Сталин: как это было? Феномен XX века - Владимир Кузнечевский

«Пассионарии, когда их количество достигает какой-то определенной отметки, и они начинают организовываться, овладевают главными тенденциями в развитии общества, как сейчас бы сказали, оседлывают мэйн стрим (mainstream) и либо ведут общество к новой, более высокой ступени в развитии, либо разрушают общественную систему, в которой существуют сами и при этом в конечном итоге погибают и сами (как сказал еще Жорж Жак Дантон (1759—1794) — один из лидеров Великой французской революции, — «революция пожирает своих детей»). Отсюда и качественная их определенность может быть как со знаком «плюс», так и со знаком «минус».

К теории этногенеза, созданной Л.H. Гумилевым, историки и этнографы относятся по-разному. Меня она привлекает тем, что позволяет разобраться в крупных исторических событиях и внятно объяснить сложные и запутанные деяния, которые совершали исторические личности. Так, например, Ленин и Троцкий вписываются в схему Гумилева как классические носители пассионарности со знаком «минус», которые своими действиями высвободили энергетику других пассионариев, которые в дремлющем состоянии в обществе, как уже сказано выше, существуют всегда. Им нужен только импульс, чтобы высвободить свою психическую энергию. Ленин нашел их в беднейших слоях города и деревни, в людях, оторванных от пуповины главного вида собственности — на землю. Нужен был лозунг, который сплотил бы эту бедноту на разрушительные действия. Лозунг Ленин дал: «Грабь награбленное!» (Троцкий в своих мемуарах описывает ситуацию, когда он и Ленин со смехом вспоминали, как Ильич двинул этот лозунг на одном из митингов в Петрограде.) А потом Ленин захватил политическую власть в государстве и уже «законно» вооружил агрессивные элементы из состава люмпенизированных слоев города и деревни и направил их энергию на разрушение русских устоев жизни. Когда в 1920-е годы в русских деревнях сыновья голи перекатной в составе отрядов ЧК массово расстреливали зажиточных крестьян, православных священнослужителей, сбрасывали наземь кресты с церквей, это вот и были те самые действия пассионариев с отрицательным знаком.

Действия этих людей очень трудно объяснить человеческими качествами. Это своего рода «пришельцы» из космоса. В художественной литературе такое явление выписал В.Д. Дудинцев в своем последнем романе «Белые одежды». Он, правда, назвал этих персонажей не «пришельцами», а «парашютистами», но сути дела это не меняет: такие люди, считал Дудинцев, сброшены на нашу землю с парашютами откуда-то.

Пассионарием был рожден и Сталин. Но он был призван нейтрализовать бешеную разрушительную энергию революции. А точнее — ввести ее в определенные рамки. В принципе Сталин это и сделал. Но с огромными издержками. По-видимому, иначе в тех условиях это было сделать и невозможно: уж слишком велика была мощь разбуженной и высвобожденной Лениным, Троцким и самим Сталиным разрушительной энергии. Сказались в этом историческом (без преувеличения) процессе и личные качества Сталина, которые сильно увеличили эти издержки.

Жизненные условия, при которых совершалось становление личностей Владимира Ульянова-Ленина и Иосифа Джугашвили-Сталина, были очень разными.

Владимир Ульянов, в отличие от Иосифа Джугашвили, слово «нужда» не знал никогда. Пока был жив отец, который вначале работал инспектором, а потом директором народных училищ, семья не нуждалась ни в чем. За выдающиеся успехи на этом поприще царь пожаловал Илье Николаевичу потомственное дворянское звание, что в те времена происходило нечасто. После безвременной смерти отца на 55-м году жизни (Ленин, кстати, тоже умер в этом возрасте) матушка будущего «вождя всего мирового пролетариата» выхлопотала очень даже приличную пенсию. Этой пенсии царь не лишил Марию Александровну, даже когда в 1887 году, через год после смерти Ильи Николаевича, был казнен за участие в покушении на царя Александра III старший брат Владимира Александр Ульянов.

Старшая сестра Ленина Анна Ильинична Ульянова-Елизарова в сочиненных ею в советское время «Воспоминаниях об Ильиче» беззастенчиво лгала, когда рассказывала, что после смерти отца «вся семья жила лишь на пенсию матери, да на то, что проживалось понемногу из оставшегося после отца». Мягко выражаясь, эта сусальная сказочка была ой как далека от истины. Пенсия за Илью Николаевича составляла 100 рублей в месяц. Лучшие сорта мяса, рыбы, масла в России стоили в то время копейки за один фунт. Но на пенсию они и не жили.

