Записки младшего научного сотрудника (сборник) - Александр Житинский

— Что же, он так и будет здесь лежать? — спросил я.

— Нужно закопать его в землю, — сказал Саша. — На время, конечно. Чтобы из него вышло электричество, — добавил он, заметив ужас в глазах студенток.

Осторожно, чтобы не разрядить, мы вынесли Лисоцкого на носилках во двор и стали закапывать. Как всегда, собрался народ. Стали давать советы. Конечно, ничего путного. Советовали, например, вызвать «Скорую». Да пока она приедет, человек совсем загнется!

Лисоцкий был большим человеком, и электричество выходило из него медленно. Во всяком случае, он не подавал признаков жизни. Тогда мы его откопали и понесли наверх. Нам уже порядком надоело с ним возиться, а он все не оживал. Наверное, в него вошло много току. Кто-то предложил делать искусственное дыхание. Лисоцкого положили на стол и начали давить ему на грудь четырьмя руками. А студентки вызвали «Скорую».

— Ну ладно… Хватит, — слабым голосом сказал Лисоцкий. — Учебная тревога. На сегодня достаточно. Аттестацию придется повторить.

Оказывается, он притворялся для проверки. Вот артист!

А «Скорая помощь» его все-таки увезла. Здорово мы его намяли.

Марафонец

Как-то раз шеф пришел в лабораторию грустный. Ходил между приборами и хлопал себя по животу. А живот у него к тому времени достиг внушительных размеров.

— Вот, Петя, — говорит, — к чему приводит сидячий образ жизни. Сердце стало пошаливать.

И тут я ему брякнул насчет бега. Это называется «бегом от инфаркта». Шеф заинтересованно прочитал «Советский спорт» и на следующий день достал какую-то брошюру. Если бы я знал, чем это дело кончится, посоветовал бы ему гомеопатические шарики. Они безопаснее.

Словом, шеф начал бегать. Сначала у себя вокруг дома, а потом и на работе. Бежит по коридору, согнув руки в локтях, с серьезным выражением лица. От инфаркта он убежал месяца за три. А потом стал бегать просто так. Втянулся.

Постепенно все наши сотрудники вошли в хорошую форму. Пробежишься с шефом остановок пять трамвайных, обсуждая на бегу план отчета по теме, и чувствуешь себя человеком. Скоро шефу стало тесно в городе. Он по воскресеньям стал бегать в Зеленогорск и обратно.

Перед отпуском, как всегда, навалилось много работы. Мы с шефом закончили один эксперимент и хотели писать статью. Но тут выяснилось, что у него в субботу начинается пробег.

— Приходите завтра на Дворцовую площадь, — сказал шеф. — Мы там за полчасика все обсудим, а потом я побегу.

Что-то меня задержало, и я приехал на площадь в тот момент, когда судья выстрелил из пистолета и все рванули со старта. Я успел увидеть, как шеф с номером на спине скрывается под аркой Главного штаба. Пришлось бежать за ним. На Исаакиевской площади я его догнал, и мы начали обсуждение статьи.

Вокруг бежала большая толпа солидных людей. Я там выделялся своей молодостью. Вокруг нас с шефом стали концентрироваться физики: три профессора и один член-корреспондент. Они тоже захотели принять участие в дискуссии. Получился небольшой симпозиум.

— Виктор Игнатьевич, а куда пробег? — осторожно поинтересовался я.

— Собственно, мы бежим в Харьков, — сказал шеф. — Но сегодня только до Луги.

И все профессора согласно закивали. Да, мол, только до Луги, чтобы не переутомляться.

— А как там, в Луге, с медицинским обслуживанием? — спросил я.

— Дышите, Петя, дышите, — посоветовал шеф, хотя я и не думал прекращать дышать. Я только этим и занимался.

К Гатчине мы закончили обсуждение экспериментальной части статьи. То есть они закончили. Мне уже было все равно. Я бежал только на самолюбии и из чувства уважения к шефу.

На восемьдесят пятом километре пришло второе дыхание. Вообще оно могло бы прийти и пораньше. Теперь оно мне было как-то ни к чему. Шеф не мог бросить меня среди полей, но и остановиться он тоже не мог. Это сорвало бы пробег. Пришлось бы бежать сначала.

Мы ворвались в Лугу вечером. На вокзальной площади меня поймали и успокоили. Говорят, я порывался бежать почему-то в Монтевидео. Но об этом я узнал уже утром от санитаров. Шеф к этому времени пробегал Псков. Он мне оставил записку: «Петя! Когда будете бежать обратно, подумайте о первой главе диссертации. Дышите только носом!»

Я бежал, дышал носом и думал о первой главе. За сто тридцать километров многое можно передумать. Я понял, почему у шефа так много идей. Если бы я добежал с ним до Харькова, моя диссертация была бы готова. Ее осталось бы только записать.

