Рассказы - Тарьей Весос

— Клади сюда.

— Ладно.

— А потом будешь класть сюда…

— Да знаю я, знаю, — угрюмо отмахивался укладчик, перед которым росла гора снопов, колосья хлестали его по лицу.

В дома пришел хлеб. Он тек рекой во все усадьбы. Темнота сгущалась, и от этого свет фонарей казался еще ярче, а снопы на возах — желтее. И хотя было темно, на поле не забыли ни одного снопа. Турвильд работал как одержимый, он раскраснелся и вспотел. Сквозь его руки текла река снопов. Терпко и буднично пахла солома, зато колосья были спелые и налитые — и все это было исполнено великого смысла.

До чего же тут нынче здорово! Первое опьянение работой у Турвильда уже прошло, оп устал, и все-таки — до чего же тут нынче здорово! Он был причастен к великому и важному делу. Усталая дряхлая Кристи упрямо стояла тут на соломе. Ряд ложился на ряд, и Кристи поднималась все выше. Как хорошо. Всю свою жизнь Кристи прожила здесь, выращивая вместе с другими хлеб. Неистовая, упрямая, она словно распоряжалась отсюда всем поселком. Вдали виднелись усадьбы, огни и поля. И там тоже кипела работа. Каждая рига была ярко освещена, и всюду царило оживление, как в праздник.

Несмышленыш

Его взгляд скользит над самыми партами, словно солнце, заходящее за вершины гор. Но тут ничего не напоминает о вечере — Несмышленыш весь так и светится от возбуждения, предвкушения, ожидания.

Глаза его следят за худенькой молодой девушкой — учительницей. Она же как будто и не замечает этого.

Лицо у учительницы красное и напряженное, видит Несмышленыш. И принарядилась она лучше обычного — хотя вообще-то она и всегда нарядная. Сегодня в школе экзамен, вот она и нарядилась, и поэтому у нее такое красное и напряженное лицо. Экзамен после окончания учебного года. За столом сидят незнакомые пожилые люди, они будут решать, годится ли учительница для этой работы. Она сама говорила своим ученикам, сидящим здесь за партами, что это ее первый экзамен. Потому и вид у нее такой взволнованный. Голова небось кругом идет. У Несмышленыша тоже немного кружится голова, по это от нетерпения.

У него сегодня тоже первый экзамен — первый в жизни. И уж он-то подготовился к нему как следует! Это точно. Не все ребята готовы к экзамену, это Несмышленыш слышит по их ответам.

А когда человек выучил все так, как Несмышленыш, просто нет сил сидеть и терпеливо ждать. Приходится следить за собой, чтобы не выскочить, покуда его не спросили. А то получится, как бывало уже не раз: сдерживаешься, сдерживаешься, и вдруг — глазом моргнуть не успеешь, а уж наделал глупостей…

Когда же она на меня посмотрит? Скоро, наверное, и до него дойдет очередь. Здесь сегодня собраны и малыши, и ученики постарше. Учительница ходит между партами и задает вопросы. Иногда присядет то тут, то там. Тот, кого она вызывает, чуть вздрагивает. Воздух в классе пронизан нетерпением. И неуверенностью.

Но Несмышленыш готов к ответу. Знает почти назубок то, что написано в Библии. Ему задали бегло прочитать один отрывок, и он столько раз его читал, что выучил уже наизусть.

Он смотрит па учительницу. Она сидит на своем месте. Или ходит между партами. И задает вопросы. Несмышленыш никак не может поймать ее взгляд. Она все время смотрит па других. Смотрит и вызывает кого-нибудь. Вот она окинула взглядом класс и словно наугад вызвала ученика, сидящего как раз позади Несмышленыша.

— И что тогда сделал Моисей?

Мальчик отвечает сбивчиво.

Он не знает.

А вот Несмышленыш знает, знает…

В окно видно иву, усыпанную желтыми сережками. Если тряхнуть дерево, в воздухе повиснет нежная дымка. До чего обидно сидеть за партой, когда на улице так хорошо! Там, за окном, сладко пахнет ива. А здесь — спертый воздух от томящихся ребят да нагретой солнцем старой картины. Пальцы пропахли чернилами, ластиком и карандашом. Вообще-то у карандашей приятный запах. Должно быть, они из кедра Ливанского. Вот это дерево! Бледно-розовое с голубыми прожилками и пахнет совсем не так, как другие деревья.

Ива за окном уже налилась соком — самая пора делать из нее флейты. У Несмышленыша в ушах звучит песня флейты. Будто сверкающий ручеек журчит в прозрачном воздухе, не касаясь земли.

— И что на это ответил Аарон?

С одной из парт послышался вздох. Ребята сегодня сами на себя не похожи. Им кажется, что этот экзамен устроен нарочно, чтобы их помучить. Какая несправедливость — сидеть тут и толковать про Моисея и Аарона, когда на улице поет невидимая флейта!

А ивовый сок!

Сдерешь кору и лизнешь белоснежное дерево. Тонкую блестящую пленку!

