Контактная лингвистика - Жером Багана

Согласно Ж.А. Фишману лингвистическая общность:

• может быть одновременно маркирована билингвизмом и диглоссией;

• может характеризоваться лишь диглоссией (когда элита страны при необходимости говорит на иностранном языке, а остальная часть населения – на других языках);

• может быть отмечена только билингвизмом (при наличи иммигрантов в принявшей их стране);

• может не отмечаться ни билингвизмом, ни диглоссией (при распространении в стране и использовании в обществе только одного языка).

Отсюда можно сделать следующие выводы.

Наличие различных языков внутри одной общности не представляет собой исключительную историческую ситуацию. Речь, наоборот, идет о константе. Общность, отмеченная только одним языком, не является языковой группой в прямом смысле этого слова. В нашем понимании диглоссия опирается только на многоязычные группы и выглядит следующим образом.

Официальный язык – региональные языки – этнические языки.

Региональные языки – этнические языки.

Официальный язык – региональные или этнические языки.

Только в данных случаях можно говорить о возможной иерархичности среди трех языковых групп.

С точки зрения языковых контактов можно говорить о неустойчивой диглоссии, при которой разные языки сосуществуют и распределяют между собой разные коммуникативные функции. Данное определение не указывает на то, что население определенной территории владеет двумя или более языками, но отмечает их функциональное распределение в соответствии с деятельностью говорящих. «Диглоссия часто, но не всегда соседствует с многоязычием» [Fishman 1971: 53]. Согласно тетраглоссической типологии можно выделить четыре основные функции языка: локальную, посредническую, указательную (referentiaire) и мифическую. Локальную функцию выполняют все местные языки, посредническую – региональные. В городах они частично выполняют сходную функцию, но в основном она принадлежит официальному языку страны.

Итак, речь идет о диглоссии (или плюриглоссии), но о диглоссии неустойчивой, так как высшие функции, связанные с властью, социальным ростом почти исключительно выполняются элитным (иногда иностранным) языком, а не многочисленными местными языками.

Диглоссия этнические языки – региональные языки. Этнические языки служат средством внутриэтнического общения и этнической идентификации большей части населения. С их помощью подчеркивается этническое единство и солидарность среди членов этноса. Кроме того, они являются проводниками традиционных ценностей.

Региональные языки, наоборот, используются для межэтнических отношений и контактов. Наконец, они служат языками местной администрации, юстиции в отношениях с малообразованным населением, языками религии и прессы. Они вошли почти во все сферы региональной и национальной деятельности в стране и занимают «высшее» положение по отношению к «низким» этническим языкам. Подобное развитие определено многими причинами: привилегированным положением в столице, в армии, в современной музыке, транслируемой по основным каналам радио и телевидения, и т. д.

Диглоссия региональные языки – официальный язык. Данная оппозиция затрагивает образованное меньшинство. Официальный язык представляет собой «высшую» разновидность; региональные языки пользуются меньшим престижем. Официальный язык является языком обучения в начальной, средней и высшей школах. Это также язык, наиболее используемый в СМИ. Он представляет собой средство культурного, художественного, научного и технического выражения для образованного населения.

Разнообразие средств коммуникации, обогащение личного лингвистического набора представляет собой определенную гарантию защиты и социального роста. Навыки данной престижной разновидности языка являются признаком социального и экономического успеха. Данное разнообразие ни в коей мере не мешает ни личному, ни национальному развитию. Кроме того, оно является неоспоримым преимуществом. Проблема состоит лишь в организации и управлении.

2.3. Об изучении вопроса заимствования и интерференции

Проблема интерференции достаточно сложна, она окончательно не изучена и не решена. Общим для языков разных народов является то, что они, выполняя коммуникативную и когнитивную функции, отражают действительность. В процессе отражения создаются понятия об окружающем мире. При этом слова не только называют предметы и явления, но и выражают понятия. Однако, хотя в основе мышления лежат логические и психологические законы, одинаковые у всех людей, каждому языку соответствует своя особая организация опыта. Адекватно и полно отражая одну и ту же объективную действительность, языки весьма различно членят ее, накладывают на общечеловеческие процессы мышления и особенно вербального оформления мыслей свой специфический отпечаток, пользуются не только различными материальными средствами, но и разными внутренними формами.