На самом же деле после смерти Ильи Николаевича у него остались не только личные сбережения в банке, но и наследство, завещанное покойным одиноким братом. Кроме того, Марии Александровне принадлежала часть имения в Кокушкино. После смерти мужа вдова сразу же купила хутор Алакаевку за 7500 рублей. Но жить в нем не стала из-за конфликта с крестьянами. В деревне на 34 крестьянских двора приходилось 65 десятин, а Ульяновым принадлежало 83,5 десятины земли. Крестьяне постоянно жестко конфликтовали с Марией Александровной, пытаясь купить ее землю. Ссоры с общиной закончились тем, что вдова предпочла сдать хутор в аренду предпринимателю, который улаживал все отношения с крестьянами и каждый год переводил деньги семье Ульяновых от получаемого дохода. Денег этих матери Ленина хватало на поездки за границу, на переезды из города в город, учебу детей в гимназии и университете, на то, чтобы купить мельницу и иметь собственный выезд{37}.

Но, несмотря на отсутствие материальных проблем, духовная обстановка в семье была нездоровой.

Судя по скупым воспоминаниям современников, Мария Александровна мужа своего — наполовину калмыка, наполовину чуваша — не просто не любила, но презирала как инородца и в этом же духе воспитывала по отношению к отцу и своих детей. Илья Николаевич это видел, по мягкости характера терпел, но из дому старался сбежать при первой же возможности и в основном проводил время в инспекционных поездках по Симбирской губернии. Поэтому четверых детей Мария Александровна практически воспитывала одна.

Воспоминаний современников о том, как она это делала, не сохранилось, но судить об этом можно на основе писем, которые Мария Александровна посылала старшему сыну в Петербург, а потом младшему, в село Шушенское Красноярского края, в Казань, за границу.

Письма эти просто пышут презрением к России и русским, поэтому в советское время они были навечно упрятаны в секретные архивы.

«Русофобия Ленина сегодня мало изучена, — пишет историк-лениновед А.Г. Латышев. — Все это идет из детства. У него в роду не было ни капли русской крови. Мать его была немкой с примесью шведской и еврейской крови. Отец наполовину калмык, наполовину чуваш. Ленин воспитывался в духе немецкой аккуратности и дисциплины. Мать в разговорах с детьми и в письмах использовала выражения: “русская обломовщина”, “учись у немцев”, “русский дурак”, “русские идиоты”. После октябрьского переворота Ленин ненавидел и громил только Русскую православную церковь… В то же время он очень лояльно относился к католичеству, буддизму, иудаизму, мусульманству и даже к сектантам. В начале 1918 года он намеревался запретить православие, заменить его католичеством»{38}.

Не было дружбы и внутри семьи. Судя по воспоминаниям современников, старший брат Владимира Ульянова семейными делами не интересовался, никакого интереса ни к матери, ни к братьям и сестрам не проявлял. С младшим братом никаких духовных контактов не имел. Тем не менее казнь его оказала сильное влияние на Владимира. В глазах будущего основателя большевистской партии Александр стал кумиром, примером для подражания в выборе жизненного пути. Казнь старшего брата у Владимира Ульянова окончательно сформировала бесповоротную ненависть к царскому режиму, переросшую позже в ненависть к России и русским как нации.

На характере юноши сказались, по-видимому, и особенности намешанных в его генах национальных компонентов. Русского в его биологическом наследии просто не было: полукалмык-получуваш отец, на треть немка, на треть еврейка, на треть шведка мать. Судя по поведению, в Ленине преобладало материнское немецкое начало. Чисто психологически это проявлялось в том, что, по воспоминаниям современников, Владимир Ульянов был напрочь лишен чувства юмора, совершенно не воспринимал художественную литературу, музыку, вообще искусство в их первобытном предназначении. В произведениях любого вида искусства Ленин с юных лет искал (и находил) только утилитарный их смысл, то есть искал, что он может взять из них для укрепления своих революционных воззрений.

Точно так же подошел он и к учению Карла Маркса, взяв из его книг только то, что могло, по его мнению, работать на создание революционной теории для свержения царизма в России.

Словом, очень уж беден оказался духовный мир будущего «вождя мирового пролетариата».