Время моей Жизни - Сесилия Ахерн

Я посмотрела на часы. Райли понял намек.

— Мама, не томи, что ты хотела нам поведать? — Он произнес это так, что все за столом подняли головы. Он умеет сплачивать людей.

— Мне не надо. Не люблю омаров. — Бабушка отстранила тарелку еще до того, как ее успели перед ней поставить.

Мама слегка растерялась, потом вспомнила, почему мы все здесь собрались, и посмотрела на отца. Отец по-прежнему читал газету, не ведая, что омары уже ждут его. Тогда она села за стол и взволнованно заявила:

— О'кей, я скажу. Как вы все знаете, в июле у нас годовщина свадьбы — тридцать пять лет. — Она обвела нас взглядом, в котором читалось «как же быстро летит время». — И мы решили отпраздновать это событие, — глаза ее сияли, — обновив наши брачные обеты!

От волнения голос ее сорвался, и последние слова она выкрикнула на пронзительно-истерической ноте. Даже отец опустил газету, чтобы посмотреть на нее, затем обнаружил омаров, отложил газету и принялся за еду.

— Ого, — сказала я.

За последние два года многие мои друзья переженились. Похоже, это заразное поветрие — стоит одному вступить в брак, как все остальные немедленно объявляют о помолвке и вот, глядишь, уже чинно движутся к алтарю, как спесивые павы. Я видела разумных, современных женщин, превратившихся в абсолютных психопаток, жаждущих неукоснительного соблюдения ритуала и традиций — то есть как раз того, против чего они яростно боролись всю свою сознательную жизнь. Я и сама в дурацких неудобных платьях принимала участие в этих ритуалах, но то другое дело. А здесь речь идет о моей матери, так что все будет неизмеримо, катастрофически ужаснее.

— Филипп, милый, папа хочет, чтобы ты был шафером.

Филипп порозовел и стал как будто выше. Он молча кивнул — такая честь, что бедняга лишился дара речи.

— Райли, дорогой мой, ты готов проводить меня к алтарю?

Райли разулыбался.

— Всю жизнь мечтал тебя куда-нибудь спровадить.

Все засмеялись, включая и бабушку, которую радуют шуточки в адрес моей матери. Я нервно сглотнула, зная, что будет дальше. Мама оборотилась ко мне, но все, что я видела, была ее огромная улыбка во весь рот, которая вытеснила с лица глаза и нос и оставила только губы, проговорившие кошмарные слова:

— Солнышко, будешь подружкой невесты? И может быть, ты опять так уложишь волосы, тебе это очень идет.

— Она простудится, — сказала бабушка.

— Вчера она не простудилась.

— Но риск есть. Тебя это не смущает?

— Мы закажем ей носовые платочки из той же ткани, что и платье, просто на всякий случай.

— Не стоит, если это будет из такой же ткани, как твое первое свадебное платье.

Ну все, конец моей жизни.

Я посмотрела на часы.

— Как жалко, что ты так рано уходишь, нам нужно еще столько всего обсудить. Может быть, приедешь завтра, и мы подробно все обговорим? — оживленно, но безо всякой надежды спросила мама.

Вот так дилемма. Жизнь или семья. Одно хуже другого.

— Я не смогу, — ответила я, и воцарилось глубокое молчание. Силчестеры не отказываются от приглашения, это расценивается как грубость. Ты вынуждена бесконечно мотаться по вечеринкам и званым обедам, из кожи вон лезть, чтобы не пропустить ни единого приглашения, чуть ли не двойников себе нанимать, составлять сложные схемы и маршруты, дабы выполнить все обещания, которые дала ты сама или кто-то за тебя без твоего ведома.

— Но почему, дорогая? — Мама пыталась изобразить озабоченность, а в глазах ее я прочла «ты меня подводишь».

— Возможно, я смогу ненадолго заехать, но в двенадцать у меня встреча, и я не знаю, сколько она продлится.

— А с кем встреча? — поинтересовалась мама.

Ладно, рано или поздно все равно придется им сказать.

— Да с моей жизнью.

