Фиксер - Дженнифер Барнс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так значит не ты Тэсс Кендрик, которую Анна Хэйден назвала настоящей кудесницей? — Эмилия снова изогнула бровь. — Анна не раскрыла подробностей, но она твоя большая фанатка и жуткая болтушка.
— Хэйден, — вслух произнесла я. — Девушка, которой я… помогла… вчера…
— Хэйден, Анна, — Эмилия выпустила мою руку. — Нерешительная девятиклассница, по совместительству ненаглядная младшая дочь и единственный человек в этой школе с личной охраной?
Я вспомнила вчерашний день. Вчера я думала о том, что плачущая девочка выглядела юной, напуганной, ранимой и жутко сердитой. Но я не подумала о том, что она выглядела знакомо. Она так и не назвала мне своего имени.
Эмилия фыркнула.
— Ты правда думаешь, что я поверю, что ты бросилась на помощь дочери вице-президента, понятия не имея о том, кто она?
Не удивительно, что Анна была в ужасе — и, слава богу, что придурок, у которого я отняла телефон, никому не отправил эти фотографии. Я даже и думать не хотела о том, какая буря поднялась бы в СМИ, поступи он иначе.
— Верь во что хочешь, — сказала я Эмилии. — Никакая я не кудесница. И не решаю чужие проблемы. Чтобы там не происходило с твоим братом…
— Ашером, — подсказала она.
— Я ничем не могу помочь, — непоколебимо произнесла я.
— Я заплачу, — Эмилия явно не принимала «нет» за ответ, но им двоим предстояло познакомиться поближе.
— Я не хочу твоих денег, — я обогнула её — на этот раз успешно — но она повысила ставки.
— Я буду тебе должна.
Я гадала о том, что такого я сделала в прошлой жизни, чтобы заслужить всё это: оказаться сестрой знаменитого фиксера Айви Кендрик и быть названной «кудесницей» дочерью вице-президента.
— Прости, Эмилия, — ответила я, почти сожалея. — Я не та, кто тебе нужна.
ГЛАВА 12
Спустя пять минут после начала первого урока стало ясно, что Эмилия Роудс была не единственной, кто считал меня копией моей сестры. Скорее всего, Анна Хэйден не рассказывала о том, что я решаю проблемы всей школе, но она явно нашептала об этом кому следовало.
А в школе размеров Хардвика слухи разносились довольно быстро.
На английском одна из моих одноклассниц попыталась нанять меня для улаживания «проблем со сплетнями» из-за грязного расставания с парнем. На физике меня попросили заняться чем-то, что — насколько я вообще могла сказать — было связанно с конкуренцией в шоу-хоре.
Я очень надеялась, что мне больше не придется даже думать о слове «шоу-хор».
С приближением ланча моё терпение становилось всё тоньше.
— Чисто гипотетически, мне стоит переживать из-за того, что ты выглядишь так, словно собираешься швырнуть в кого-то своим сэндвичем с фрикадельками? — рядом со мной оказалась Вивви.
Я взглянула на неё.
— Если бы я и собиралась что-то швырнуть, то только хлебный пудинг. Чисто гипотетически.
— Не выбрасывай хлебный пудинг, — возмущенно запротестовала Вивви. — С ним дают ромовый соус!
Она прозвучала так шокировано, что я почти улыбнулась.
— Мы в Хардвике очень серьезно относимся к выпечке, — энергично сообщила Вивви. Где-то с секунду она колебалась. — Ты ищешь, с кем сесть?
На другом конце комнаты Эмилия взглянула на меня и опустила взгляд на свободное место за её столиком, напротив Майи и рядом с Ди. Явное приглашение.
Я обернулась к Вивви.
— Я думала, что сижу с тобой.
Вивви широко улыбнулась. Всё её лицо просияло.
— Где ты обычно сидишь? — спросила я. Вчера, когда она была моим гидом, мы сидели в углу комнаты, но у девушки вроде Вивви должно быть много друзей, как бы непривычно мне от этого ни было.
Глаза Вивви расширились, словно у Бемби, улыбка застыла на её лице.
— Ну, — осторожно произнесла она, — иногда я ем в кабинете рисования? А иногда просто ищу место во дворе? — каждое предложение она произносила с вопросительной интонацией — словно она ждала, что я передумаю с ней сидеть.
— Я не против посидеть снаружи, — произнесла я. В кафетерии было слишком много людей, а я совсем не жаждала узнать, кто из зевак окажется моим следующим «клиентом».
Вивви буквально вздрогнула от облегчения и показала мне дорогу.
— Знаю, наверное, ты думаешь о том, почему я обедаю в кабинете рисования.
— Ты художница? — предположила я.
