Озеро - Ясунари Кавабата

Арита часто повторял, что Мияко выглядит моложе своих лет. И это было правдой не только потому, что старик судил пристрастно. Так считали все, кто ее окружал. Слушая, как Арита говорил о ее молодости, Мияко чувствовала, что он радуется этому и в то же время печалится. Печалится, поскольку знает: наступит время — и свежесть, юная красота Мияко поблекнут, а тело лишится упругости и одряхлеет. Может показаться странным и даже непристойным, когда почти семидесятилетний старец требует большей молодости от двадцатипятилетней возлюбленной, но Мияко не сердилась на него. Напротив, эта его требовательность подстегивала ее стремление казаться еще моложе. Удивительно было другое: то, что старик Арита, страстно желавший молодости Мияко, в то же время жаждал проявления ею чувства материнства. И Мияко тоже, сама того не желая, иногда вдруг начинала ощущать себя матерью.

— Почему вы так долго не приходили? Наверно, расстроились, что проиграли пари? — спросила Мияко, массируя ему спину.

— Вовсе нет, — пробормотал старик, ворочая морщинистой, как у черепахи, шеей. — У меня был приступ невралгии.

— А может, потому что предпочитаете опытную массажистку, которая приходит к вам на дом?

— Может быть. И потом… Я думал, что ты не позволишь мне спать, положив твою руку под голову — ведь я проиграл то пари.

— Отчего же? Пожалуйста.

Мияко знала: Арита уже в тех годах, когда достаточно растереть ему поясницу и позволить положить голову ей на грудь, и он ощутит блаженство — большего ему не требовалось. Все еще занятый работой старец называл часы пребывания в доме Мияко «освобождением от рабства». Эти слова напоминали Мияко о том, что для нее такие часы были «часами рабства».

— Ты не простудишься после ванны в легком кимоно?.. Спасибо, больше не надо. — Арита повернулся на бок. Как и предполагала Мияко, которой уже надоело массажировать старика, обещание подложить ему руку под голову подействовало как раз вовремя.

— Расскажи, что ты чувствовала, когда тебя преследовал тот мужчина в синей шляпе?

— Мне было приятно. А цвет шляпы тут ни при чем, — с нарочитой веселостью произнесла Мияко.

— По мне все равно, какая шляпа. Лишь бы он не рассчитывал на нечто большее, чем просто тащиться за тобой.

— А позавчера до самой аптеки за мной шел странный мужчина. Я так перепугалась, что сумку уронила.

— Ну и ну! Двое мужчин за одну неделю — не слишком ли?!

— Я и сама так думаю, — кивнула Мияко, подсовывая ладонь ему под голову.

В отличие от Тацу, у старика не вызвало подозрений признание Мияко, будто она уронила сумку. Наверное, все его внимание сосредоточилось на ее преследователях. Удивление старика вызвало у нее радостное чувство. На душе стало легче.

Уткнувшись лицом в ложбинку между ее теплых, упругих грудей, он прижал их к вискам и прошептал:

— Мои.

— Ваши, ваши, — успокаивающе подтвердила она и замерла, глядя на седую голову старика. На ее глазах выступили слезы.

Она погасила свет. В наступившей темноте перед ней всплыло лицо человека, который, по-видимому, подобрал ее сумку. В тот миг, когда он остановился, увидев ее, его лицо исказила гримаса страдания; казалось, он вот-вот заплачет. «Ох!» — должно быть, простонал он. И хотя голоса не было слышно, Мияко уловила этот стон.

Он прошел мимо, потом внезапно обернулся и поглядел на Мияко. Блеск ее волос, матовость кожи отозвались в нем острым приступом тоски. И он застонал, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. Услышав беззвучный стон, она бросила единственный взгляд на его искаженное болью лицо. Но этого было достаточно, и он сразу пошел за ней следом. Мияко он показался каким-то потерянным. Она почувствовала, как некая темная тень отделилась от него и проникла в ее душу.

Она взглянула на него один-единственный раз и потому не успела как следует разглядеть своего преследователя.

И теперь перед ее глазами всплыли во тьме лишь неясные очертания его лица, искаженного гримасой боли.

— Ты скверная женщина, — пробормотал Арита.

Мияко ничего не ответила. Слезы ручьями текли у нее из глаз.

— Коварная женщина… Столько мужчин увиваются… Тебе не страшно? Должно быть, злой демон поселился в тебе.

— Больно! — простонала Мияко, хватаясь за грудь.

Она вспомнила, как однажды ранней весной у нее набухли груди и больно было до них дотронуться. Ей показалось, что она и сейчас видит себя в ту пору юности — чистой, незапятнанной, нагой… Несмотря на юные годы, в ней уже тогда чувствовалась вполне зрелая женщина.

