Пятое путешествие Гулливера - Андрей Аникин

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГУЛЛИВЕР ПОПАДАЕТ ПОД ПОКРОВИТЕЛЬСТВО ПЯТИКРАТНО-СВЕРХРАВНОГО НУИЛА. БЕСЕДЫ С СЕКРЕТАРЕМ МИКОМ

Дней через семь-восемь меня посадили в старый, громыхавший на каждой выбоине экипаж и повезли куда-то в сопровождении двух молодых людей. К вечеру мы прибыли в резиденцию… я бы сказал, вельможи — если бы у эквигомов были вельможи. У ворот мои стражи предъявили какие-то бумаги, после чего мы въехали во двор, окруженный высокой каменной стеной.

Меня провели через боковую дверь здания наверх и поместили в комнате, окно которой выходило в сад. Молодые люди вежливо попрощались со мной и ушли, не закрыв дверь. Я огляделся. Кажется, впервые в Эквигомии видел я помещение, в котором не было ни портретов, ни бюстов, ни изречений Оана.

На стенах висело несколько очень приятных акварелей, красивый шелковый экран закрывал камни. Комната была убрана без роскоши, но со вкусом.

Через несколько минут вошел немолодой эквигом, одетый в обычную у них простую одежду, но изготовленную из дорогой ткани и хорошо сшитую. Я встал со стула, ожидая его приказаний, но он медлил.

— Я знаю твое имя, — сказал он. — Не существенно, подлинное оно или нет, об этом мы позже договоримся. Меня зовут Мик, я секретарь пятикратно-сверхравного Нуила.

Я понял, что по крайней мере на первой стадии мои расчеты оправдались. Нуил был одним из самых влиятельных людей в стране. Говорили, что он видел или видит Оана. Кстати сказать, это была постоянная двусмысленность эквигомской жизни. С одной стороны, Оан был вроде бы жив, и его именем все делалось в этой стране. С другой — он, очевидно, не был физитески реальной личностью, ибо никто не упоминал о его чело. веческих поступках, даже как о поступках правителя. Он был подобием бога, но на портретах изображался человеком с довольно заурядным лицом. Если, например, какой-нибудь бедняга упал в воду и утонул, никто не говорил, что его наказал Оан. Но если виновного в каком-то проступке публично секли, то говорили, что выполняется воля Оана.

Секретарь Мик спросил, доволен ли я помещением, и выразил надежду, что мне понравится пища. Он позвонил, и слуга принес нам ужин. В этот вечер я впервые мог оценить эквигомскую кухню и понял, что равенство не распространяется на качество еды и напитков.

Мик попросил меня подробно рассказать свою историю.

Я повторил все, что говорил неделю тому назад, тщательно избегая противоречий и неточностей. Мик слушал меня, не перебивая, и лишь время от времени отмечал что-то в своей записной книжке. Затем он стал задавать мне вопросы, которые подтвердили, что я имею дело с человеком умным и осведомленным. Его интересовали мои связи в высших кругах Пекуньярии. характеристики личностей, планы Западной компании и экспедиция в Индию. Расспрашивал он меня также о Европе, но, видимо, больше из любопытства, чем ради дела.

Беседа наша затянулась до позднего часа. Наконец секретарь Мик встал и, вежливо пожелав мне спокойной ночи, ушел.

Два дня я его не видел. Мне разрешили гулять в саду, чем я с большим удовольствием пользовался. Из книг я получил, помимо обычных томов Оана, сочинения Нуила, представлявшие собой пересказ и толкование изречений Оана. Но, кроме того, к моей большой радости, мне дали две старые эквигомские книги. Это была величайшая редкость и знак большой милости.

Дело в том, что лет двадцать тому назад по приказу Оаиа или его учеников в Эквигомии были уничтожены или заперты на замок все библиотеки, разрушено большинство типографий и прекращено издание всяких книг, кроме сочинений Оана и его толкователей.

Такие волны уничтожения и запрещения время от времени прокатывались по Эквигомии, и жертвами их становились люди, вещи и даже животные. Как и ликвидация медицины, чем я говорил выше, все эти меры проводились под флагом второго завета Оана — об «излишествах». Однажды было приказано сжечь все торговые и рыболовные суда, а моряков И рыбаков переселить в глубь острова. Тем, кто не подчинялся, угрожала смерть. Совсем недавно были уничтожены все до единой собаки, а ученых-собаководов выставляли в городах у позорного столба. Секретарь Мик пришел на четвертый день, чтобы уточнить, как он сказал, некоторые подробности. Самыми трудными для меня были вопросы, касавшиеся моей мнимой миссии лазутчика. Но, к моему удивлению, именно это привлекало меньше внимания у моего собеседника.

После этого наши беседы стали регулярными. Каждые два-три дня Мик заходил ко мне и проводил за разговорами и приятной трапезой несколько часов. Его особенно интересовали формы правления и отношения между правителями и народом в тех странах, где мне довелось побывать. Я лучше понял этот его интерес, когда он случайно проговорился, что до уничтожения книг был профессором философии. В конце любого разговора Мик заявлял, что все формы правления представляют собой опшбки истории и рано или поздно все народы придут к обществу равных согласно заветам Оана. Я на это неизменно отзывался: «Слава Оану». Надо сказать: я так привык в Эквигомии к этому выражению, что и теперь иногда употребляю его в самых неуместных случаях и к большому удивлению моих собеседников.

Однако не могли же мы все время говорить на темы, далекие от Эквигомии. Как ни был Мик скрытен и осторожен, он стал все чаще рассказывать мне вещи, которые я вовсе не знал или знал смутно. Сопоставляя это со своим собственным опытом и с прочитанным в книгах, я начал кое-что понимать в жизни этой страны.

Самое странное было то, что Эквигомия была страна без истории. Точнее сказать, история начиналась с тех времен, когда Оан сверг старых плохих правителей и стал императором государства равных. Из более ранней истории оставались лишь отрывочные факты, случаи, мысли, которые по какой-либо причине подходили Оану и поминались в его сочинениях. Таким случаем был упомянутый выше приказ легендарного императора Глома, который я испытал на себе. Вся остальная история до Оана была под запретом. Впрочем, что говорить об истории!

Вскоре после того, как Оан пришел к власти, были разрушены не только многие дворцы и богатые дома, но были сожжены некоторые города, а жители расселены по разным местам.

«Равенство начинается на пепелище», — гласило одно из его изречений.

С большим усердием применялся первый завет Оана: чем меньше ешь, тем лучше можешь работать. Он никем не ставился под сомнение, но в его толковании было две школы. Одни считали его окончательной и однозначной формулой, другие говорили, что верно и обратное утверждение: чем лучше работаешь, тем меньше можешь есть.

Когда преобладала вторая школа и этот завет проводился в жизнь, получались удивительные вещи. Нормальному человеку свойственно хорошо работать. Известно, какое удовлетворение доставляет успешно выполненная работа, даже если не рассчитываешь на похвалу и награду. Но тем, кто хорошо работал, сбавляли норму питания и другими способами ухудшали жизнь. Когда эта система распространялась, хозяйство приходило в расстройство, так как все старались работать хуже и меньше. Тогда выступал какой-нибудь сверхравный высших ступеней и заявлял, что Оана исказили. Вспоминали, что в другом месте Оан обмолвился такой фразой: заслуженная награда достойнее, чем заслуженное наказание. Система «обратного завета» отменялась, а ее сторонников наказывали, и в данном случае, я полагаю, вполне заслуженно.