Интерлюдия Томаса - Дин Кунц

Возвратившись в свой домик, я думаю включить телевизор на канале, по которому идут классические фильмы, чтобы увидеть, дадут ли мне Кэтрин Хепбёрн[29] или Кэри Грант[30] совет, что я должен спать. Но кофеин скоро вставит спички мне в глаза, и, подозреваю, мне необходимо быть, по меньшей мере, на грани клевания носом перед тем, как противник – кем бы или чем бы он ни был – сможет получить ко мне доступ через телевидение.

Я выключаю почти весь свет, так что снаружи это может выглядеть так, будто я закончил исследовать «Уголок Гармонии», и оставляю гореть одну лампу в качестве ночного светильника. Сидя на краю кровати, я ем шоколадный батончик.

Одно из преимуществ жизни в почти постоянной опасности – то, что я не должен беспокоиться о таких вещах, как холестерин и прогнивший зуб. Я уверен, что меня убьют задолго до того, как мои артерии забьются тромбоцитами. Что касается дырок в зубах, я скорее потеряю зубы в жёстких столкновениях. Мне ещё не стукнуло двадцать два, а у меня уже семь искусственных зубов.

Я съедаю второй шоколадный батончик. Скоро, спасибо всему сахару и кофеину, у меня будет такая проводимость, что я смогу принимать радиопередачу с ближайшей ретрансляционной вышки через титановые контакты, которые фиксируют те семь искусственных зубов в челюстной кости. Надеюсь, это не будет станция с величайшими хитами, специализирующаяся на мелодиях диско семидесятых.

Я выключаю последнюю лампу, которая на прикроватном столике.

За кроватью в дальней стене домика окно с открывающимися с помощью ручек створками предлагает вид ночного леса. Две створки открываются внутрь для притока свежего воздуха, а сетка не пропускает ночных бабочек и других вредителей. Сетка подпружинена сверху и легко снимается. Снаружи я заново устанавливаю её, не производя много шума.

Последний аспект моего шестого чувства – это то, что Сторми назвала психическим магнетизмом. Если мне необходимо найти кого-то, местонахождение кого я не знаю, я держу его имя на переднем плане своих мыслей, а его лицо перед мысленным взором. Затем я иду, еду на велосипеде или на машине, без определённого маршрута, следуя туда, куда мне хочется, хотя на самом деле меня притягивает к нужному человеку необъяснимая интуиция. Обычно в течение получаса, часто быстрее, я определяю местонахождение человека, которого ищу.

Также психический магнетизм работает – хотя несколько хуже – когда я ищу неодушевлённый объект и иногда даже когда я ищу место, которое я могу назвать только по его назначению. Например, в данном случае, прохаживаясь позади дуги из домиков и через покрытый лунным светом лес, я держу в уме слово «логово».

Уникальное Присутствие работает в «Уголке Гармонии», кто-то или что-то, что может путешествовать посредством телевидения и отправлять засыпающего человека в глубокий сон, внедряясь в его сны в надежде на то, что пока он спит, его воспоминания за всю жизнь можно прочитать, по его душе поиск осуществляется так же просто, как обшаривание взломщиком дома в поисках ценностей. Это существо, человек или иное, должно иметь физическую форму, так как, по моему опыту, ни один дух не обладает такими способностями. Это существо где-то обитает, и, учитывая его, по-видимому, хищническую природу, место, где оно проживает, лучше всего описать как логово, а не как дом.

Вскоре я достигаю края леса, за которым травянистая поверхность спускается вниз светлыми мягкими волнами на протяжении примерно трёхсот ярдов. Идущие с запада тёмные волны более кратковременной природы непрерывно разбиваются о песок. Убывающая луна серебрит траву высотой по колено, пляж и пену, в которую превращаются разбитые волны.

Я смотрю сверху на небольшую бухту. На возвышенности к северу горят фонари станции техобслуживания и закусочной. Чёрная лента, возможно, тропинка, разматывается от закусочной, идёт через покрытую лунным инеем траву, по диагонали по серии нисходящих склонов и вдоль долины к группе домов прямо над пляжем, возле южного края бухты.

По-видимому, там семь домов, они больше шести остальных, но все значительного размера. В двух строениях из окон идёт электрический свет, а пять домов – тёмные.

Так как всё семейство Хармони, включая зятьёв и невесток, комплектует собой штат предприятий, находящихся прямо у прибрежного шоссе, двадцать четыре часа в день, семь дней в неделю, они должны жить поблизости. Это, должно быть, их частный небольшой анклав из домов, живописное и привилегированное место для жизни, хотя и немного труднодоступное.

Несмотря на то, что этот январь спокойный, змеи, скорее всего, не так активны в этих лугах, как будут в более тёплые времена года, и особенно не в прохладе ночи. Я очень не люблю змей. Однажды я был заперт на всю ночь в серпентарии[31], где много образцов вылезли из своих стеклянных ограждений для просмотра. Если бы они предложили мне яблоки с древа знаний, думаю, я смог бы это выдержать, но они хотели только впрыснуть свой яд, отказывая мне в шансе обратить вспять гибельную историю мира.

Я пробираюсь вниз через пологие луга, трава по колено, пока не выхожу, не покусанный прячущимися змеями и не уничтоженный падающими беспилотниками, на асфальтовую поверхность, по которой следую к домам.

Они представляют из себя очаровательные викторианские дома, украшенные богатыми верандами и декоративной столярной работой – некоторые называют её мишурой – которая применяется повсюду. В лунном свете кажется, что они все принадлежат неоготическому стилю: несимметричные, неправильная компоновка с круто наклонёнными крышами, в которые вставлены мансардные окна, другие окна увенчиваются готическими сводами, а также искусно отделанные фронтоны.

Шесть домов стоят бок о бок на больших участках, а седьмой – самый большой – руководит другими с возвышения, в тридцати футах над ними и в сотне футов позади. В комнате на втором этаже основного дома, а также в нескольких комнатах на первом этаже в последнем из шести домов первого ряда горит свет.

Сначала я чувствую, что меня тянет к последнему дому в переулке. Я дохожу до него, однако обнаруживаю, что продолжаю идти, когда тротуар уже закончился, вниз по склону, вдоль изрытой колеями просёлочной дороги, на которой расколотые морские ракушки хрустят и трещат под ногами.

Пляж отлогий, ограждённый десятифутовой насыпью, заросшей кустарником, вероятно, дикой олеарией[32]. Волны высотой около трёх футов с гребнями, образующимися у самого берега, разбиваются вдребезги с гулким грохотом, словно спящие драконы, ворчащие во сне.