Я сказала об этом как о чем-то обыденном, надеясь, что они не уловят суть. И ждала, что они примутся задавать вопросы, мысленно подыскивая объяснения, что это вроде как присяжным тебя выбирают, по случайности, и что беспокоиться им не о чем, в моей жизни все прекрасно, просто замечательно.

— О-о! — выдохнула мама. — О господи, я поверить в это не могу! — Она посмотрела на остальных. — Вот уж сюрприз так сюрприз, правда? Ты нас так удивила. Боже мой, так удивила.

Первым делом я поглядела на Райли. Он смущенно уставился в тарелку, повертел вилку и задумчиво потыкал кусок хлеба. Затем на Филиппа — он немного покраснел. Бабушка отвернулась, словно в воздухе дурно пахло и виновата в этом моя мать. На отца я смотреть не могла.

— Вы знали.

Мама провела рукой по щеке.

— Разве же я знала?

— Все знали.

Она нервно пригладила волосы.

— Откуда вы узнали? — Да, я повысила голос, хотя Силчестеры себе такого не позволяют.

Никто не ответил.

— Райли?

Он наконец поднял голову и слегка улыбнулся.

— Мы должны были подписать бумаги, Люси, подтвердить, что мы не возражаем.

— Ах вот как! Так ты был в курсе?!

— Солнышко, Райли не виноват, это я его попросила. Нужны были минимум две подписи.

— Кто еще подписал? — Я гневно оглядела их. — Вы все, да?

— Потише, юная леди, — скривилась бабушка.

Мне страшно захотелось швырнуть мамины рогалики ей в физиономию или затолкать в глотку салат из омаров. Наверное, это было так очевидно, что Филипп призвал всех успокоиться.

Не знаю, чем кончился их разговор, потому что я уже мчалась прочь по саду — не бегом, Силчестеры не убегают, — но очень быстрым шагом, чтобы скорее оказаться от них как можно дальше. Конечно, выходя из-за стола, я промямлила какие-то извинения, дескать, мне пора, я опаздываю на встречу, а тогда уж вежливо откланялась. И только выйдя из дома и спустившись к гравиевой парковке, поняла, что забыла туфли на задней лужайке. Мне пришлось закусить губы, чтобы не завопить во все горло, пока я ковыляла до Себастиана, а там я изо всех сил нажала на газ и рванула к воротам. Себастиан радостно пыхтел, предчувствуя счастливое избавление, но очень быстро на нашем пути к свободе возникла преграда в виде закрытых ворот. Я опустила стекло и нажала кнопку домофона.

— Люси, — сказал Райли, — ну успокойся, не сердись.

— Выпусти меня.

— Она это сделала ради тебя.

— Не притворяйся, будто ты ни при чем.

— О'кей, мы это сделали для тебя.

— Зачем? У меня все отлично.

— Да, ты упорно это твердишь.

— Потому что я твердо в этом уверена. — Мне немного полегчало. — Открой ворота.

Глава пятая

Воскресенье. Оно угрожающе нависало надо мной, как здоровенная горилла над небоскребом в том фильме, и наконец сжало меня в губительных объятиях. Ночью мне снились разные сценарии моей встречи с жизнью. По одним все сошло гладко, по другим не очень, а в одном вообще были сплошь песни и танцы. Мы обсудили с Жизнью все мыслимые темы — в том странном, чудном ключе, в каком говорят во сне, когда, проснувшись, обнаруживаешь, что смысла в этом не было ни малейшего. И вот я проснулась, совершенно измученная. Снова покрепче закрыла глаза, настраиваясь на непристойный сон про шустрого бродягу в метро, но ничего не получилось. Жизнь беспрерывно врывалась, точнее, врывался к нам, как подозрительный родитель в комнату к распущенному подростку. Сон не шел, сознание уже включилось и заработало: в голове возникали умные фразы, находчивые ответы, остроумные возражения, проницательные догадки, варианты, как, никого не обидев, отказаться от встречи, а на их фоне — мысли о том, что же мне надеть. Я открыла глаза и села. Мистер Пэн потянулся и посмотрел на меня.