Орхидея в мотоциклетном шлеме (сборник) - Дмитрий Лекух

Руслан подбирается, прямо как хорошая гончая.

Он все-таки журналист-телевизионщик, а не кисейная барышня.

И — хороший журналист, смею вас заверить…

— Какие условия? — спрашивает деловито.

— Условий два, — улыбается в свою куцую бороденку Гадёныш. — Ты, как интервьюер, задаешь ему один абсолютно нейтральный вопрос. Который ничем не потревожит твою журналистскую совесть. И не комментируешь ответ. После чего можешь задолбать его любыми самыми острыми и нелицеприятными вопросами и комментариями. Он не обидится. Это — первое условие. Второе — двадцать тысяч долларов наличными для посредников. Потому как лично мне плевать, с каким из каналов договариваться…

Рус молчит.

Условия — более чем приемлемые.

Работа журналиста на таком уровне — всегда немного компромисс. Это просто часть профессии, вот и все.

А тема — залог профессиональной удачи.

Потому что сразу же выводит его, как профессионала, на совершенно другой уровень.

И двадцатку эту несчастную канал даст посреднику, не задумываясь.

И больше даст, если потребуется.

Хотя все будут прекрасно понимать, что эта тварь стрижет с обоих концов: и с канала, и с, простите, заказчика.

Все равно заплатят.

Тоже — часть профессии.

Канал-то у нас в стране — не один.

К счастью.

Хотя — для кого как.

Для некоторых, как раз, — ровно наоборот.

К сожалению…

— Когда работаем? — спрашивает Руслан.

— А послезавтра, к вечеру, — улыбается безмятежно Гадёныш. — Я же знаю, что вы через три дня на рыбалку сваливаете. И завидую. Меня-то не зовете. Ну ладно, я побежал. Завтра часиков в пять позвоню, там делов-то на три копейки…

Он уходит, и теперь уже Русланыч собирается двигаться к стойке за водкой, а я провожаю его задумчивым взглядом.

— Ну что, — спрашиваю, когда он возвращается с бутылкой коньяка и тарелкой с тонко порезанными лепестками посыпанного сахарной пудрой лимона, — как ощущения с непривычки?

— Да, блядь, — морщится. — Будто девственности лишили. И знаю, вроде, что пора. Но не в этой же, сука, вонючей подсобке…

Я криво усмехаюсь и разливаю коньяк по водочным стопкам.

Сегодня явно не тот случай, когда его стоит пить из широких хрустальных бокалов…

Хотя Гадёныш занимает невысокий пост пиар-менеджера в одном когда-то безумно популярном, а теперь почти полузабытом либеральном издании, связи его — широки и разнообразны.

Куда они тянутся, эти ниточки, ни мне, ни Руслану — далеко не последним людям в этом мире — все равно не различить.

Гадёныш вообще — далеко пойдет.

Очень далеко.

Если я, разумеется, его раньше не убью.

Он это вполне заслужил.

Вот только вряд ли когда-нибудь решусь.

Потому что терпеть эту гадину — оно, конечно, противно.

Но вот собственноручно давить — даже рукой, одетой в перчатку, — противно вдвойне.

Да и страшновато, честно говоря…

А вот никакое «не судите да не судимы будете» меня в этом случае нисколечко не извиняет и, к сожалению, — не останавливает…

Байка

Я сегодня почему-то весь вечер пробродил по Воробьевым горам.

Наверное — осень.

Для меня это не время года.

Состояние души.

Если хотите, диагноз.

Бродил, пинал ногами желтые и красные листья, ежился от мелкого осеннего дождя, кутался в плащ, да и вспоминал всякое.

Хорошее и плохое.

Разное.

Вспомнил и эту историю.

Даже, скорее, байку.

Байку о том, как человек потерял в своей жизни, возможно, самое дорогое и даже этого не заметил.

Абсурд, казалось бы.

А ведь правда…

Да, должен сразу предупредить, что история эта — самый, что ни на есть, чистой воды плагиат.

У нее есть автор — сам главный герой повествования.

Он часто ее рассказывал и, возможно, даже записал.

Вот только оцениваем мы с ним события по-разному.

Но это уже так — детали, частности…

Он имеет такое же право на свое мнение, как я — на свое. Несмотря на то, что история приключилась с ним, а не со мной.

Просто все, что ты кому-то рассказал, — принадлежит уже не тебе одному.

Всем.

Сам виноват…

Но, прежде всего — о самом рассказчике.