В последнее время всесторонне обсуждается проблема взаимосвязи языка и сознания: проводятся всевозможные исследования языковой картины мира у носителей определенного языка, создаются ассоциативные словари разных языков, дающие богатый материал для изучения особенностей восприятия действительности в рамках той или иной культуры. По мнению М.В. Завьяловой, каждый язык формирует у его носителя определенный образ мира, представленный в языке семантической сетью понятий, характерной именно для данного языка: и ассоциативные эксперименты, и трудности, возникающие в межкультурном общении и при переводе, доказывают это. Таким образом, появляется проблема билингвизма: как в одном сознании сочетаются две языковые системы, две картины мира, как взаимодействуют два образа действительности [Завьялова 2001: 60].

Э. Кассирер, в свою очередь, подчеркивает, что «проникновение нового языка порождает впечатление приближения к новому миру – миру со своей собственной интеллектуальной структурой. Это подобно <…> открытию чужой страны, и самое большое приобретение <…> – свой собственный язык предстает в новом свете <…>. Соотносительные термины двух языков редко приложимы к одним и тем же предметам и действиям. Они покрывают различные поля, которые, взаимопроникая, создают многоцветную картину и различные перспективы нашего опыта» [Кассирер 1998: 596].

Нет абсолютно тождественных понятий в разных языках, поскольку в основе понятий лежат разные предметные отношения закрепленные разными средствами. Действительность в разных языках представлена по-разному. Это явление, известное как лингвистическая относительность, или лингвистическая дополнительность, порождает так называемое языковое мышление, особое у носителей каждого языка [Корнев 1997: 82–83].

Поскольку операционная структура в разных языках различна, в процессе формирования речи на неродном языке речевое высказывание осложняется тем, что при отборе языковых средств всплывают номинанты, грамматические правила родного языка в силу старых прочных навыков оформления высказывания, т. е. происходит наложение двух систем в процессе речи, что, в свою очередь, так или иначе приводит к интерференции.

В лингвистическую литературу термин интерференция был введен членами Пражского лингвистического кружка. Однако широкое применение он получил лишь после выхода в свет монографии У. Вайнрайха «Языковые контакты», которая была первой публикацией Нью-Йоркского лингвистического кружка. В своей работе У. Вайнрайх дал следующее определение интерференции: «случаи отклонения от норм, которые происходят в речи двуязычных в результате того, что они знают больше языков, чем один, т. е. вследствие языкового контакта» [Вайнрайх 1979: 22].

В понимании Л.В. Щербы сущность процесса интерференции лингвистически определяется взаимным приспособлением языка говорящего и языка слушающего и соответствующим изменением норм контактирующих языков [Щерба 1958].

Солидарен с мнением Л.В. Щербы Ю.А. Жлуктенко, относящий к интерференции «все изменения в структуре языка, а также в значениях, свойствах и составе его единиц, возникающие вследствие взаимодействия с языком, находящимся с ним в контактной межъязыковой связи» [Жлуктенко 1974: 61].

В.Ф. Макей рассматривает интерференцию как использование элементов, принадлежащих одному языку, в ситуации, когда акт общения (в его устной или письменной форме) совершается на другом языке [Mackey 1976: 397].

Интерференция трактуется как «взаимодействие языковых систем в условиях двуязычия, складывающегося либо при контактах языковых, либо при индивидуальном освоении неродного языка выражается в отклонениях от нормы и системы второго языка под влиянием родного» [Виноградов 1990: 197].

Надо отметить, что в употреблении термина интерференция в современной лингвистике наблюдается существенный разнобой. Одни исследователи продолжают вслед за У. Вайнрайхом понимать под интерференцией любые языковые изменения, обусловленные контактом и подразделяющиеся на «заимствование при сохранении языка», и «интерференцию вследствие языкового сдвига», но признают при этом оба явления «подтипами» интерференции [см.: Thomason & Kaufman 1988]. Другие противопоставляют интерференцию как структурное и/или семантическое изменение форм одного языка под влиянием другого языка, прямому заимствованию (borrowing, transfer) языковых элементов (морфем, слов и т. п.) [см.: Heath 1993]. Третьи вообще трактуют интерференцию как понятие, характеризующее исключительно процесс усвоения второго языка (т. е., собственно говоря, ограничивая его применение речевой деятельностью), а контактные изменения в речевой деятельности предпочитают обозначать термином «заимствование» [Appel & Muysken 1987: 82 – 100]. Под интерференцией также «понимается воздействие языковых систем в условиях естественного или искусственного двуязычия, возникающее при языковых контактах и выражающееся в отклонениях от языковой нормы и системы второго языка под влиянием когниций родного языка. Интерференция представляет собой языковое явление, свидетельствующее о тесном взаимодействии двух факторов: интерферирующих элементов, проявляемых в форме когниций, и в частности системы родного языка билингвов, и являющихся причиной появления интерферируемых элементов» [Фомиченко 1998: 216].