Художники в Удомельском крае - Лия Кац

С. Ю. Жуковский. Радостный май. 1912 г.

Государственная Третьяковская галерея

Другая комната в этом доме изображена Жуковским трижды: в картинах «Поэзия старого дворянского гнезда» (1912 г., Государственный Русский музей), «В старом доме» (1914 г., Калининская областная картинная галерея), «В комнатах старого дома» (1918 г., Государственный Русский музей).

С. Ю. Жуковский. Поэзия старого дворянского гнезда. 1912 г.

Государственный Русский музей

С. Ю. Жуковский. В старом доме. 1914 г.

Калининская областная картинная галерея

С. Ю. Жуковский. В комнатах старого дома. 1918 г.

Государственный Русский музей

Убранство комнаты не менялось с годами, и картины отличаются друг от друга лишь разными точками зрения. Видимо, этот мотив уходящего в прошлое «дворянского гнезда» с его какой-то застылой тишиной и явными чертами обветшания (закопченный след над топкой печи) привлекал художника, и он, написав одну картину в 1912 году, не удовлетворился ею, и потом еще дважды возвращался к этому сюжету. Жуковский был несравненным мастером в умении передавать атмосферу теплых уютных комнат в контрасте с зимним морозным пейзажем за окном. Особенного мастерства он достигал в передаче жарко пылающих дров в печке.

В Псковском историко-художественном музее хранится картина Жуковского с ничего не говорящим названием «Интерьер». Изображен уголок в помещичьем доме. У высокого светлого окна справа стоит рояль с открытой крышкой и нотами на пюпитре, с цветущим кустом роз в горшке. Перед роялем — слегка отодвинутое кресло красного дерева, будто только что встал и ушел из комнаты пианист, а скорее всего — пианистка. По сторонам окна зеленые растения в кадках, а за окном — оголенные деревья в заснеженном парке.

С. Ю. Жуковский. Интерьер.

Псковский историко-художественный музей

Этот интерьер также помог определить А. А. Моравов. На картине изображена комната в гарусовском доме, рояль, на котором любила играть Елена Николаевна — жена художника А. В. Моравова. Вероятно, это тот самый рояль, о котором А. А. Моравов писал: «...отец купил в бывшем имении Островно старинный рояль, некогда принадлежавший помещикам Ушаковым. Моя мать в те годы много играла. Любимым композитором Витольда Каэтановича был Фредерик Шопен, было что-то общее между ними, мать тоже любила этого композитора и часто играла его вещи». Так, благодаря живому воспоминанию, безымянный интерьер обрел свою конкретность, оказался связанным с Удомельским краем и подтвердил пребывание Жуковского в Гарусове.

Среди произведений Жуковского волнуют зрителя его лирические, полные настроения пейзажи. В них ярко видна любовь художника к русской природе. Жуковский в своем творчестве продолжал и развивал лучшие традиции русского реалистического лирического пейзажа.

Судьба художника сложилась трагично. В 1923 году он, как поляк, уехал из Советской России на родину, в Польшу. Жил в Варшаве. Там он продолжал работать, но его творчество в отрыве от русской природы стало терять свою поэтичность и проникновенность. В годы второй мировой войны Жуковский вместе с польским народом пережил все ужасы фашистской оккупации. Семидесятилетний художник был вместе с другими варшавянами заключен в концлагерь близ местечка Прушково, где умер в 1944 году. Похоронен он в братской могиле, вместе с другими узниками фашизма.

Он был «от земли»

Странно распорядилась жизнь судьбою художника Николая Петровича Богданова-Бельского (1868—1945). Он рассказывал о себе: «Я ведь — от земли. Отца не видал: я незаконнорожденный сын бедной бобылки, оттого Богданов, а Бельским стал от имени уезда»[13].

Богданов-Бельский получил образование в Татевской школе известного педагога С. А. Рачинского, потом в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Много сил и времени он отдал работе над своей любимой темой, посвященной деревенским детям и школе С. А. Рачинского. Именно на эту тему созданы его наиболее значительные произведения. Впоследствии Богданов-Бельский поселился в Петербурге, стал модным салонным портретистом. Эта работа давала ему хороший заработок, художник разбогател. «Вы не можете себе представить,— говорил он,— как я не люблю эти официальные портреты. Но я за них получаю очень большие деньги. Вот и приходится приезжать в Петербург, набирать заказы у богатых и знатных людей и, обеспечив себя, возвращаться в деревню и работать над тем, что по сердцу»[14].