Личность он, мягко говоря, колоритная…

Представьте себе почти двухметрового кучерявого блондина с аккуратной интеллигентной бородкой и редким именем Эрик.

Теперь представьте, что он умен, отлично играет на гитаре, знает наизусть все песни «Битлз», пописывает стихи и в совершенстве владеет минимум двумя языками.

Что очень трудно найти хорошую книгу, которой он не читал, и хороший фильм, которого он не смотрел.

Он — что не удивительно — очень нравится женщинам и сам их любит — искренне и беззаветно.

То есть красавец, душа компании, интеллектуал, обаятельный бабник.

И одновременно — самый конченый неудачник во всем, что касается обычной, реальной, практической жизни. Человек, способный на многое — и не осуществивший практически ничего.

Прирожденный аутсайдер.

Вплоть до того, что даже работу найти не может и, время от времени, перебивается случайными заработками — не гнушаясь и частного извоза на стареньких битых «Жигулях».

Благодаря извозу и началась эта замечательная история.

Начиналась которая, кстати, — совершенно банально: вечер, осень, дождь, очаровательная попутчица.

Ничего особенного.

Но что-то зацепило их друг в друге.

Причем настолько, что он не стал, по своему обыкновению, сразу уговаривать ее перейти в горизонтальную позицию.

Хотя, наверное, и уговорил бы.

Видал я его во время боевых действий с противоположным полом.

Захочешь — не удержишь…

Нет, эту он водил в кино, в кафе.

Читал стихи, дарил розы, на которые зарабатывал тяжелым трудом ночного извозчика.

Наконец — свершилось.

Она сама пригласила его к себе домой.

Он долго готовился.

Надел свой самый лучший костюм, наврав жене, что идет на очень важную вечеринку. Где ему, разумеется, надо пообщаться с серьезными людьми, предложившими хорошую работу.

Купил семь длинноногих роз, торт и бутылку хорошего аргентинского вина.

Ровно в восемь, как договаривались, подъехал к ее дому.

И — захотел в туалет.

Да ладно бы по-маленькому.

Куда там…

…Так на клапан надавило, что на лбу аж испарина выступила.

То есть — хоть в штаны делай.

И что прикажете?

Не успев зайти к очаровательной желанной женщине, лететь ее сортир осквернять?!

Конец любви…

Хорошо еще, что рядом стройка была.

Нашел, куда пробежаться отложить личинку.

Ну, а потом, как положено — цветы вперед, хвост — распустил.

Она купила хороший кусок говядины, и у него был шанс блеснуть своими кулинарными способностями.

Приготовил — как надо, в духовке, в фольге, предварительно самолично нафаршировав курагой, чесноком и черносливом, чтобы получилось слегка с кровью, как и положено готовить настоящему мужчине.

Поели.

Запили сочное мясо густым и терпким аргентинским вином.

Она одобрила его выбор.

Потом он пошел священнодействовать над заварочным чайником, а она закурила и задумчиво уткнулась лбом в оконное стекло.

— Знаешь, — говорит, — тут такая забавная история случилась. Я пока тебя ждала — тоже в окно смотрела. А у нас под окном — стройка. И так смешно: какой-то бедолага в костюме с галстуком по этой стройке через лужи скакал. Чуть не навернулся пару раз. Во-о-он за те вагончики. Какать, наверное, хотел…

Он поперхнулся, через силу выпил чаю и поспешно ретировался — к немалому ее удивлению.

Понятное дело.

Я бы тоже, наверное, удивился.

И история о большой и чистой любви превратилась в историю о том, как Эрику в самый неподходящий момент элементарно захотелось покакать.

Бывает.

От этой мысли, что — да, к сожалению, — бывает, у меня на душе становится так пусто и тоскливо, как будто я куда-то долго-долго ехал на поезде, в какое-то очень важное для меня и очень красивое место, приехал, а там — голый перрон, осенний дождь, грязные кирпичные стены и неизбежная ругань носильщиков.

Словом — всё как всегда, и нет из этого долбаного круга ни у кого никакого выхода.

Такие дела…

Костры у дольменов

В горах ходить надо осторожно.

Очень осторожно.

Особенно, если ты один.

Я как-то пару раз по молодости попадал в истории, потом зарекся.

Поганое это дело, знаете ли.

Они ведь только с виду твердые и прочные, эти горы.

Ага.

На самом деле, именно здесь, как нигде, очевидна непрочность нашего бытия: осыпи, трещины, коварство…

Ставишь ногу на с виду прочно вросший в землю валун, а он — предательски проваливается куда-то в бездну.