Девочка. Девушка. Женщина (СИ) - Юлия Резник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он тебя обидел?
— Нет. Что ты. Он меня накормил.
— И? Ну, что ты томишь меня, Сенька? — потеряла терпение мама. Смотреть на нее такую — дерганную, испуганную, отчаявшуюся — было совершенно невыносимо.
— Я не знаю, мам. Он сказал, что все будет нормально, но подробностей не объяснил.
Ну не говорить же ей, что под занавес разговора я умудрилась Вершинина разозлить? Она спросит, что я сказала, а я же вроде ничего такого…
— Тут ходят разговоры, что он жениться надумал.
Что-то екнуло в груди, сердце, запнувшись, замерло и застучало вновь, подхватив ритм бьющейся в окно непогоды.
— Ну и что? Главное, чтобы в предсвадебных хлопотах он не забыл о нас.
Я говорила с уверенностью, которой совершенно не испытывала. Говорила просто потому, что мне нужно было верить во что-то хорошее. Иначе… А что иначе? Суд? Надо хоть посмотреть, какой матери грозил срок. Но сначала мне и впрямь не мешало бы выспаться. Почему-то, несмотря на все тревоги, казалось, что здесь я усну нормально. Без таблеток, расслабляющих ванн и обязательной медитации на ночь.
— Мамуль, я засыпаю.
И ведь отрубилась в момент, сразу же. Не слыша, как вернулся отец, их с матерью шепотков на кухне, а проснулась, когда зазвонил телефон.
— Алло, — прохрипела в трубку.
— Нет, я ее жду, понимаешь ли, а она спит! — возмутилась Даночка.
— Ждете?
— Да, мы же условились, что ты забежишь на чай. Или забыла?
Точно. Что-то такое было. Пришлось соскребать себя с дивана, попросив у Романовой полчаса. Жили мы в соседних подъездах, но ведь еще нужно было собраться.
Стоило чуть-чуть прийти в себя после сна, вернулась хандра. За ночь тайфун потерял силу, но грозные тучи все равно нависали над островом как немые пророчества неприятностей, а ветер рвал океан на части, и волны походили на мою жизнь: вверх — вниз, вверх — вниз.
— Сень, давай за стол.
— Нет, мам, меня на завтрак ждет Даночка. — сообщила я, с растерянностью глядя на распахнутый чемодан. Романова свято верила, что женщина должна выглядеть на все сто всегда.
— Каждый раз, когда ты одеваешься, помни то, — говорила она то ли в шутку, то ли всерьез, — что если ты умрешь, это будет вечный наряд твоего призрака.
Жуть, правда? Но это работало. И только сейчас не было ни сил, не настроения наряжаться. Да и смерть, признаться, меня с каждым днем страшила все меньше.
В конце концов, я надела удобные брюки, которые не нужно было гладить, рубашку и невесомый тонкий пуховичок. И не зря. Ветер пробирал до костей, скалился мне в лицо… Казалось, весь остров, подобно скулящей жертве, был во власти этого безжалостного ненастья.
Глава 4.2
Даночка встречала меня, как и всегда, при параде.
— Уф, ну и холодрыга!
— Что ты хотела? Конец апреля. Потеплеет. Проходи. Я как раз заварила изумительный улун.
В уютной кухоньке Даны Родионовны все было по-прежнему. Красивые чайные пары на вывязанной крючком скатерти, салфетки, антикварный китайский заварник. Фиалки в горшочках на подоконниках. Резной буфет, из которого она достала вазочку с кизиловым конфитюром.
— Ну, что ты молчишь? Что молчишь?! Давай, рассказывай!
— Да что рассказывать? Вы все знаете, если только… Дана Родионовна, я такого наделала вчера! Вы еще не в курсе, что у мамы неприятности?
— Нет, — небрежно взмахнула рукой. — Я же теперь тут совсем редко бываю.
— Да? — удивилась я.
— Эх, Сенька, я ж уже два года в театре работаю, а ты и не знаешь.
— Как? Вы же отказались!
— Ну, это поначалу. Потому что куда мне было своих детей деть? А потом я нашла толковых помощников в балетную студию, подготовила их, ну и… — повела плечиком, — согласилась. Сама понимаешь — это совершенно другой уровень.
— Еще бы!
Господи, почему она никогда мне об этом не рассказывала? Наверное, потому что я не интересовалась? Звонила все реже, пока все было хорошо, и больше своими успехами делилась, думая, что ей, как моему первому педагогу, это будет приятно слышать. И мысли не было, что это, в общем-то, довольно эгоистично.
— Так что там с Ирой?
И я рассказала. Все, что знала сама. Ну и, конечно, про мою поездку к Вершинину, потому как знала, что они с Даночкой поддерживают связь. Было стыдно до ужаса упасть в ее глазах, но уж лучше пусть она от меня узнает.
— Дура, — как всегда коротко и хлестко резюмировала Романова. Я только вздохнула и перевела взгляд за окно. Жила Даночка на последнем этаже. И вид здесь был не в пример лучше, чем открывался из нашей квартиры. Даже маяк при желании можно было разглядеть, но в основном — рыбацкие лодки, ведущие за возвращение домой нешуточную борьбу со стихией, которая норовила их утащить в бездонное подводное царство.
— Стыдно так. Предложила себя, как дешёвка. Что он обо мне подумает теперь… — просипела я, ведя пальцем по краю чашки.
— Не того стыдишься, Есения!
Но я, как будто не слыша Даночки, продолжала:
— Никогда не думала, что смогу на это пойти. Ведь предлагали. И за роли, и за… — вздохнула, — ну, вы знаете, как это бывает.
— Да уж кому об этом знать, как не мне. Но говорю же — ты не о том думаешь! Ни один человек не знает степени своей моральной стойкости, пока на его долю не выпадет какого-нибудь страшного испытания. Миллионы людей по всему миру пользуются уважением лишь потому, что никогда не были поставлены на край пропасти. Судьба их берегла.
— Исходя из такой логики, края я достигла, когда надо мной нависла угроза выдворения из театра.
— Как видишь, нет. Благополучие родных оказалось для тебя важнее. Или просто этот случай стал последней каплей. Этого тоже нельзя исключать. Тут твоей вины нет.
— А где есть?
— В ситуации с Артуром, конечно. Какого черта тебе взбрело в голову ему себя вот так предлагать?!
— А что мне было делать?!
— Просто попросить, Сеня. Он бы никогда не смог тебе отказать, ты что? Своим же предложением ты просто… — Даночка резко взмахнула рукой и, вздохнув, взялась подлить нам чаю. — Он же к тебе со всей душой.
— Думаете, я все испортила?
— Смотря о чем ты. Матери твоей он поможет, а вот в остальном… Он сколько на твой светлый лик облизывался? Года четыре? Ну, да… С твоих восемнадцати.
— Да в прошлом это, — неуверенно возразила я, — он женится, мама сказала.
— Может, и так. Синица в руках, знаешь ли.
— И ладно. Так даже лучше. Неудобно, да… Но что