 В 1910-х годах Богданов-Бельский также бывал в удомельских краях. Вероятно, немало его картин было написано здесь, но определить их весьма трудно из-за их бесхарактерности.

В 1908 году в Гарусове Богданов-Бельский написал картину «Подношение». Крестьянские мальчик и девочка принесли господам скромное подношение: яйца в плетеных лубяных лукошках. Дети изображены в обычной для художника, несколько слащавой манере, а обстановка гарусовского дома передана с большой точностью. К сожалению, не удалось установить местонахождение картины.

Живя в Островне, Богданов-Бельский написал картину «Новые хозяева» (1913 г., Государственный музей Великой Октябрьской социалистической революции, г. Ленинград; авторское повторение — в Смоленском государственном объединенном историческом и архитектурно-художественном музее-заповеднике). На картине изображен зал в помещичьем доме. Кулацкая семья, сменившая разорившихся помещиков, стала хозяином в старом барском имении. Собравшись вокруг стола с самоваром, все семейство сосредоточенно пьет чай.

Н. П. Богданов-Бельский. Новые хозяева. 1913 г.

Государственный музей Великой Октябрьской социалистической революции, г. Ленинград.

Видимо, сама жизнь подсказала художнику сюжет картины. На рубеже XIX—XX веков бурно шел процесс разорения помещиков, им на смену шли хваткие представители разбогатевшего купечества и крестьянства, под топорами которых погибали «вишневые сады», а в барские хоромы со стильной мебелью врывались табуретки и печки-времянки. Этот процесс неотвратимо преследовал и владельцев Островна Ушаковых.

Об этом разорении говорит и сохранившаяся копия со старой фотографии, исполненной Богдановым- Бельским в начале 1910-х годов. На фотографии изображен островенский зал, обставленный мебелью красного дерева, свидетельствующей о бывшем достатке хозяев имения. Но в глубине зала, в непосредственной близости от изящного клавесина, установлена печка-времянка с железной трубой. Она врывается резким диссонансом в обстановку барского дома. Эта печка — как бы символ обнищания некогда богатых помещиков.

Вероятно, эту фотографию Богданов-Бельский использовал при работе над картиной «Новые хозяева».

Действие картины происходит в островенском зале, и на втором плане изображена та же самая печка, но в несколько ином ракурсе. Железная труба печки частично загораживает висящий на стене фамильный портрет какого-то предка семьи, как бы перечеркивая и этого предка и весь прошлый уклад жизни. Тупые и страшные в своей косности «новые хозяева», властно завладев чуждым и непонятным им барским домом, молча совершают обряд чаепития, утверждаясь в своем новом качестве «хозяев жизни».

В. И. Суриков, увидев эту картину на выставке, дал ей выразительную оценку: «Вот и смешно, а страшно-то как! В мертвеца-покойника черные раки впились! Все косточки обгложут, а другой не подступай— загрызут, своего не отдадут!»[15]

Действительно, картина «Новые хозяева» стоит особняком в творчестве художника по своему острому социальному смыслу, хотя трактовка детей близка другим его работам на детскую тему. Пожалуй, глубже и серьезнее по характеристике людей прекрасный большой этюд к этой картине, хранящийся в Саратовском государственном художественном музее имени А. Н. Радищева.

Вспоминая о Богданове-Бельском, К. А. Зворыкина рассказала, что он был хорошим теннисистом, обладал приятным баритоном и хорошо пел. Крестьяне любили его слушать.

Об этом же пишет и Ал. Алтаев: «У Николая Петровича прекрасный голос, он выступал на многих благотворительных концертах».

Еще две картины Богданова-Бельского с полным правом можно связать с Удомельским краем. Это этюд «У перевоза» (1915 г., Государственный художественный музей БССР) и картина «У перевоза» (1915 г., Калининская областная картинная галерея). И на этюде, и на картине изображены широкий простор немного сумрачного озера и две девушки, сидящие на мостках в ожидании перевоза. Такой широкий озерный пейзаж Богданов-Бельский мог видеть только в Удомле.