Рожденная чародейкой - Дэвид Фарланд

– Благодарю вас, – сказал Габорн.

И послал коня вперед, во тьму под кронами буков. Друзья его тронулись следом. У костра за спиной царило молчание.

Ночь становилась все холодней. При дыхании из ноздрей вырывались облачка пара.

Габорн вдруг заметил, что ему трудно дышать, и испугался, что может расплакаться.

Проскакав по дороге еще милю до того места, где холмы сливались в один, он остановил коня и подождал остальных. Больше он не мог терпеть.

– Мне пора, – сказал Габорн. – Я должен поговорить с Землей.

– Так скоро? – спросил Биннесман. – Стоит ли? Земля отняла у вас силу всего два часа назад. И вряд ли она сейчас даст вам положительный ответ.

– Стоит, – сказал Габорн.

На некоторых обрядах, проводимых чародеями, нельзя присутствовать обычным людям. Габорн оглядел своих спутников.

– Джурим, присмотрите за лошадьми. Эрин, Селинор, оставайтесь с ним. Остальные пойдут со мной.

Он спешился. С юга нанесло облаков, в небе горели лишь редкие звезды.

Иом соскочила с коня и нерешительно взяла его за руку:

– Ты вправду хочешь, чтобы я была там с тобой?

– Да, – сказал Габорн. – Хочу.

Биннесман, прихватив посох, пошел вперед, за ним вильде. Он повел их узким ущельем, следуя каменистой тропой, проложенной козами.

– Тот, кто идет к Силам, – заговорил чародей, когда они поднимались по тропе, – кто ищет дара, должен пребывать в надлежащем состоянии разума. Просто желать благословения мало. Сердце должно быть чистым, а намерение – непреклонным. Забудьте на время гнев на Радж Ахтена, страх будущего и эгоистичные желания.

– Я постараюсь, – сказал Габорн. – И Земля, и я – мы хотим одного и того же. Хотим спасти мой народ.

– Сумей вы полностью очистить свои желания, – сказал Биннесман, – вы стали бы самым могущественным чародеем, какого только видел мир. Вы понимали бы нужды Земли и были бы совершенным орудием их удовлетворения. Ее защищающая сила передавалась бы вам без всякого труда. Но вы не раз пренебрегли ее нуждами. Она приказала вам спасти семена человечества, вы же стремитесь спасти всех – даже таких, как Радж Ахтен, хотя и знаете, что они недостойны.

– Я очень сожалею об этом! – прошептал Габорн. Но про себя он и сейчас думал: «Кто достоин жить? Даже если силы ко мне вернутся, кто я такой, чтобы это решать?»

– Второй ваш проступок еще тяжелее первого. Вам дана была способность предупреждать Избранных об опасности. А вы ее исказили, попытавшись превратить силу защиты в оружие.

– Но Радж Ахтен напал на моих людей, – возразил Габорн.

– Вам не следовало избирать этого человека, – сказал Биннесман, – независимо от того, какой великой казалась в том нужда. Я предупреждал вас. Но уж коли вы его избрали, нельзя было обращать против него вашу силу. То, что вы сделали, является самым настоящим осквернением.

– И надежды нет? – спросил Габорн. – Вы это хотите сказать?

Биннесман обернулся, блеснув глазами, в которых отражался звездный свет, воткнул посох в землю. Подъем его утомлял.

– Надежда, конечно, есть, – твердо сказал он. – Надежда есть всегда. Кто не умеет надеяться, тому недостает мудрости.

– Но я совершил страшную ошибку, – сказал Габорн. – Мне не следовало полагаться на собственные силы. Теперь я это понимаю.

– Хм… – Биннесман оценивающе посмотрел на него. – Понимаете, но извлекли ли вы из этого урок? Вы на самом деле доверите защищать вас Земле или будете действовать, как Властитель Рун, – доверять своим дарам?

Габорн медленно ответил:

– Я брал дары не для себя, а для того, чтобы служить своему народу. И сожалеть об этом выборе не могу. Мои дары будут по-прежнему служить людям.

Биннесман снова хмыкнул. Он вывел их в небольшую лощину, остановился и остро глянул на Габорна из-под косматых бровей. Глаза его показались Габорну холодными камушками.

Склоны холмов вокруг покрывали сухая трава и молодая дубовая поросль. Под ногами было много камней, но землей пахло сильно и пряно. В таком месте, промелькнула у Габорна мысль, должны стрекотать сверчки, шуршать мыши, пробирающиеся в траве, кричать совы. Но слышны были только вздохи холодного ветра над холмами.

Биннесман проворчал:

– Это подойдет.

Он встал на колени и плюнул на землю.

– Прими и испей влагу моего тела, о Госпожа, – сказал чародей. – Мы просим твоей помощи в час нашей нужды.

Он кивнул Габорну и остальным. Они тоже плюнули на землю.

Охранитель Земли поднял посох, взмахнул им над головой.

Зову тебя, Мать.

Зову, Защитница.

Древо Жизни, осеняющее наш дом

Приди, Сотворяющая.

Приди, Разрушающая.

Возьми нас, и да будем мы твоими.

Затем коснулся посохом земли и сказал тихо:

– Откройся.

Корни сухой травы расступились с рвущимся звукам ком. Земля рассыпалась на две стороны холмиками, от крыв узкое углубление между ними.

Габорн всмотрелся в него. В жирной земле было но маленьких белых камушков.

Он выпустил руку Иом и начал раздеваться. Глянул было на зеленую женщину, но вильде, этого воина, созданного Биннесманом из камня и дерева, как будто совершенно не интересовали ни правила приличия, ни телосложение Габорна.

Он огляделся по сторонам, исполненный ожидания. Когда-то, в саду чародея, Земля приняла физическое обличье, сама пришла поговорить с ним.

Сняв одежду, Габорн лег в углубление. Вздрогнул, коснувшись холодной земли, но скрестил руки на груди, сделал глубокий вдох, закрыл глаза. И прошептал:

– Укрой меня.

Ничего не произошло. Земля не исполнила даже такую его маленькую просьбу.

– Укрой его, – тихо сказал Биннесман.

Иом не совсем понимала, зачем Габорн попросил ее пойти с ними. Силы она не имела, не могла помочь вызвать Дух Земли. Она могла дать только одно: утешение…

В утешении он очень нуждался. Но она тоже не знала, что принесет им будущее. У них по-прежнему было много врагов: Радж Ахтен еще мог угрожать им с запада, а дочь Ловикера и король Андерс – с севера. Опустошители лезли из-под земли, сама Иом встретилась с убийцей из Инкарры.

«Если всем нам суждено умереть, – решила Иом, – остается только принять смерть с достоинством». Это она могла Габорну обещать.

Но боялась, что другие не смогут.

И молча взмолилась Земле: «Пожалуйста, ответь нам».

Земля волной нахлынула на Габорна. Прохладные ее комочки были всюду – под ногтями, меж пальцами ног, лежали тяжестью на груди, губах и веках.