то же самое. Но, даже поставив на своем и удовлетворив свои потребности, Орбин не сумел отомстить жене брата. Насиловал он ее изредка, только в месяцы Звезды, и Тьиво не беременела. К тому же на третий год он обнаружил, что после того, как он проведет с ней время, его мужское достоинство болит и горит. Орбин испугался, что ланнец наградил Тьиво какой-то болезнью, и когда боль прошла, оставил ее в покое. Он забыл, что она разбирается в травах, или просто не связал свое состояние с ее познаниями.

Она согрешила с любовником. Однако грешить с Орбином было не только против закона, но и против воли Ках. Орбин не доставлял ей удовольствия, а его семя оказалось бесплодно.

Но ребенок…

Она назвала его не именем короля или героя, но древним именем нагорий, которое на ее диалекте звучало как Райэр.

Когда ему исполнится пять лет, он станет одним из них, мужчин. Его пометят кровью в храме и сделают еще что-то, о чем Тьиво понятия не имела. Она боялась этого срока и ждала его.

Как-то на исходе третьего года она обнаружила, что сын, ненадолго отделавшись от Орбина, лепит причудливые фигурки из размытой дождем грязи. Тьиво остановилась, наблюдая за ним, ибо никогда не видела, чтобы ребенок делал что-то подобное. Фигурки получались кривые и странные, однако в них можно было различить людей и животных — вот свинья, а вот женщина с грудью и длинными волосами. Нерешительно — все-таки он был сыном, мужчиной, к тому же, как она теперь поняла, умным мальчиком — Тьиво набрала цветных камешков и принесла ему, чтобы он мог сделать глаза или украшения. Он терпеливо взял их и отложил в сторону. Они не были нужны ему.

Позже пришел Орбин, ударил Райэра и растоптал фигурки. Ребенок, поведением похожий на мать, просто отошел и без всяких вопросов начал подметать двор.

Ах, ребенок…

Он походил на нее, это правда. Но на отца он походил больше. Даже в возрасте полугода его ноги уже обещали стать куда длиннее, чем обычно у искайцев. Его густые волосы казались плотным и гладким черным шелком, а глаза, обрамленные черными ресницами, раскрывались, как распускаются цветы.

И он делал фигурки из грязи. Он пел тоненьким птичьим голосом, работая для Орбина — мелодии словно приходили к нему прямо с неба, ведь он никогда не слышал ни одной песни, кроме тех, которые мать пела ему во младенчестве. Однажды она увидела его скачущим по долине верхом на сговорчивой Тьме. И тогда зрение Тьиво помутилось. Она увидела высокого мужчину с синими, как гроза, отсветами в волосах, верхом на черном звере, с вересковым копьем в руках, а ветер в горах шумел, словно голос огромной толпы…

…Она не должна была его оставлять!

Всадники на тракте, видимо, знавшие обычаи, отступили в сторону, пропуская процессию. Животные, на которых они ехали, были зеебами — Тьиво раз или два видела их в Ли. Но она никогда не видала ничего похожего на другого зверя — угольно-черного, с длинной узкой головой.

Однако ни Тьиво, ни другие женщины не слишком-то рассматривали всадников и их животных. Они нашли свой знак. Эти всадники и есть знамение. Им мог стать заяц или солнечный луч, ком снега или упавший камень — что угодно, живое или нет.

Получив знак, теперь они просто должны дойти до ближайшего крутого обрыва, где скалы поджидали холодную бесприютную жертву. Хорошо изучив этот край, женщины знали, что такое место расположено не более чем в получасе пути вверх по уступам, примерно в миле от тракта. Ках, посылающая мужчин совершать обряд в такой дали, проявила великодушие, позволив женщинам провести ритуал так легко.

Они подошли к безветренному горному кряжу на краю огромной пропасти. Гонги смолкли. Женщины опустили деревянный гроб на край обрыва, и каждая положила на него руку, каждая из тех, кто забивал гвозди — за исключением родственницы, Тьиво.

Вытолкнутый на край ущелья, а потом и за край, гроб оказался в воздухе и полетел в разверстую ледяную пасть. Ниже и ниже падал он, отталкиваясь от пустоты, пока далеко внизу не разбился об уступ и не пропал из виду, взрыхлив глубокий снег.

Женщины стояли и смотрели на Тьиво. Теперь она должна оплакать свою потерю.

Тьиво откинула голову и завыла в серое низкое небо. Женщины наблюдали за ней, приготовившись ждать. Жалоба должна быть длинной, ведь умерла мать ее мужа. И только после этого — долгий путь домой.

Никакого выбора.

Что может сделать Орбин в ее отсутствие?

На этот раз он нашел орхидею. Более того, львенка.

Каким-то образом чутье Катемвала привело его к цели в самый подходящий момент. Находка. Лет десять назад такое случалось гораздо чаще.

Да, он спешился лишь ради этого ребенка.

Элисаарец соскочил на землю и подошел к мальчику, разминая мышцы после седла. Стоя рядом с неуклюжим отцом, мальчишка разглядывал пришельцев, зеебов, скакуна. Пока его вели от дома, он крепко и доверчиво держался за шерсть черной собаки, которая ростом была больше него самого. Он смотрел без страха и смущения. Черные живые глаза светились умом и чистотой.