Обман зрения - Джейн Хичкок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поглаживая Браша, я снова подумала, как могла Фрэнсис Гриффин столько лет жить в доме, где была зарезана ее дочь? Ведь ей вполне по средствам переменить жилище. Вспоминала ли она ту страшную сцену, всякий раз проходя мимо спальни Кассандры? Как могла все это выносить? Интересно, а где была эта комната? Во время сегодняшней экскурсии миссис Гриффин ни разу не упомянула о ней. Что там сейчас — индейская комната, китайская комната или комната стеклянных колокольчиков?
Я всегда считала, что место, где произошло насилие, несет на себе его печать. Убийство как бы пронзает атмосферу, и в эту дыру постоянно проникает сырой могильный холод. Интересно, в какой из комнат я в один прекрасный день почувствую этот пронизывающий сквозняк?
Некоторое время я размышляла над первыми показаниями и обнаружила в них немало противоречий. Последующие данные были более полными, но несколько отличались от первоначальных. И хотя этим разночтениям не придавалось большого значения, мне они представлялись весьма существенными.
Например, оказалось, что Гриффины ужинали не одни. Компанию им составил таинственный мистер Мади, который, впрочем, скоро уехал. По словам полиции, о его присутствии не сообщили, потому что потрясенные убийством Гриффины просто забыли о нем упомянуть.
Забыли о нем упомянуть? Что-то не верится. Но даже если это было правдой, остается еще много вопросов. Если Мади ужинал с семьей, то почему он уехал? В конце концов, они с Кассандрой были законными супругами, и ему незачем было уезжать после ужина, бросая ее в одиночестве. Почему же он с ней не остался?
Я все думала о непонятной забывчивости Гриффинов. Почему они не сказали полиции, что Мади с ними ужинал? Неужели они настолько потеряли голову, что забыли о его существовании? Или же у них были тайные причины, чтобы убрать его со сцены?
Много неясного было и с орудием убийства. В первых сообщениях указывалось, что это был серебряный нож для фруктов, принадлежавший Гриффинам. Позже оказалось, что это не так, поскольку, по словам дворецкого, все столовое серебро было на месте. Потом появилась заметка, где говорилось, что нож, первоначально признанный орудием убийства, на самом деле таковым не является. По словам врача, осматривавшего тело, он слишком мал, чтобы нанести такую рану. Значит, убийство было совершено другим предметом, которого так и не нашли. Эта версия подробно излагалась в статье под заголовком «Загадка орудия убийства в деле Кассандры Гриффин». Потом пресловутый нож вообще исчез из сейфа, где хранились улики. Последовала короткая негодующая статья, в которой высказывалось предположение, что дело хотят замять. Посыпались возмущенные протесты со стороны всех заинтересованных сторон, сопровождаемые шквалом статей о преступной халатности полиции при работе с вещественными доказательствами. Но как ни крути, орудие убийства исчезло бесследно.
Просмотр газет затянулся далеко за полночь, но зато теперь мне были известны все факты и недомолвки, связанные с этим делом. Самой странной и необъяснимой была история с окном.
Дворецкий, которого звали Фрэнк Беридж, сообщил полиции, что наутро после убийства, часов около девяти, он услышал, как из спальни Кассандры раздался женский крик. Прибежав туда, он увидел хозяйку, лежащую без сознания рядом с безжизненным телом дочери. По словам Бериджа, он первым делом открыл окно, чтобы впустить свежий воздух, а потом попытался привести в чувство миссис Гриффин. Из всего этого было ясно, что убийца не мог проникнуть в комнату через закрытое окно или же после преступления он закрыл его, а затем покинул комнату каким-то другим путем. Но вряд ли можно было предположить, что окровавленный маньяк с ножом в руках мечется по лабиринтам этого дома, пытаясь найти выход, и при этом не оставляет никаких следов.
В любом случае никто не усомнился в правдивости этого рассказа, тем более что чуть позже миссис Гриффин внесла в него ясность, заявив, что она вошла в спальню дочери, чтобы закрыть там окно (это в разгар-то лета!), и что только после этого она вдруг заметила, что Кассандра лежит зарезанная на полу. Именно тогда она закричала и лишилась сознания.
Если верить ее словам, то действительно, преступник мог влезть и вылезти через окно, как с самого начала предполагало следствие, но это уже не лезло ни в какие ворота. Как могла полиция поверить в этот бред, да и поверила ли вообще? Зачем миссис Гриффин понадобилась эта версия? Как такое вообще может быть? Ведь получается, что мать, войдя в комнату, переступила через тело дочери, лежащее на полу в луже крови, и подошла к окну, чтобы закрыть его в летнюю жару. Потом обернулась, увидела тело, вскрикнула и упала в обморок. Допустим, что утром люди бывают несколько сонными, но неужели она была настолько не в себе, чтобы не заметить убитую дочь? Рассеянность тоже имеет пределы.
