Красавица дочь добытчика чешуи - Люциус Шепард

- Наверное, я ошибался, - проговорил он. - Или впал в детство. Да, вероятно, я впал в детство.

Несколько месяцев назад Кэтрин, истерзанная отчаянием, уверила бы старика, что так оно и есть, но исследования драконьего сердца успокоили ее, внушили ей смирение и даже некоторое сочувствие к ее тюремщикам - ведь в конце концов их нельзя было винить в том, что они стали тем, кем стали.

- Я только начала учиться, - ответила она Молдри. - Сдается мне, пройдет много времени, прежде чем я пойму, чего он добивается. И потом, разве спешка в его характере?

- Пожалуй, ты права, - признал старик.

- Конечно, я права, - сказала Кэтрин. - Рано или поздно ответ будет найден. Но Гриауль не из тех, кто раскрывает свои тайны всем и каждому. Дай мне время.

Она хотела всего лишь поднять настроение Молдри, но внезапно собственные слова прозвучали для нее чем-то вроде откровения.

На первых порах она изучала дракона без особого энтузиазма, но Гриауль с его многочисленными и экзотическими паразитами и симбиотами оказался столь интересным объектом для исследований, что Кэтрин и не заметила, как промелькнули шесть с лишним лет. За работой она и думать забыла о том, что когда-то жизнь чудилась ей пустой и бесполезной. В сопровождении Молдри и любопытствующих филиев она излазила внутренности дракона и нанесла их на карту. От проникновения в череп ее удержало нарастающее с каждым шагом чувство тревоги. Выбрав среди филиев наиболее толковых, она отправила их в Теочинте с наказом приобрести мензурки, колбы, книги и бумагу для записей. Так у Кэтрин появилась возможность создать примитивную химическую лабораторию. Она установила, что, если бы дракон ожил, пещеру, в которой располагалась колония, заполнили бы кислоты и газы; под воздействием сокращений сердечной мышцы они затем перетекли бы в соседнюю полость и смешались там с прочими жидкостями, а в итоге возникла бы горючая смесь, которую Гриауль мог бы по желанию воспламенить и выдохнуть или вывести из организма иным путем. Девушка взяла образцы всех этих жидкостей и получила из них сильный наркотик, который назвала по имени своей недоброжелательницы брианином. Из мха, что рос на наружной поверхности легких дракона, удалось извлечь вещество, которое оказалось отличным тонизирующим средством. Она составила каталог Гриаулевой флоры и фауны; стены жилища Кэтрин со временем покрылись разнообразными таблицами и рисунками. Животные в большинстве своем были ей знакомы - пауки, летучие мыши, ласточки и тому подобное. Однако некоторые из них вряд ли принадлежали нашему миру, и самым примечательным тут был метагекс (так назвала его Кэтрин) - существо с шестью одинаковыми телами, обитавшее в брюхе Гриауля и питавшееся его желудочным соком. Каждое тело метагекса напоминало размером и цветом истертую монету, было немногим плотнее медузы, имело множество ресничек и пребывало в состоянии постоянного возбуждения. Сперва девушка подумала, что перед ней шесть представителей одного вида, но изменила свое мнение, когда, исследовав со скальпелем первого, убедилась, что остальные пятеро тоже мертвы. Тогда она провела ряд экспериментов и в итоге выяснила, что между телами метагекса существует определенная связь, своего рода поле, которое позволяет, так сказать, сущности животного перемещаться из одного тела в другое, а наличие целых шести тел является уникальной формой мимикрии. Но даже метагекс казался заурядным в сравнении с призрачным виноградом, растением, которое Кэтрин обнаружила только в одном месте - в пещере у основания черепа.

Филии не отваживались забредать туда, ибо испытывали то же чувство страха, что и Кэтрин. Считалось, что, если кто-либо подберется чересчур близко к мозгу дракона, Гриауль нашлет на неразумного какую-нибудь тварь из числа своих паразитов-хищников. Однако Кэтрин превозмогла страх. Расставшись с Молдри и отрядом филиев, она двинулась по проходу, который выводил к пещерке. В руке у нее был факел. Проход заканчивался отверстием не шире окружности ее бедер. Кэтрин кое-как протиснулась в него. Света в пещерке было вполне достаточно, он исходил от многочисленных кровеносных сосудов, бегущих по потолку. Девушка погасила факел. Оглядевшись по сторонам, она удивилась: вся пещерка футов двадцати в длину и восьми в высоту заросла, кроме потолка, диким виноградом, лозы которого были усеяны темно-зелеными глянцевитыми листьями; на их поверхности проступали бесчисленные капилляры. Подъем по проходу утомил Кэтрин, причем, подумалось ей, утомил гораздо сильнее, чем можно было ожидать, и она села, привалившись к стене пещерки, чтобы перевести дыхание, а потом глаза ее сами собой закрылись, и она задремала. Разбудили ее отдаленные крики Молдри. Сонная, недовольная его нетерпением, она отозвалась:

- Ну что тебе? Могу я отдохнуть хотя бы пару минут?

- Пару минут? - донеслось издалека. - Да ты пробыла там три дня! Что случилось? С тобой все в порядке?

- Не говори глупостей! - Она было приподнялась, но тут же снова опустилась на пол. В углу пещерки, не далее чем в десяти футах, лежала, свернувшись калачиком, обнаженная женщина с длинными светлыми волосами. Плети винограда ниспадали на ее тело и не давали увидеть лицо.

- Кэтрин! - крикнул Молдри. - Ответь мне!

- Я... Подожди, я сейчас.

Женщина шевельнулась и застонала.

- Кэтрин!

- Я сказала, подожди!

Женщина потянулась. На правом ее бедре розовел шрам в форме крюка. Точно такой же шрам имелся и у Кэтрин: она заработала его еще в детстве. А с тыльной стороны правого колена кожа женщины была бурой и сморщенной опять же, как у Кэтрин: год назад она облила себя кислотой. Девушка пришла в смятение, но тут женщина села, и Кэтрин поняла, что смотрит на своего двойника, схожего с ней не только обликом, но и выражением лица, и смятение ее переросло в страх. Она готова была поклясться, что ощущает даже, как сокращаются лицевые мускулы незнакомки, и уже сознавала, что делит с ней и ее чувства - радость и надежду.

- Сестра, - произнесла женщина. Она оглядела свое тело, и Кэтрин на мгновение почудилось, будто ее зрение раздвоилось: девушка видела, как женщина наклонила голову, и одновременно как бы созерцала обнаженные грудь и живот своей собеседницы ее собственными глазами. Но вот зрение восстановилось, и она посмотрела на лицо женщины... на свое лицо. Хотя она ежедневно изучала себя по утрам в зеркале, Кэтрин до сих пор не замечала тех перемен, какие произошли с ней за время жизни внутри дракона. Очертания губ приобрели резкость, в уголках глаз появились морщинки, щеки слегка запали, а скулы стали оттого казаться выше. Сияние и свежесть юной красоты померкли сильнее, чем она ожидала, и это ее опечалило. Однако главная перемена, которая и поразила ее больше всего, произошла с выражением лица: теперь оно передавало характер, тогда как раньше, до того, как Кэтрин попала в дракона, на лице девушки можно было прочесть только высокомерие. Она никак не ожидала, что ей столь язвительно напомнят, какой все же она была дурой, и потому смутилась. Женщина словно услышала ее мысли, протянула руку и сказала: