В арбузном сахаре - Ричард Бротиган

Говорили, будто он произносит бредовые обличительные речи насчет того, что в Смертидее мы все делаем не так, и что он один знает, какой она должна быть; потом он стал говорить, что с форельным питомником мы тоже обращаемся неправильно. Это был позор.

Как у него поворачивался язык вообще говорить о нас — но потом к слухам добавились разговоры о том, что мы трусы, и нечто совсем невразумительное насчет тигров.

Что-то насчет того, что тигры делали доброе дело.

Однажды мы с Маргарет пошли в Забытые Дела. Я не хотел туда идти, но еще меньше хотел, чтобы она шла одна.

Ей захотелось насобирать вещей для своей забытой коллекции. Хотя у нее и так их было больше, чем нужно.

Она забила этими вещами всю свою хижину и комнату в Смертидее. Дошло до того, что она собралась держать их у меня в хижине. Я сказал НЕТ.

Я спросил у Кипятка, что происходит. Он был как всегда пьян, и вокруг собралась вся его уродская банда.

— Вы ребятки ничего не понимаете в Смертидее. Очень скоро я вам покажу кое-что интересное. Что такое настоящая Смертидея.

— Вы ребятки просто кучка трусов. Храбрыми были только тигры. Но я вам покажу. Мы вам покажем. — Последние слова он произнес, обращаясь к своей банде. Они одобрительно загудели и замахали бутылками с виски, задирая их к красному солнцу.

Снова на обратном пути

— Зачем ты туда ходишь? — спросил я.

— Мне нравятся забытые вещи. Я их собираю. Я хочу собрать коллекцию. Они симпатичные. Что в этом плохого?

— А ты как думаешь? Ты слышала, что этот негодяй о нас говорит?

— Какое отношение это имеет к забытым вещам? — спросила она.

— Они это пьют, — сказал я.

Обед тем вечером

Обед тем вечером в Смертидее был ужасен. Все вяло ковырялись в тарелках. Эл приготовил тушеную морковь. Очень вкусную, с подливкой из меда и специй, но никому не было до нее дела.

Все волновались из-за Кипятка. Полин не притронулась к еде. Чарли тоже. Но странная вещь: Маргарет уплетала за обе щеки.

Очень долго все сидели молча, потом Чарли сказал:

— Что-то должно произойти. Дело серьезное. Я уже давно жду сам не знаю чего — с тех самых пор, как Кипяток связался с Забытыми Делами, стал гнать там виски, и к нему стали уходить люди.

— Что-то должно случиться. Это копится очень давно, и ждать осталось недолго. Может завтра. Кто знает.

— Что мы будем делать? — спросила Полин. — Что мы можем сделать?

— Только ждать, — сказал Чарли. — Это все. Мы не можем ни угрожать им, ни защищаться от них до тех пор, пока они ничего не сделали, и пока мы не знаем, что они собираются делать. Они нам не говорят.

— Я вчера утром был у них и прямо спросил Кипятка, что происходит — он сказал, что мы скоро узнаем. Они покажут нам, чем отличается настоящая Смертидея от той фальшивки, которая у нас сейчас. Что ты на это скажешь, Маргарет? Ты в последнее время там часто бываешь.

Все посмотрели на нее.

— Я ничего не знаю. Я просто собираю забытые вещи. Они ничего мне не говорят. Они всегда очень милы со мной.

Все старались не отводить глаза и смотреть на Маргарет, но ни у кого не получилось, и все стали смотреть в сторону.

— Мы справимся, что бы ни случилось, — нарушил тишину Фред. — Эти пьяные уроды ничего нам не сделают.

— Точно, — сказал Старый Чак, хотя он был очень стар.

— Ты прав, — сказала Полин. — Мы с ними справимся. Мы живем в Смертидее.

Маргарет снова, как ни в чем ни бывало, принялась жевать морковь.

Снова Полин

Я был очень зол на Маргарет. Она хотела ночевать со мной в Смертидее, но я сказал:

— Я ухожу в свою хижину и хочу быть там один.

Она обиделась и ушла к форельному питомнику. Мне было все равно. Представление за обедом вывело меня из себя.

Направляясь к выходу из Смертидеи, я встретил в гостиной Полин. В руках она держала картину, которую собиралась повесить на стену.

— Привет, — сказал я. — Какая красивая картина. Это ты рисовала?

— Да, я.

— Отлично смотрится.

На картине была изображена Смертидея — такая, какой она была давным давно во время одного из своих изменений. Картина выглядела так, как раньше Смертидея.

— Я не знал, что ты рисуешь, — сказал я.

— Только когда есть время.

— На самом деле хорошая картина.

— Спасибо.

Полин слегка покраснела. Я никогда не видел, чтобы она краснела, а может просто не помнил. Ей шло.

