Блаженство (сборник) - Дмитрий Быков

«На теневой узор в июне на рассвете…»

На теневой узор в июне на рассвете,На озаренный двор, где женщины и дети,На облачную сеть, на лиственную прытьЛишь те могли смотреть, кому давали жить.

Лишь те, кому Господь отмерил меньшей меройСтрастей, терзавших плоть, котлов с кипящей серой,Ночевок под мостом, пробежек под огнем —Могли писать о том и обо всем ином.

Кто пальцем задевал струну, хотя б воловью,Кто в жизни срифмовал хотя бы кровь с любовью,Кто смог хоть миг украсть – еще не до концаТого прижала пясть верховного творца.

Да что уж там слова! Признаемся в итоге:Всем равные права на жизнь вручили боги,Но тысячей помех снабдили, добряки.Мы те и дети тех, кто выжил вопреки.

Не лучшие, о нет! Прочнейшие, точнее.Изгибчатый скелет, уступчивая шея —Иль каменный топор, окованный в металл,Где пламенный мотор когда-то рокотал.

Среди земных щедрот, в войне дворцов и хижин,Мы избранный народ – народ, который выжил.Один из десяти удержится в игре,И нам ли речь вести о счастье и добре!

Те, у кого до лир не доходили руки,Извлечь из них могли божественные звуки,Но так как их давно списали в прах и хлам,Отчизне суждено прислушиваться к нам.

А лучший из певцов взглянул и убедилсяВ безумии отцов – и вовсе не родился,Не прыгнул, как в трамвай, в невинное дитя,Свой бессловесный рай за лучшее сочтя.

«Было бы жаль умирать из Италии…»

Было бы жаль умирать из Италии,Сколь ее солнце ни жарь.Что до Отчизны – мне больше не жаль ее,Так что и в землю не жаль.

Иския, Генуя, Капуя, Падуя —Горько бы вас покидать.В низкое, бренное, капая, падая,Льется с небес благодать.

А для живущего где-нибудь в Обнинске,Себеже или Судже —Это побег в идеальные области,Где не достанут уже.

Боже, Мессия, какие названия —Фоджа, Мессина, Эмилья-Романия,Парма, Таранта, Триест!Пышной лазаньи душа пармезания:Жалко в Кампании тех, чья компанияБольше ее не поест.

Приговоренных, что умерли, убылиПосле попоек и дракПрочь из Вероны, Апулии, Умбрии,А из России – никак.

Я-то слыхал барабанную дробь ее,Видывал топь ее, Лену и Обь ее,Себеж ее и Суджу…Кто-нибудь скажет, что вот, русофобия…Я ничего не скажу.

Данту мерещится круглый, с орбитами,Каменно-пламенный ад,Нашему ж мертвому, Богом убитому,Смерть – это край, где никто не грубит ему,Край, где не он виноват.

Жаль из Милана, Тосканы, Венеции,А из Отечества – пусть.Сердцу мила не тоска, но венец ее —Детская, чистая грусть.

Эта слезливая, негорделивая,Неговорливая даль,Желтый обрыв ее, серый разлив ее —Кажется, кается Бог, обделив ее,Этого только и жаль.

Впрочем, мне кажется: если когда-либо,Выслужив службу свою,Все, кто докажет на выходе алиби,Дружно очнутся в раю —

Он состоит вот из этого, этого:Снега февральского соль бертолетова,Перекись, изморось, Русь,С шаткой лошадкою, кроткой сироткою,Серою верою, белою водкою…Так что еще насмотрюсь.

Песенка о моей любви

На закате меркнут дома, мостыИ небес края.Все стремится к смерти – и я, и ты,И любовь моя.И вокзальный зал, и рекламный щитНа его стене —Все стремится к смерти, и все звучитНа одной волне.

В переходах плачется нищета,Изводя, моля.Все стремится к смерти – и тот, и та,И любовь моя.Ни надежд на чье-нибудь волшебство,Ни счастливых дней —Никому не светит тут ничего,Как любви моей.

Этот мир звучит, как скрипичный класс,На одной струне,И девчонка ходит напротив кассОт стены к стене,И глядит неясным, тупым глазкомИз тряпья-рванья,И поет надорванным голоском,Как любовь моя.

Подражание древнерусскому

Нету прежней стати, ни прежней прыти.Клонюсь ко праху.Аще песнь хотяше кому творити —Еле можаху.

Сердце мое пусто. Мир глядит смутно,Словно зерцало.Я тебя не встретил, хоть неотступноТы мне мерцала.

Ты была повсюду, если ты помнишь:То дымя «Шипкой»,То в толпе мелькая, то ровно в полночьЗвоня ошибкой.

Где тебя я видел? В метро ли нищем,В окне горящем?Сколько мы друг друга по свету ищем —Все не обрящем.

Ты мерцаешь вечно, сколько ни сетуй,Над моей жаждой,Недовоплотившись ни в той, ни в этой,Но дразня в каждой.

…Жизнь моя уходит, обнажив русло,Как в песок влага.Сердце мое пусто, мир глядит тускло.Это во благо:

Может, так и лучше – о тебе пети,Спати с любою…Лучше без тебя мне мучиться в свете,Нежли с тобою.

«Кое-что и теперь вспоминать не спешу…»

Только ненавистью можно избавиться от любви, только огнем и мечом.

