Плата за страх - Петр Акимов

— Он не гадает, а мои собственные предчувствия истолковывает. А я чувствую: что-то назревает. Недоброе.

— Это, возможно, и к месту, — нехотя согласилась Тамара. — Если жена у твоего клиента связана с мафией, то может и нагадить. Но ведь ей еще надо до тебя добраться! Она пока только знает, где ты работаешь. Вот тебе и «шесть», и «семь». Что осталось?

Панкратова, с удовольствием отвлекаясь от своих забот, покрутила в воздухе растопыренными пальцами:

— Пусто!

— А телефон?

— Перестань. Кто-то воспользовался вашими номерами, чтобы на дармовщинку сексом по телефону попользоваться. Ждите в будущем месяце кошмарных счетов с ГэТээС.

— И в самом деле. Ладно, ты права: это ерунда. Давай допьем, и я пойду, а то мой… суженый меня уже, наверное, обыскался.

Надежда едва заметно запнулась, потому что на этот раз ее резануло совпадение имен. Олегом звали и нынешнего ее возлюбленного, и прошлого — как она надеялась — любовника Тамары. Еще одно случайное совпадение? Или еще один тревожный сигнал от подсознания: «Будь начеку, что-то грядет!»? В последнее верилось больше. Но говорить об этом Кузнецова не стала. Она уже была уверена: с увольнением Панкратовой нечисто. В то, что при сокращении избавятся от самого результативного сотрудника, можно поверить. Собственно, она бы удивилась, случись наоборот. Крепче за место цепляются и лучше с начальством ладят именно бестолочи. А увольнять у нас привыкли не тех, кого надо, а тех, кого легче.

Но весь клубок сегодняшних событий заставлял думать о том, что момент для сокращения выбран странный: экономика-то в стране, по мнению Кузнецовой, стабилизировалась. Она по клиентуре видела: у людей есть денежки. Так что «Снабсбыту» впору не увольнять опытных, но даже нанимать и учить с помощью ветеранов новых сотрудников. Наверняка за увольнением Тамары скрывается подловатая интрига. Но говорить ей об этом нельзя. Панкратова способна воспылать гневом и, вместо того чтобы искать новое перспективное дело, затеять склоку со своей никчемушной конторой. А ну их всех! Уволили и уволили. Пусть им же будет хуже.

Дамы допивали вино, и Надежда ради смены темы хвасталась любимым — поджарым и неутомимым бывшим спецназовцем Олегом Комаровым. Он был на несколько лет ее младше и на десяток сантиметров ниже ростом, но, как всегда, нравящегося мужчину Кузнецова обожала щедро. Не выжидала и не медлила, а, целиком полагаясь на советы сердца, обрушивала на нового друга всю свою вулканическую нежность. Однако, разочаровавшись, Надежда тоже не тянула. Рвала сразу: «У нас почему-то, пока не возненавидят друг друга, не разводятся. А зря. С мужчиной надо расставаться, как из-за обеденного стола выходить. Пока еще немножко голодна. Потому что если объешься, то и затошнить может».

Тамара не спорила, хотя старалась придерживаться категорического, чеховского, кажется, правила: «Ни одного поцелуя без любви!» А поскольку любовь теперь редко начинается без близости, то и до поцелуев у нее доходило гораздо реже, чем надо бы. Малоопытную Панкратову удивляло, что при всей отваге Надежда редко обжигалась. Будто ангел-хранитель оберегал ее от проходимцев, и любимые оставляли одни приятные воспоминания. Даже о своем втором муже, спившемся несколько лет назад, она отзывалась без гнева. Признавала: будь она умнее, то и он бы не увяз так глубоко.

С Олегом Комаровым Надежда зналась довольно долго, но до сих пор не перестала восторгаться его нежностью:

— Все-таки, Томка, до чего приятно иметь мужика, который не глупее тебя и о тебе заботится! Сколько я его знаю, ни разу не нагрубил и не наврал. А уж как я умею достать, никто не может.

— Это точно. Я давно хотела тебя спросить… — начала Тамара, подозревая, что лезет не в свое дело, но под воздействием вина не в силах сдержать любопытство.

— Спрашивай, — разрешила Кузнецова.

— А как ты… Как вы вместе ходите? Он ведь такой — невысокий, по плечо тебе?

— Нормально ходим. А что?

— Так ведь, наверное, косятся на вас. Шуточки отпускают?

— Да нет вроде. — Надя недоуменно поморгала, вспоминая. — И в самом деле. Почему-то никто не цепляется. Что-то в Олеге есть такое, что его не очень-то заденешь. А может, я просто не замечаю? Мне, знаешь ли, нравится, что он такой компактный.

