На земле мы только учимся жить. Непридуманные рассказы. - Протоиерей Валентин Бирюков

— Вот-вот, всегда Иисусову молитву читай. Монахи не разговаривают ни о чем — только Иисусову молитву читают. Так и ты. И враг уже не влезет в душу, потому что там Бог работает Духом Своим.

Боже мой! Я уже не могу. Чувствую — так покраснел, что даже нос у меня красный. Только торопливо читаю Иисусову молитву: «Господи, Иисусе Христе…» А каша — я не знаю, как она у меня пролетела. И чай тоже. Все скушал. А батюшка еще кушает. Я по-солдатски, а он по-граждански… Сижу, боюсь шелохнуться. Наконец, закончили трапезу, поблагодарили Господа. Я иконам поклонился, хозяевам:

— Спаси Господи, дай Бог здоровья!

— Ну, пойдем в горницу, — говорит мне батюшка, — будем беседовать.

И пошел впереди меня, а я за ним. Когда зашли, увидел я у него на стене часы. Только глянул на них и подумал: «Сколько времени у меня осталось до отхода поезда?» — как отец Пимен, не оглядываясь, говорит мне:

— Два часа до отхода. Мы успеем. Нам хватит времени поговорить.

Я остолбенел. Не могу двинуться с места. То хоть рядом сидел, а то затылком ко мне — и мысли мои узнал!

— Что ты не садишься? Садись!

А я не могу садиться. Мне стыдно — вот истинно говорю. Думаю: «Что я буду сидеть? Я такой грешник». А он:

— Ну, что ты испугался-то? Кого ты испугался? Я же тебе не враг. А что испугался — так это тебе полезно. Будешь чтить Бога.

Я сажусь и боюсь: вдруг мысли какие нехорошие могут быть, непрошено.

— Садись, ничего… Не бойся. Искушений не будет со мной.

И начал он рассказывать, как прожил свою жизнь.

РАССКАЗ ОТЦА ПИМЕНА

«Ну, слушай. В миру звали меня Мишей. Б детстве служил пономарем, службу отлично знал — читал, пел. Шло время. Я подрос, уже парнем стал. В армию меня не брали, потому что я слабый, комиссию не прошел. Мои друзья все поженились, у них уже дети, да по двое. А я еще один. У меня подруги не было. Мне и говорят:

— Миш, ну что ж ты? Вон, Мария-то Панова — смотри, девица какая! Женись, хорошая у вас семья будет. Детки хорошие будут.

Я знал Марию прекрасно. Хорошая девушка. Проводил ее раз до дома, потом другой раз — только как друга проводил, не коснулся далее ее никак…

А потом вернулся в храм, зашел в алтарь — сто поклонов земных сделал, так что даже рубашка взмокла… Пришел домой, со скотиной убрался, поужинал и лег спать. Утром встаю — слабость какую-то ощущаю. День, неделя — не могу кушать, аппетит потерялся. Две недели, три недели проходит — ничего не могу есть. Водички попью — и все. А ничего не болит. Усталость какая-то — и все. Мама переживает: что с сыном?.. Пока еще крепость была, ходил, управлялся с делами. А потом уже и ходить не могу. Тогда мамка пригласила священника — поисповедовал он меня, причастил, месяц спустя пришел еще раз — пособоровал. На прощание батюшка сказал мамочке:

— На все Божья воля.

Э-э-э… Тогда мама поняла. Уж раз батюшка так сказал: на все Божья воля — значит, дело худо. Мать вернулась — бух на колени. Поклоны, слезы. Папка пришел, рядом встал и плачет:

— Господи, один сынок — Миша, да такой милый, да такой хороший.

Не может слез сдержать. Давай с матерью вместе молиться. А я лежу в лёжку. До того истощал, что понял — мне уже не жениться. Какой я жених — сам себя не таскаю. И понял я, что нет мне благословения на женитьбу.

— Господи, оставь меня живым, — прошу, — маму жалко, как она плачет… Если я умру — не знаю, останется ли мамочка в живых.

Папочка с мамочкой поплакали, а все-таки надо и со скотиной управляться… Вернулись, покушали, помолились, спать легли. Тут я мамочке говорю:

— Мам, дай пить.

Ох, как она обрадовалась, что Миша попросил хоть попить. Поняла, что аппетит возвращается. А то ведь и пить не просил — насильно приходилось поить.

После этого я помаленьку стал кушать и поправляться. Потом папе и говорю:

— Пап, запрягай лошадку, вези меня в церковь.

Папа меня под руку, мать под вторую — из саней вытаскивают, в церковь ведут. А люди смотрят, шепчутся:

— Миша приехал… Миша приехал! Слава Богу!

Рады люди. А Мария стоит, нос повесила — не знает, куда определить себя. И Мария осталась одна, и я один. Вот так. Вот такая судьба…

Потом, когда уже стал я снова служить, батюшка спросил меня:

— Ну что, Миша, жениться будешь или как?

— Нет, какое там! Какой я жених…

Стал пономарем в Алейске. А потом рукоположили в дьякона, через два месяца — в священника. Стал иеромонахом Пименом. Два года прослужил — увидел во сне: нашу церковь ломать будут. И показано было, кто именно из нашего села будет храм ломать. И через два года пришло это время. Те самые люди, которых я во сне видел, которых хорошо знал, церковь — на замок, меня — за бороду (а борода-то еще была — три волосинки), в вагон — и на Колыму. Ну, как везли — известно. В телячьих вагонах. В чем захватили, в том и поехали. Ни подушечки, ни ложечки, ни хлебушка. Хлебушка не дали с собой даже!