Несмышленыш ощущает во рту вкус сока, изнывая в то же время от желания, чтобы его спросили. Свежеочищенные ивовые веточки словно скользнули по языку и своими сладкими чарами поманили его отсюда.

А ивовые прутья!

Наломаешь длинных прутьев, вырежешь на коре полоску спиралью и, пожевав ольховой коры, выкрасишь этим темно-коричневым соком белую спираль на пруте.

Несмышленыш вздыхает.

Оп маленький мальчик, ему бы только о прутьях думать.

Нет, не сейчас! Сейчас экзамен. И Несмышленыш отлично знает свой урок! Неужели ты меня не видишь? Нет, учительница ходит по классу и спрашивает других. И лицо у нее по-прежнему красное.

Но как-то зимой она сама рассказывала им о прутьях с полосками. Самых-самых первых, из Библии. Все было так удивительно — за окном трескучий мороз, в классе гудит печка, и худенькая учительница рассказывает о пастухах в далекой жаркой стране и о прутьях с нарезкой, положенных в корыта, из которых пьют воду овцы. От этой воды у них рождались пятнистые и черные ягнята, сказала учительница. Эта история понравилась Несмышленышу больше других — потому что в ней говорилось о так хорошо ему знакомых прутьях. В середине зимы в классе вдруг запахло ивой. Ива, журчащий ручей, солнце и тень и бегущие ягнята, пятнистые и черные. Учительница, когда хотела, рассказывала так, что ребята сидели не шелохнувшись. Так бывало не раз. Сядет вдруг и начнет что-нибудь рассказывать.

Вернувшись в тот день домой, Несмышленыш вытащил толстую Библию, чтобы снова прочитать эту забавную историю. И увидел, что учительница не все рассказала им о прутьях, овцах и козах этого хитреца Иакова. Кое о чем она не захотела говорить. Несмышленыш сразу понял о чем. Уж он-то овец навидался.

И все-таки слушать учительницу было интереснее, чем читать самому. Ведь она говорила и о таком, чего он не нашел в книге.

…Несмышленышу пришла в голову чудная мысль: хорошо бы она рассказала об этом сейчас! Пусть и те, за столом, узнают эту историю! О прутьях с нарезкою в водопойных корытах и об овцах, которые приходили пить из них воду и зачинали скот пестрый и с крапинами, чтобы Иаков стал богатеем. Глупости, нельзя ей сейчас рассказывать об этом, нельзя. А ему надо думать о своем уроке.

Вызови же меня, ну пожалуйста!

Неужели ты не можешь на меня посмотреть?

Как раньше… Почему сегодня все не так?

Но она не глядит на него.

Нет, она не глядит на него. Ей кажется, будто холодом веет на нее от этого судейского стола. От школьной комиссии. Ну как, девушка, годишься ли ты для этой работы? Кровь приливает к ее щекам. Она резко встает и идет между партами. Бесполезно убеждать себя, что все это не имеет никакого значения. Имеет, и очень большое. Это ее первое испытание, и она должна его выдержать. Пусть те, за столом, поймут, какую работу она проделала за зиму. Ей необходимо получить свидетельство. Конечно же, она видит блестящие глаза Несмышленыша, видит, что он готов отвечать. Но нужно вызвать кого-нибудь другого, в смятении думает она, кого-нибудь, кто сумеет растопить этот лед. Отбарабанит Несмышленыш свой отрывок, ну и что? Это не в счет. Он такой маленький, что судьи за столом и внимания на него не обратят. А она здесь новенькая, чужая, ей надо защищаться от холода школьных комиссий. И наверное, сейчас нужно спросить тех, кто постарше, кто ответит так, как Несмышленышу не суметь.

Она тщательно выбирает, кого вызвать. Ищет лицо, на котором написана готовность к ответу. Несмышленыш подождет.

Его глаза прикованы к ней. Она это чувствует. Светятся доброжелательностью, памятной ей по зимним урокам. Эту же доброжелательность ощущает она и в других учениках. Но есть и такие, которые только и ждут повода, чтобы насмешливо фыркнуть. Она спотыкается на каком-то имени, и сразу же членов комиссии становится словно вдвое больше, и лица у них делаются еще строже. Она снова ошибается, и над нартами летят смешки. Лицо ее заливает краска.

В это время она случайно оказывается рядом с Несмышленышем. Их взгляды наконец-то встречаются. На его лице нет и тени насмешки. Он даже не заметил ее оплошности. Просто смотрит на нее с ожиданием — ну спроси же меня!

Она уже готова дать ему знак. Но останавливается. От волнения по телу разливается слабость — опереться бы на что-нибудь! Она вдруг понимает: Несмышленыш — единственный, на кого она здесь может целиком положиться, но этим нельзя воспользоваться раньше времени. Вызови она его сейчас, он мигом выложит все, что знает, и тогда у нее уже ничего не останется. Он по крайней мере хоть обещает что-то. Он ее надежда и опора, а это как раз то, что ей сейчас нужно.