— Какой вы нынче сердитый и недоброжелательный. Наверно, потому, что вас донимает невралгия, — сказала Мияко.

А мысли ее были заняты другим. Она думала о том, почему чистая, ласковая девушка превратилась с годами в злую, сварливую женщину.

— А что я дурного сказал? — возразил Арита. — Будто тебе и впрямь неприятно, когда за тобой увиваются мужчины.

— Никакого удовольствия это мне не доставляет.

— Но разве ты не говорила, что тебе это приятно? Наверно, из-за близости с таким стариком, как я, ты стала жестокой и мстительной.

— Почему жестокой? И за что мне мстить?

— За несчастливую жизнь, должно быть.

— Дело не в том, доставляет мне что-то удовольствие или нет… Все не так просто.

— Да, это так. Не просто мстить за неудачно сложившуюся жизнь.

— А вы мстите за вашу несложившуюся жизнь молодым женщинам вроде меня?

— Как сказать. — Старик замолчал, по-видимому подыскивая слова, потом продолжил: — Нет, с моей стороны это не месть. Но если ты настаиваешь на этом слове, то именно я являюсь объектом мести: мщу не я — мне мстят!

Мияко не особенно прислушивалась к тому, что говорил старик. Она думала о том, как, признавшись, что в сумке была крупная сумма денег, уговорить Ариту восполнить потерю. О том, чтобы он подарил ей двести тысяч, не могло быть и речи. Сколько же попросить у него? Конечно, эти деньги в свое время ей дал Арита, но они были положены в банк на ее имя, и она могла распоряжаться ими по своему усмотрению. Да, пожалуй, лучше всего сказать ему, будто она взяла их, чтобы помочь младшему брату Кэйсукэ попасть в университет. Тогда старик не откажет…

Когда они с братом еще были детьми, люди говорили: «Кэйсукэ должен был родиться девочкой, а Мияко мальчиком». Но, с тех пор как Мияко попала в наложницы к старику Арите, характер ее изменился: она стала ленивой и нерешительной — наверно, потому, что ей не к чему было стремиться и она уже не ждала для себя от жизни ничего хорошего.

Однажды Мияко прочитала в одной из старинных книг поговорку: «Мужчину волнует красота любовницы, но не жены» — и глубоко опечалилась. Она давно уже перестала гордиться своей красотой. Правда, это чувство возрождалось в ней всякий раз, когда она замечала, что ее преследует мужчина. В то же время она понимала: он не просто увлечен ее красотой. Как утверждал Арита, от нее исходили некие дьявольские флюиды, которые заставляли мужчин идти за ней по пятам.

— Ты все время играешь с огнем. Позволять стольким мужчинам за собой увиваться — все равно что дразнить дьявола, — сказал старик Арита.

— Может быть, — покорно согласилась Мияко. — Я так думаю, что среди людей живет племя, подвластное этому страшному духу. И у него, наверно, есть свой отдельный, дьявольский мир.

— Ты говоришь так уверенно, будто там побывала. Честное слово — ты пугаешь меня! Поверь, даром тебе это не пройдет. Сдается, ты умрешь не своей смертью.

— Боюсь, такое может случиться с моим братом. Представьте себе, мой младший брат — застенчивый, как девушка, — недавно написал завещание.

— Зачем?..

— Все из-за мелочи, не стоящей внимания. Он решил наложить на себя руки всего лишь потому, что не смог попасть в университет, куда поступил его лучший друг Мидзуно. Тот из хорошей семьи и к тому же умен и сообразителен. Нынешней весной он пообещал моему брату помочь во время вступительных экзаменов и даже написал ему ответы на предполагаемые вопросы. Брат тоже неплохо учился в школе, но он страшный трусишка. Он настолько боится, что способен во время экзаменов потерять сознание. Так оно на самом деле и случилось. Наверно, он нервничал еще и потому, что заранее знал: у него нет надежды попасть в университет, если даже он успешно сдаст вступительные экзамены.

— Ты мне никогда не рассказывала об этом.

— Ах, что изменилось бы, если бы я рассказала? — воскликнула Мияко. — Мидзуно поступил сразу, а вот ради того, чтобы брата приняли в университет, матери пришлось основательно раскошелиться. Я все же решила отпраздновать поступление брата в университет и пригласила его, а также Мидзуно с подружкой на ужин в Уэно, а потом мы отправились в зоопарк полюбоваться цветущими вишнями при вечернем освещении…

— Ты говоришь, этот Мидзуно был с подружкой?