Кое-что и теперь вспоминать не спешу —В основном, как легко догадаться, начало.Но со временем, верно, пройдет. ЗаглушуЭто лучшее, как бы оно ни кричало:Отойди. Приближаться опасно ко мне.Это ненависть воет, обиды считая,Это ненависть, ненависть, ненависть, неЧто иное: тупая, глухая, слепая.

Только ненависть может – права Дюморье —Разобраться с любовью по полной программе:Лишь небритая злоба в нечистом белье,В пустоте, моногамнее всех моногамий,Всех друзей неподкупней, любимых верней,Вся зациклена, собрана в точке прицела,Неотрывно, всецело прикована к ней.Получай, моя радость. Того ли хотела?

Дай мне все это выжечь, отправить на слом,Отыскать червоточины, вызнать изъяны,Обнаружить предвестия задним числом,Вспомнить мелочи, что объявлялись незваныИ грозили подпортить блаженные дни.Дай блаженные дни заслонить мелочами,Чтоб забыть о блаженстве и помнить одниБесконечные пытки с чужими ключами,Ожиданьем, разлукой, отменами встреч,Запашком неизменных гостиничных комнат…Я готов и гостиницу эту поджечь,Потому что гостиница лишнее помнит.

Дай мне выжить. Не смей приближаться, покаНе подернется пеплом последняя балка,Не уляжется дым. Ни денька, ни звонка,Ни тебя, ни себя – ничего мне не жалко.Через год приходи повидаться со мной.Так глядит на убийцу пустая глазницаИли в вымерший, выжженный город чумнойВходит путник, уже не боясь заразиться.

Элегия

Раньше здесь было кафе «Сосиски».Эта столовка – полуподвал —Чуть ли не первой значится в спискеМест, где с тобою я пировал.

Помню поныне лик продавщицы,Грязную стойку… Входишь – бериЧерного хлеба, желтой горчицы,Красных сосисок (в порции – три).

Рядом, у стойки, старец покорный,Кротко кивавший нам, как родне,Пил неизменный кофе цикорный —С привкусом тряпки, с гущей на дне.

Рядом был скверик – тополь, качели, —Летом пустевший после шести.Там мы в обнимку долго сидели:Некуда больше было пойти.

Нынче тут лавка импортной снеди:Датское пиво, манговый сок…Чахнет за стойкой первая леди —Пудреный лобик, бритый висок.

Все изменилось – только осталсяСкверик напротив в пестрой тени.Ни продавщицы больше, ни старца.Где они нынче? Бог их храни!

Помнишь ли горечь давней надсады?Пылко влюбленных мир не щадит.Больше нигде нам не были рады,Здесь мы имели вечный кредит.

…Как остается нищенски малоУтлых прибежищ нашей любви —Чтобы ничто не напоминало,Ибо иначе хоть не живи!

Помнить не время, думать не стоит,Память, усохнув, скрутится в жгут…Дом перестроят, скверик разроют,Тополь распилят, бревна сожгут.

В этом причина краха империй:Им предрекает скорый конецНе потонувший в блуде Тиберий,А оскорбленный девкой юнец.

Если ворвутся, выставив пики,В город солдаты новой орды, —Это Создатель прячет улики,Он заметает наши следы.

Только и спросишь, воя в финалеМежду развалин: Боже, прости,Что мы тебе-то напоминали,Что приказал ты нас развести?

Замысел прежний, главный из главных?Неутоленный творческий пыл?Тех ли прекрасных, тех богоравных,Что ты задумал, да не слепил?

Ключи

В этой связке ключей половинаМне уже не нужна.Это ключ от квартиры жены, а моя половинаМне уже не жена.

Это ключ от моей комнатенки в закрытом изданьи,Потонувшем под бременем неплатежей.Это ключ от дверей мастерской, что ютиласьВ разрушенном зданьиИ служила прибежищем многих мужей.

О, как ты улыбался, на сутки друзей запускаяВ провонявшую краской ее полутьму!Мне теперь ни к чему мастерская,А тебе, эмигранту, совсем ни к чему.

Провисанье связующих нитей, сужение круга.Проржавевший замок не под силу ключу.Дальше следует ключ от квартиры предавшего друга:И пора бы вернуть, да звонить не хочу.

Эта связка пять лет тяжелела, карман прорываяИ призывно звеня,А сегодня лежит на столе, даровым-даровая,Словно знак убывания в мире меня.

В этой связке теперь – оправданье бесцветью,                                                            безверью,Оскуденью души, – но ее ли вина,Что по капле себя оставляла за каждою дверьюИ поэтому больше себе не равна?

Помнишь лестниц пролеты, «глазков» дружелюбных                                                                  зеницыНа втором, на шестом, на седьмом этаже?О, ключей бы хватило – все двери открыть, все                                                                границы,Да не нужно уже.

Нас ровняют с асфальтом, с травой, забивают, как сваю,В опустевшую летом, чужую Москву,Где чем больше дверей открываю, тем больше я знаю,И чем больше я знаю, тем меньше живу.

Я остался при праве своем безусловном —Наклоняться, шепча,Над строфою с рисунком неровным,Как бородка ключа.

Остается квартира,Где прозрачный настой одиноких ночейДа ненужная связка, как образ познания мира,Где все меньше дверей и все больше ключей.

«Так давно, так загодя начал с тобой прощаться…»