Сёгун - Джеймс Клавелл

— Икимаса! — сказал он, махнув рукой, чтобы они ушли. Люди перед ним опять поклонились ему до земли, а затем бесстрастно ушли. Улица стала пустеть.

Отец Себастьян глянул вниз на тело. Он медленно перекрестил его, произнес: «Во имя отца и сына и святого духа» — и оглянулся на самурая, но теперь без страха.

— Икимаса! — Блестящий конец меча опустился на тело. Спустя долгое мгновение священник повернулся и ушел. С достоинством. Оми пристально смотрел на него, потом оглянулся на Блэксорна. Тот повернулся, чтобы уйти, и, отойдя на безопасное расстояние, быстро завернул за угол и исчез.

Оми неудержимо расхохотался. Улица теперь была пуста. Отсмеявшись, он обеими руками схватился за меч и начал методично рубить тело на мелкие куски.

Блэксорн сидел в маленькой лодочке, лодочник кормовым веслом весело правил к «Эразмусу». Он не беспокоился, как попадет на корабль, так как на главной палубе было видно много людей — все самураи. Некоторые в нагрудниках, но большинство носили простое кимоно, как они называли свою одежду, и по два меча. У всех была одинаковая прическа: верхняя часть головы выбрита, а волосы сзади и по сторонам собраны в косичку, смазанную маслом, сложены вдвое на макушке и плотно завязаны. Только самураям разрешалась такая прическа, и для них она была обязательной. Только самураи могли носить два меча: длинный двуручный боевой меч и короткий, типа кинжала, — мечи тоже были для них обязательны.

Самураи стояли вдоль его корабля, наблюдая за ним.

Охваченный беспокойством, он поднялся по сходням и прошел на палубу. Один самурай, более изысканно одетый, подошел к нему и поклонился… Блэксорн уже был хорошо обучен и поклонился им всем, и все на палубе встретили его дружелюбно. Он все еще был в ужасе от неожиданного убийства на улице, и их улыбки не успокоили его предчувствий. Он прошел по направлению к коридору и внезапно остановился. Поперек двери была приклеена широкая лента красного шелка и сбоку от нее — маленький знак со странными закорючками. Он поколебался, проверил другую дверь, но и она была опечатана красной лентой и такой же знак прибит гвоздями к перегородке.

Он подошел, чтобы снять шелковую ленту.

— Хотте оке! — чтобы замечание было понятней, самурай-часовой покачал головой. Он больше не улыбался.

— Но это мой корабль, и я хочу… — Блэксорн, глядя на мечи, старался скрыть свое беспокойство. — «Я должен спуститься ниже, — подумал он. — Я должен попасть к руттерам, своему и секретному. Иисус Христос! Если их найдут и отдадут священникам или японцам, мы погибли. Любой суд в мире — за пределами Англии и Нидерландов — приговорит нас как пиратов при таких доказательствах. В моем руттере даны даты, места и количество награбленного, количество жертв на трех наших стоянках в Южной и Северной Америке, число разграбленных церквей, и как мы жгли города и торговые корабли. А португальский бортовой журнал? Это наш смертный приговор, так как он, конечно, краденый.

По крайней мере он куплен у португальского предателя, и по их законам любой иностранец, ставший хозяином любого из таких журналов, позволяющих проходить Магелланов пролив, должен быть приговорен сразу же к смерти. И если руттер найден на борту вражеского корабля, корабль должен быть сожжен и вся команда на борту казнена без всякой жалости».

— Нан но йода? — сказал один самурай.

— Вы говорите по-португальски? — спросил Блэксорн на этом языке.

Человек пожал плечами.

— Вакармимасен.

Другой выступил вперед и тихо поговорил с начальником, который кивнул в знак согласия.

— Португальцы — друзья, — сказал самурай по-португальски с сильным акцентом. Он распахнул ворот кимоно и показал маленькое деревянное распятие, висящее у него на шее.

— Христианин! — Он указал на себя и улыбнулся. — Христианин. — Он указал на Блэксорна. — Христианин ка?

Блэксорн поколебался, потом кивнул.

— Христианин.

— Португалец?

— Англичанин.

Мужчина поговорил со своим начальником, потом оба они пожали плечами и опять оглянулись на него.

— Португалец?

Блэксорн покачал головой, не желая соглашаться с ними в чем-нибудь.

— Мои друзья? Где они?

Самурай показал на восточный край деревни:

— Друзья там.

— Это мой корабль. Я хочу спуститься вниз. — Блэксорн сказал им это несколько раз и указал знаками, и они наконец поняли.

— Ах, содесу! Киндзиру, — они говорили с оживлением, указывая на печать и улыбаясь.

Было совершенно ясно, что ему не разрешат спуститься вниз. «Киндзиру» должно означать запрещение, с досадой подумал Блэксорн. Ну и Бог с ним. Он повернул ручку двери и открыл ее немного.

— Киндзиру!!!

Его рывком развернули, и он оказался лицом к лицу с самураем. Их мечи были наполовину вынуты из ножен. Не двигаясь, мужчины ждали, что он решит. Другие на палубе бесстрастно наблюдали за ними.

Блэксорн знал, что у него нет другого выбора, как повернуть обратно, поэтому он пожал плечами и ушел проверить канаты и всю оснастку как можно тщательней. Превратившиеся в лохмотья паруса были спущены и привязаны, как и положено. Но узлы были другие, отличавшиеся от всех, виденных им раньше, поэтому он просто предположил, что японцы закрепили корабль надежнее. Он стал спускаться по лестнице вниз, но остановился, почувствовав, как у него выступил холодный пот: все они недоброжелательно рассматривали его, и он подумал:

«Боже мой, как мог я так сглупить». Правда, после его вежливого поклона враждебность сразу же исчезла, все поклонились ему в ответ и опять заулыбались. Но он еще чувствовал, как пот тонкими струйками стекает вниз по спине, и ненавидел все, что связано с японцами, и хотел, чтобы он и вся его команда снова оказались на борту, вооруженными и выходящими в море.

— Ей-Богу, я думаю, что ты не прав, кормчий, — сказал Винк. Его беззубая ухмылка была широка и непристойна. — Если примириться с помоями, которые они называют пищей, то это самое лучшее место, где я был. Из всех. Я имел двух женщин за три дня, и они похожи на крольчих. Они будут делать все, если ты им покажешь как.

— Это правда. Но ты ничего не сможешь, если не будет мяса или бренди. Во всяком случае, недолго. Мне уже надоело, и меня хватает только на один раз, — сказал Маетсуккер. Его узкое лицо подергивалось. — Эти желтые мерзавцы не поняли, что нам нужно мясо, пиво и хлеб. И бренди или вино.

— Это самое плохое! Боже мой, королевство — за грог! — Баккус Ван-Некк был полон уныния. Он подошел и, встав около Блэксорна, всматриваясь в него. Очень близорукий, он потерял свои последние очки во время шторма. Но даже и с ними он всегда подходил как можно ближе. Он был старостой среди купцов, богач и представлял голландскую Восточно-Индийскую компанию, которая дала денег для плавания.