Это была бы по мне хорошая память.

Сом

Я решил сделать жене приятное. Сумма, которой я располагал, была не очень значительна, но все же. Я мог сделать жене приятное на три рубля. Если бы я делал приятное на три рубля себе, то все было бы понятно. Я хочу сказать, что не возникало бы вопросов, как их употребить. Но в данном случае многое было неясно. Я подумал и зашел в магазин, где не было винного отдела. Проявил силу воли. Я зашел в магазин «Рыба».

Там была очередь к мутному зеленому аквариуму, на дне которого лежали темные рыбы.

— Сом! — сказала женщина впереди. — Царская рыба!

Позже я узнал, что царская рыба — это форель. Она перевелась вместе с царями.

Подошла моя очередь. Продавщица выловила указанного мною сома и с ожесточением хлопнула его палкой по голове. Звук был такой, будто выстрелила пушка на Петропавловке.

— Будет знать! — ласково сказала продавщица.

Через минуту я выходил из магазина с увесистой рыбиной, завернутой в газету. В городе был час пик. Из проносящихся автобусов торчали женские сумочки, ботинки и другие части туалета. Газета под мышкой намокла и прилипла к сому. Радужное настроение улетучивалось с каждой минутой.

Подошел автобус с креном на правый бок. Из раскрытых дверей выпал какой-то старичок, а я был вдавлен на его место. Осторожно, но вместе с тем настойчиво я стал ввинчиваться в толпу. Когда я был уже посередине, сзади раздался возмущенный женский голос:

— Прекратите хулиганить! Удивительное безобразие!

Я оглянулся. Ничего удивительного я не обнаружил, за исключением некоторого волнения.

— Ой! — завопил мужчина в плаще. В голосе его было столько ужаса, что мне стало стыдно за него. Волнение в машине достигло нескольких баллов.

— Он скользит! Держите его! — кричали наперебой.

— Это рыба! — закричала женщина. — Это, кажется, сом. Я морду видела!

Я похолодел. Левой рукой я попытался нащупать своего сома, но обнаружил под мышкой только обрывки мокрой газеты. Судя по всему, сом был еще там, у самой двери.

— Товарищи! — спокойно сказал я. — Это мой сом. Передайте мне его, пожалуйста.

Автобус даже качнуло от всеобщего возмущения.

— А вот пятнадцать суток получишь, тогда узнаешь, — пообещал мужчина в плаще.

— Берите его за жабры, — посоветовал кто-то.

— А где он?

— Да не сома, а этого типа! Надо сдать его в отделение.

Я понял, что меня сейчас возьмут за жабры.

— Граждане, успокойтесь! — сказал я. — Сом мертв. Он безвреден.

— А кто мне капрон прокусил? — донеслось сзади.

— Не знаю. Спросите вашего соседа.

— Ну ты мне поговори! Поговори! — отозвался сосед.

Автобус с увлечением занимался поимкой сома. Сом оказался на редкость подвижен. Порой казалось, что в автобусе хозяйничает целый косяк сомов. Было такое впечатление, что они расплодились.

Сом возникал то впереди, то сзади, а иногда в трех местах одновременно. Схватить его никому не удавалось. Он был скользкий.

Наконец мне удалось выбраться на улицу. В заднем окне отъезжающего автобуса я увидел морду сома, который нагло ухмылялся.

— Три рубля, конечно, тю-тю! — сказала жена дома.

Бесполезно было рассказывать о моей борьбе за сома. Я промолчал.

А часа через три к нам в гости пришла приятельница жены. Она была возбуждена, плащ на ней был помят и подозрительно блестел.

— Вы не представляете! — сказала она. — Всю дорогу в автобусе ловили какого-то сома. До чего дошло хулиганство! Голову нужно отрывать за такие вещи.

— И что, поймали? — спросил я.

— Да нет же, нет! — сказала приятельница.

И я преисполнился гордости за своего сома.

Конференция

Внезапно выяснилось, что нашему институту исполняется семьдесят пять лет. Для такого возраста он сохранился вполне прилично. Многие в его годы уже впадают в старческий маразм. А наш институт еще нет.

Все сразу почувствовали, что эту дату надо чем-то ознаменовать. У нас в лаборатории принято ознаменовывать любое событие новыми достижениями. И на этот раз мы хотели сделать так же, но вспомнили, что только что ознаменовали этими достижениями Новый год.

Мы ломали головы, когда пришел шеф и внес ясность. Оказывается, в этот раз можно обойтись без новых достижений, потому что будет проведена какая-то научная грандиозная конференция. А на ней мы будем рассказывать о тех достижениях, которые уже были.