Дзержинский. Кошмарный сон буржуазии - Мартын Лацис

Л. Б. Ривин

Дзержинский в моей жизни

Ривин Лазарь Борисович – с 1918 г. работал в органах ВЧК, ОГПУ, НКВД.

За время пребывания в Орловском централе мы – политзаключенные – почувствовали в Дзержинском стойкого революционера… и полюбили его. Расставаться с ним было тяжело.

В дни Февральской революции 1917 года трудящиеся города Орла вышли на улицы и потребовали освобождения из тюрем политических заключенных. Тяжкие оковы, давившие меня 10 лет, спали навсегда. Все революционеры получили долгожданную свободу и разъехались по родным местам. Я уехал к себе в Белоруссию и устроился на работу в одну из транспортных организаций. Через некоторое время наш район был оккупирован германскими войсками. Всем советским учреждениям пришлось эвакуироваться в тыл… Я решил поехать в Саратов к сестре, которую не видел много лет. Мой путь лежал через Москву.

Побывать в новой советской столице было давнишней моей мечтой. Не скрою, очень хотелось встретиться с Дзержинским. Мне говорили, что он работает в Кремле вместе с В. И. Лениным.

Москва встретила меня ясным апрельским утром. От Александровского (теперь Белорусского) вокзала до Казанского решил пройти пешком и посмотреть город…

С Красной площади не хотелось уходить. Словно завороженный смотрел на развевающийся красный флаг над зеленым куполом Кремлевского дворца – символ победившей пролетарской революции, за которую мы боролись и страдали в тюремных казематах. Сознание того, что в Кремле живет и работает наш вождь и учитель В. И. Ленин, а рядом с ним – мой друг Ф. Э. Дзержинский, радовало и вдохновляло меня. Однако зайти к Феликсу Эдмундовичу в Кремль я постеснялся.

С мыслями о Ленине и о Дзержинском через Никольскую улицу (ныне улица 25 Октября) вышел на Лубянскую площадь (площадь Дзержинского) и по улице Большая Лубянка (улица Дзержинского) направился в сторону Казанского вокзала. Иду, наблюдаю, мечтаю… И вдруг… я почувствовал на плече чью-то руку и тут же услыхал радостный возглас:

– Лазарь, дорогой, это ты?

Оглянувшись, я увидел Феликса. Вместо каторжника в тюремной робе, худого и бледного, каким он в 1916 году покинул Орловский централ, передо мной стоял стройный, в длинной шинели человек. На голове военная фуражка с красной звездой, а на ногах вычищенные до блеска сапоги. Чисто выбритое лицо расплылось в доброй улыбке, искрящиеся глаза излучали радость.

В первые секунды я настолько растерялся, что не мог сказать ни слова…

– Ты откуда и какими судьбами оказался в Москве? Я ведь работаю в этом здании, – указал Феликс на красивый угловой дом на Большой Лубянке, около которого мы встретились.

– Идем ко мне, там и поговорим.

С этими словами Дзержинский взял меня под руку, мы вошли в вестибюль дома. По тому, как приветствовали его часовые с винтовками в руках и сновавшие мимо люди в кожаных куртках с висящими на ремнях маузерами, я понял, что здесь какой-то военный штаб и Феликс Эдмундович здесь главный. Обращал на себя внимание и стоявший на возвышенной площадке в вестибюле пулемет «максим»…

– А я слышал, что ты работаешь в Кремле вместе с Лениным? – спросил я Дзержинского…

– В Кремле у Владимира Ильича бываю часто, но работаю, можно сказать, днюю и ночую, здесь, – ответил Дзержинский.

– Ну, теперь рассказывай о себе все, – предложил Феликс Эдмундович, когда мы вошли в его рабочий кабинет и уселись друг против друга.

Я последовательно, но кратко поведал о своем освобождении из тюрьмы, о пребывании на родине…

Затем мы начали вспоминать нашу жизнь в Орловском централе, которая казалась нам теперь кошмарным сном…

Как бы подводя итог нашим воспоминаниям, Дзержинский сказал:

– Главное, Лазарь, в том, что неимоверные трудности и страдания, которые мы пережили, не сломили нас, не погасили в наших сердцах идеи, за которые мы боролись. Более того, эти тяжелые годы закалили нас для борьбы и труда.

Затем речь зашла о положении в стране. Феликс говорил, что молодая Республика Советов переживает тяжелый кризис. На заключение Брестского мира с Германией мы пошли, чтобы спасти революцию и укрепить Советскую власть. Однако эсеры и меньшевики стараются сорвать этот мир, спровоцировать войну и таким образом погубить рабочих и крестьян. Бывшие союзники царской России в войне с Германией готовят интервенцию. В то же время внутренняя контрреволюция всюду поднимает голову, формирует белые армии, организует заговоры и восстания, усиливает саботаж и спекуляцию.

– Но Республика Советов непобедима, – решительно заявил Дзержинский. – Ее резервы неисчерпаемы. Вождь революции В. И. Ленин и большевистская партия принимают все меры, чтобы отстоять завоевания Октября… А для борьбы с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией создана Всероссийская чрезвычайная комиссия при Совете Народных Комиссаров. Мне поручили возглавить этот орган пролетарской диктатуры…

Посмотрев через окно куда-то на улицу, Дзержинский продолжал:

– Работников хороших у нас мало, вот беда! – И, подумав минуту, вдруг спросил:

– А как ты смотришь на то, чтобы остаться работать здесь, в ВЧК?..

Такой поворот в нашем разговоре был для меня настолько неожиданным, что я растерялся. Собравшись с мыслями, ответил:

– Я, Феликс, рад твоему вниманию, но о деятельности ВЧК знаю очень мало. Боюсь, что не смогу быть полезным вам.

Дзержинский улыбнулся и сказал, что ему раньше тоже не приходилось работать в ЧК… Порешили на том, что я съезжу в Саратов к сестре, подумаю и по возвращении дам ответ.

В процессе нашего разговора часто звонил телефон. Ответы руководителя ВЧК были краткими и четкими: «Согласен», «Не возражаю», «Проверьте тщательно», «Соберите доказательства», «Действуйте в зависимости от обстановки» и т. п.

Чувствовалось, что здесь, в огромном городе, да и во всей стране идет напряженная, невиданная война с врагами революции.

Во время беседы я спросил Дзержинского:

– Чем объяснить, что у вас такая боеготовность, всюду стоят пулеметы, часовые, все при оружии?

– На днях мы раскрыли крупный белогвардейский заговор савинковской организации под демагогическим названием «Союз защиты родины и свободы». Организация насчитывала до 5 тысяч членов, главным образом – бывших офицеров царской армии. Заговорщики ставили целью поднять вооруженное восстание, арестовать и уничтожить Советское правительство, всех коммунистов и советских активистов города, а затем открыть ворота в Москву англо-французским интервентам.