— Ты думаешь, всё обойдется? — спросила она, переводя разговор на другую тему.

— Да, — сказал я. — Не волнуйся.

Лица

Я вышел из Смертидеи и двинулся по дороге к своей хижине. Ночь неожиданно оказалась очень холодной, и звезды сияли в небе, как лед. Я жалел, что не захватил с собой куртку. Я шел по дороге, и скоро увидел на мостах горящие фонари.

Это были фонари с лицом красивого ребенка и лицом форели на настоящем мосту и тигриные фонари на покинутом мосту.

Я с трудом различал статую того, кого убили тигры, и про кого никто ничего не знает. Слишком многих убили тигры до того, как мы убили последнего, сожгли его тело в Смертидее и построили на этом месте форельный питомник.

Статуя стояла в реке рядом с мостами. Вид у нее был грустный, словно ей не хотелось быть статуей того, кого давным давно убили тигры.

Я остановился и стал смотреть вдаль. Постояв некоторое время, я ступил на мост. Я шел через темный туннель, закрывавший настояший мост, мимо горящих лиц — в сосновый лес к моей хижине.

Хижина

Я остановился на мосту перед хижиной. Мне нравилось чувствовать его под ногами — мост, сделанный из того, что я люблю, из того, что мне подходит. Я смотрел на статую моей матери. Сейчас, ночью она казалась всего лишь одной из теней, но когда-то давно она была хорошей женщиной.

Я вошел в хижину, достал шестидюймовую спичку и зажег фонарь. Форельноарбузное масло горело ровным красивым светом. Это очень хорошее масло.

В нужное время мы смешиваем арбузный сахар, форельный сок и специальные травы так, что получается очень хорошее масло, которым мы освещаем наш мир.

Я очень хотел спать, но не мог заснуть. Чем больше я хотел спать, тем меньше мог заснуть. Я долго лежал в одежде на кровати, разглядывал горящий фонарь и тени на потолке и на стенах.

Обычно дружелюбные, сейчас эти тени угрожали мне, подступали все ближе, нависали слишком низко. Я так хотел спать, что глаза отказывались закрываться. Веки не шевелились. Это были статуи глаз.

Девушка с фонарем

Наконец я понял, что больше не могу лежать на кровати без сна. Я отправился на одну из своих ночных прогулок. Я надел красную куртку и теперь не должен был замерзнуть. Я часто не могу заснуть, и тогда бессоница выгоняет меня гулять по ночам.

Я пошел к акведуку. Это очень хорошее место для прогулок. Длина акведука почти пять миль, но никто не знает, для чего он нужен — вода и так есть везде. Здесь, наверное, двести или триста рек.

Даже Чарли понятия не имеет, для чего построен акведук:

— Может когда-то давно им не хватало воды, и они построили эту штуку. Я не знаю. Не спрашивай меня об этом.

Однажды мне приснилось, что акведук — это музыкальный инструмент, он заполнен водой, прямо над которой на арбузных цепочках подвешены колокольчики, и вода заставляет их звенеть.

Я пересказал сон Фреду, и он сказал, что ему нравится эта идея.

— Должно быть, очень красивая музыка, — сказал он.

Сначала я шел по акведуку, потом долго и неподвижно стоял там, где акведук пересекается с рекой — у Статуи Зеркал. Я видел свет, поднимающийся от гробниц со дна реки. Здесь было лучшее место для захоронений.

Я поднялся по лестнице, пристроенной к одной из колонн, и сел, свесив ноги, на краю акведука на высоте примерно двадцати футов.

Я сидел долго, думая ни о чем, или ни о чем не думая вообще. Не хотелось думать. Я сидел на акведуке, а ночь проходила мимо.

Потом вдали у соснового леса я увидел светяшийся фонарь. Фонарь двигался вдоль дорог, пересекал мосты и арбузные делянки, два раза остановился: сначала у той дороги, потом у этой.

Я знал, кому принадлежит фонарь. Его держала в руке девушка. Вот уже несколько лет я встречал его во время своих ночных прогулок.

Я никогда не видел эту девушку, и не знаю, кто она. Знаю только, что она такая же, как я — ей часто не спится по ночам.

Мне всегда радостно ее видеть. Я никогда не пытался выяснить, кто она, не шел за нею следом, не расспрашивал людей.

Странным образом она была моей, и мне всегда было спокойно и радостно это понимать. Я был уверен, что она очень красива, хотя даже не знал, какого цвета у нее волосы.

Цыплята

Девушка с фонарем давно ушла. Я спустился с акведука и размял ноги. Я пошел в Смертидею — навстречу золотому солнцу, которое принесет новости о Кипятке и его банде. Мы могли только смотреть и ждать.