Вивви прикусила нижнюю губу и покачала головой.
— Не то чтобы. В основном я рисую человечков из палочек, — она сделала паузу. — Получается не слишком хорошо, — призналась она.
Вивви была открытой книгой.
— Я понимаю, что значит обедать в одиночестве, — сказала ей я. — Ты не должна объяснять.
— Ничего страшного, — заверила меня Вивви, давая мне понять, что всё как раз наоборот. — Просто… Хардвик — не такая уж и большая школа. Почти половина учеников здесь с самого детства. Я всех знаю, но моя лучшая подруга переехала пару месяцев назад. Мы много времени проводили вдвоём. Есть несколько людей, с которыми я могла бы сидеть. Я просто… не хочу никому мешать, — она одарила меня ещё одной робкой улыбкой. — Ко мне нужно привыкнуть.
Что-то в её тоне подсказало мне, что кто-то другой убедил её в этом.
— И кто же так считает? — мрачно спросила я.
Вивви резко замерла посреди двора, её глаза округлились.
— Что? — спросила я. Она не ответила, так что я обернулась и проследила за её взглядом к школьной часовне. А точнее, к её крыше. В нижней части колокольни находилось одно единственное восьмиугольное окно. А перед этим окном — в тридцати футах над землей — стоял парень. Он балансировал на самом краю крыши.
Во дворе больше никого не было. Только мы с Вивви и парень на крыше. Я обогнала Вивви, гадая о том, что он там делает. Гадая о том, собирается ли он спрыгнуть.
— Приведи кого-нибудь, — сказала я Вивви.
Парень развел руки в стороны.
— Что будешь делать? — спросила у меня Вивви.
Я сделала шаг в сторону часовни.
— Понятия не имею.
Дверь, ведущая на крышу часовни, была распахнута, на ней весела табличка «Не входить». Я поступила в точности наоборот. Ещё одну лестницу спустя я оказалась на крыше.
Парень всё ещё стоял на краю. Я видела только его затылок. Его волосы были темно-рыжими — того глубокого насыщенного цвета, за который девчонки с радостью убили бы, вот только на парне он почему-то смотрелся странновато. Оказавшись здесь, в паре шагов от него, я не знала, что мне делать.
— Доброго тебе утра, — не оборачиваясь, произнёс парень. Я шагнула вперед. Он поднял одну ногу и вытянул её над краем — между ней и землей оказался один лишь воздух.
— Сейчас не утро, — ответила я, медленно подбираясь всё ближе к нему. Чем дальше я шла, тем более покатой становилась крыша.
Парень мельком взглянул на меня.
— Я не ирландец, — сообщил он. На его губах играл намек на улыбку. — Если ты об этом думала.
Я думала о том, что этот парень забыл на крыше часовни — потому что, внезапно, я стала уверенной в том, что он не собирался оттуда прыгать.
— Из-за рыжих волос люди думают, что я ирландец, — продолжил парень. — А ещё из-за привычки говорить вещи вроде «доброго тебе утра». А ещё то, что я две недели занимался ирландскими народными танцами, когда мне было четырнадцать, — он вздохнул. — То были прекрасные две недели. Мы с Кэтлин были так счастливы.
— Кэтлин? — переспросила я.
— Девушка номер семнадцать, — ответил парень. — До Софии, но после Сары.
— К четырнадцати годам у тебя было семнадцать девушек? — уточнила я.
— Дамы, — произнес он, пожимая плечами. — Они меня любят. Всё потому что я такой очаровательный.
— Ты стоишь на одной ноге на крыше часовни. Ты не очарователен. Ты идиот.
— На самом деле, ты так не думаешь, — ухмыляясь, произнёс он.
— Я думаю, что тебе стоит убраться с крыши, пока тебя не заметил какой-нибудь учитель, — сказала я.
Парень взглянул вниз через край крыши.
— Слишком поздно, прекрасная леди. Этот корабль давно уплыл.
Я закатила глаза и попятилась к двери. Я думала, что ему нужна помощь — но в действительности ему нужно было хорошенько врезать. А учитывая то, что мы познакомились всего две минуты назад, я не считала, что заниматься этим обязана именно я. Пусть хоть станцует здесь, мне-то какая разница.
Когда я добралась до лестницы, он последовал за мной, с неизменной глупой ухмылкой на лице.
— Ты новенькая, — произнёс он.
Я не ответила. В следующий раз он заговорил, когда я была у двери часовни, но на этот раз он говорил тише.
— Я просто наслаждался видом.
Я резко обернулась к нему, намереваясь хорошенько врезать ему и наконец стереть эту улыбку с его лица, вот только он больше не улыбался. Серьезность была ему не к лицу.