Она хихикнула, что-то вспомнив. Потом они, сдерживая голоса, чтобы не разбудить Зайку, поподробнее обсудили мужскую натуру. Было так легко и просто, что Панкратовой показалось, что и ее счастье где-то рядом. Собираясь уходить, Надя, привычно резюмируя деловую часть разговора, сама вернулась к тому, чем может помочь. Она задумчиво подняла глаза к потолку и вывела:

— Сейчас нужно местечко, где бы ты отсиделась, осмотрелась и раны зализала. Перебиться. Ничего солидного быстро не найдешь.

— Не хочу я перебиваться, — поморщилась Панкратова. — Чтобы дело шло, его любить надо. Душу вкладывать.

— Вот за что я тебя уважаю, — неожиданно одобрительно кивнула Надежда, — это за прочность характера. Но не будь дурой! Откуда ты знаешь, если не пробовала? Засиделась в своей конторе. От жизни отстала. Фирмы только притворяются надежными, а на самом деле сплошные однодневки. Солидную надо еще поискать. У меня есть на примете несколько мест с разовыми заданиями. Чем плохо? Возьмешь конкретный кусок работы, и пока делаешь, присмотришься. Спешить некуда. Я тебе пятьсот баксов принесла…

— Не надо, перестань. Я скоро расчет получу. И так я тебе уже много должна.

— Ничего ты мне не должна! — возмутилась Кузнецова. Одалживая друзьям, оказавшимся в затяжном безденежье, она предпочитала, чтобы они рассчитывались услугами. Полагала, что при полосе невезения отработать легче, чем заработать. Причем она сама придумывала, что они могут для нее сделать. — Помнишь, как ты мне помогла страховую компанию выбрать? Сколько, больше сотни перебрала?

— Но мне же самой было интересно, — удивилась Тамара. — Сравнительный анализ — штука забавная.

Как ни было Панкратовой неудобно вновь занимать у подруги, не отдав прежних долгов, но она все-таки взяла протянутые Надеждой деньги. Сама она и на хлебе-воде могла перебиться, а вот Зайке витамины требовались.

— Забавная? Анализ? — Кузнецова трещала, топя в словах возникшую из-за денег неловкость. — Ладно, работа есть работа. И то, что ты ее делала с удовольствием, не отменяет оплаты. Да я бы без тебя надежную фирму целый год искала. Эх, если б ты и себе старалась помочь так же, как другим! Да, вот еще что. Извини, что я опять об этом, но… Ты не хочешь попроситься к своему?

Тамара поняла, о ком речь, и ответила сразу:

— Нет. Если бы он сам позвал, может быть. И то — раньше. А сейчас — нет.

— А может, стоит попробовать? Гаврилов сейчас на коне, — соблазняла Кузнецова.

— Перестань. Что вы ко мне с ним пристали? Глебский с Некрасовой, теперь и ты еще. С чем я к нему приду? «Здравствуйте! Помните, я помогла вам сделать карьеру, а вы ушли и забыли обо мне?» Ни за что.

Тамара постаралась, чтобы в голосе звучала та уверенность, которой она на самом деле не чувствовала.

— Ну и слава богу, — облегченно улыбнулась Кузнецова. — Что мы без него не обойдемся, что ли? Запросто. Ладно, бывай. Отдохни, успокойся. Завтра-послезавтра я позвоню. Пока!

Когда лифт с подругой поехал вниз, Тамара заперла дверь и с удивлением поняла, что улыбается.

Удивительная штука — дружеское тепло. Буквально несколько часов назад она была в полной панике. Горе было настолько внезапным и острым, что сама себе казалась вывалянной в грязи. Но пришла подруга, дала выговориться-выплакаться, отругала, выпили, посплетничали о мужиках, посмеялись над собой, появились деньги, достаточные, чтобы не беспокоиться о них несколько месяцев, и вот уже жизнь кажется вполне симпатичной. Права Надежда: твоя жизнь такова, какой ты ее чувствуешь.

Даже усталость, из-за которой у Тамары едва хватило сил убрать со стола, вымыть посуду и умыться, была блаженной. Точно сейчас, во сне, она сбросит весь груз забот.

Выйдя во двор, Кузнецова с наслаждением вдохнула пахнущий нежной осенней прелостью воздух и взглянула на часы. Двадцать минут третьего. Хорошо, что при ее свободном служебном распорядке завтра можно будет выспаться.

Она пошла вдоль дома Тамары к Сумской. Ей нужно обойти его и следующий. Она шла наизусть знакомым путем, не глядя по сторонам и думая о том, что Томка, похоже, оклемалась, зато ее саму теперь не покидает беспокойство. Обычно, возвращаясь домой, когда ее там ждал Олег, Кузнецова уже ни о чем, кроме его губ и рук, думать не могла. Но сегодня ее сдавливали тягостные предчувствия. Все вроде бы складывается наилучшим образом. У нее сверхудачный договор, и Томка наконец освободилась от добровольной каторги.

А все-таки что-то томило. Когда Надя свернула за угол и прошла шагов тридцать в сторону метро, то по привычке обернулась.