Вероятно, это показалось странным не мне одной, потому что в ходе следствия Беридж полностью изменил свои показания. Он заявил, что ошибся, — окно он не открывал и даже не подходил к нему. В своих официальных показаниях он поклялся следователю, что когда вошел в комнату, окно было открыто.
Я закончила читать в третьем часу ночи. Браш давно спал, свернувшись калачиком на постели. Я выключила свет и закрыла глаза, но сон все никак не шел. Мысли метались в голове, словно стая птиц, затянутая в пропеллер, где они одна за другой превращаются в маленькие фонтанчики крови.
Ведь все настолько очевидно: убийство было совершено своими. Все в доме знали правду и почему-то скрывали ее. Но почему? Зачем? У меня лично не было сомнений относительно личности убийцы. Как заправский следователь, я сопоставила свидетельские показания, приведенные в газетах, и пришла к выводу, что Кассандру Гриффин убил Роберто Мади, этот сомнительный лыжный инструктор и незавидный супруг. Это было вполне логично. В тот вечер он был в доме, да и мотивы преступления вполне очевидны — деньги и только деньги. Тогда почему его не арестовали?
Я посмотрела на полоску лунного света между комодом и дверью. Сегодня мне уже не заснуть. Да, конечно, это Мади, кто же еще. Почему его не только не осудили, но он даже не попал в число подозреваемых? Куда он исчез? Почему все сведения о нем столь расплывчаты? Кем он был на самом деле?
Возможно, я дала слишком большую волю воображению, но меня всегда интересовали демонические мужчины и их жертвы. Моя мать немало пострадала от холодного и безответственного человека — моего отца, и я чуть было не повторила ее судьбу… Или все же повторила? Я не пала жертвой мазохистской любви, не родила нежеланного ребенка, не была бита и не запила от несбывшихся надежд. И все же последние двенадцать лет, которые я провела в печальном одиночестве, меня не оставляло чувство пустоты.
Да, Мади меня заинтриговал. Иначе и быть не могло — еще один загадочный мужчина, о котором я могла думать и фантазировать. В газетах не было его фотографий, поэтому, лежа в темноте, я старалась представить, как он выглядит. В памяти сразу всплыло лицо моего бывшего любовника, Джона Ноланда. Вероятно, он сыграл в моей жизни ту же роль, что Роберто Мади в жизни Кассандры. Джон был классическим образцом мужчин такого типа.
На мое представление о любви большое влияние оказал бросивший нас отец. Ввиду его отсутствия я судила о мужской любви как о неком абстрактном понятии, приносящем скорее боль, а не радость. Я видела, как моя мать, подобно фениксу, возрождается из пепла семейной жизни, проклиная отца и одновременно благодаря его за то единственное утешение, которое он ей дал — ребенка. Меня.
Я плохо помню свое детство и совсем не помню человека, который зачал меня. Позже мать рассказала мне, что в ту ночь, когда отец покинул наш дом навсегда, она прорыдала до утра, качая меня на руках. Но зато потом она уже не плакала никогда.
Ее печальный пример не слишком способствовал моему желанию связать свою жизнь с мужчиной. В двадцать лет вокруг меня вилось полдюжины поклонников, чье внимание я принимала с живостью лунатички. А в двадцать четыре встретила Джона. Он сразу же заинтересовал меня, потому что был столь же сложен и непостижим, как мои представления о любви.
Джон Ноланд, разведенный и без пяти минут знаменитый писатель, автор изящных и легких романов, был на несколько лет старше меня. Его считали «блестящим стилистом», а сам он был столь же элегантен, как его проза. Женщины его просто обожали. Они плескались вокруг него, словно ласковые морские волны, ублажая его лестью и показным вниманием. Я не раз наблюдала, как на вечеринках они деланно смеялись и флиртовали, выворачиваясь наизнанку под взглядом его синих глаз. Его холодность и едкий разящий юмор распаляли их еще сильнее. Постепенно он выбирал себе жертву и, подкравшись, отделял ее от стада. Несмотря на внешнее разнообразие, женщины, которых он удостаивал своим вниманием, отличались одним общим качеством — все они были отчаянно одиноки. Это легко читалось в их глазах — они хотели быть обманутыми и были готовы к страданиям. Как истинный светский лев, Джон Ноланд знал, как добить раненую жертву.