Загадки остались - Мариковский Павел Иустинович

На пне сохранилась толстая кора, в одном месте она слегка отслоилась. Осторожно засунул в щель лезвие топора: сейчас узнаю, кто схоронился от жары и света! Но в тот момент, когда кора едва отошла в сторону, очень сильно запахло клопами. Я подумал: наверное, задел головой сидящего на листике вонючку-клопа, и он отомстил по своему клопиному обычаю за потревоженный покой. Но ошибся. Густой клопиный запах шел из-под коры. Вся щель под нею оказалась забитой множеством сухих клопиных шкурок — одежки сбросили с себя молодые клопы (Pentatomidae), прежде чем превратиться во взрослых франтов.

Линька у насекомых — ответственное дело. Протекает она медленно, болезненно, насекомые в это время беспомощны. Вот и собрались клопы вместе, подзывая друг друга запахом для обряда прощания с детством, и сообща напустили столько защитной вони, что ее не выдержал бы ни один враг. Клопам хоть бы что, своя вонь не слышна! Зато никто не тронет, не обидит. В единении — сила!

Четвертый час машина мчится без остановок по бесконечной пустыне Джусандала. Ровная и гладкая, она кое-где прорезается сухими руслами дождевых и селевых потоков — водомоинами, поросшими кустарничками. Слева видна голубая зубчатая полоска гор, справа — желтая кромка песков, впереди на ровном горизонте маячит далекая светлая точка. На небе ни облачка и, хотя ветер прохладен, все еще ласково греет осеннее октябрьское солнце. Иногда взлетает впереди стайка жаворонков. Провожая машину, летит каменка-плясунья. В стороне от дороги поднимаются чернобрюхие рябки и в стремительном полете скрываются за горизонтом.

Светлая точка колышется, отражаясь в озерах-миражах, и медленно увеличивается. Потом становятся заметны очертания большого полуразрушенного мавзолея Сары-Али. Дорога минует его, и машина мчится к новым горизонтам. Еще час пути, и совсем рядом с дорогой протянулась полоска саксаульника. Солнце закатывается за горизонт, становится прохладно. Но что может быть чудесней ночлега в холодную ночь у костра в саксауловом лесу! Ветерок слегка посвистывает в тонких безлистных веточках саксаула, ровно и жарко горит костер. В сумерках на вершине холма появляются неясные силуэты сайгаков, они застывают на мгновение и внезапно исчезают. Темнеет.

Сидим у костра, слушаем песню чайника и бульканье супа в котле. Вдруг что-то ударяется о чайник, потом раздается звук удара по кабине машины. Затем кого-то легонько стукнуло по спине, а через минуту один из членов нашей экспедиции стал уверять, будто его «полоснуло» по носу. Еще больше темнеет, и в небе загораются крупные, яркие звезды. В баке с водой появляется тоненькая корочка льда: после теплого осеннего дня температура быстро упала значительно ниже ноля. Наступила ночь. В темноте трудно разглядеть, что так звонко продолжает падать вокруг нас.

Вот опять что-то маленькое и темное упало в костер, шевельнулось и исчезло в жарком пламени. Раздаются недовольные возгласы: из котла вместе с супом наш добровольный повар извлекает каких-то темных насекомых-утопленников. Все чаще раздаются щелчки, и мы видим уже редкий дождь насекомых, падающих на землю почти вертикально. На земле они беспомощно барахтаются, судорожно подергивают ногами, не в силах подняться в воздух.

При свете костра вглядываюсь в ночных гостей, рассматриваю их блестящее черное одеяние, округлую голову с небольшим, плотно прижатым к брюшку хоботком, черные глаза, овальной формы тело. Ноги у воздушных путешественников светлые, плоские, с оторочкой из густых щетинок, типичные ноги-весла. Так вот кто нас посетил! Это обитатели водоемов — клопы-гребляки (Corixa dentipes).

Гребляки населяют не только стоячие, но и проточные воды. Для дыхания они выставляют из воды не конец брюшка, как это делают многие водные насекомые, а голову. Яйца обычно откладывают весной на водяные растения. Самцы многих видов гребляков обладают музыкальными способностями, издавая звуки с помощью передней ноги, которой, как смычком, проводят по своему хоботку, исчерченному поперечными бороздками.

Но откуда здесь, в центре безводной пустыни, взяться клопам-греблякам, да еще в холодную осеннюю ночь? Ближайшая вода — река Или, озера ее дельты и озеро Балхаш — от нас не менее чем в восьмидесяти километрах по прямой. Больше здесь нет никаких, пригодных для гребляков водоемов!

На земле гребляки быстро затихают и замерзают. Видимо, с суши они не умеют подниматься в воздух и на ней, вне родной стихии, беспомощны. Пробую отогреть гребляка. Лакированный комочек начинает быстро барахтаться. Подбрасываю его в воздух: крылья раскрываются, раздается едва слышный шорох, взлет, поворот обратно к свету костра и опять падение на землю… Клопов непреодолимо притягивает свет костра, они не в силах противиться его магическому влиянию.

В чем же причина столь странного поведения? По-видимому, здесь сочетание нескольких обстоятельств. На зиму гребляки покидают все мелкие и промерзающие до дна водоемы, переселяются в глубокие. Они, подобно птицам, к зиме улетают на юг, и эти перелеты, совершаемые ночью, никто не замечал до сего времени. Одновременно гребляки следуют инстинкту расселения. Осенними ночами и происходят их путешествия. Летят они во все стороны, быть может, даже на большой высоте, согреваясь от мышечной работы. Не исключено, что эти клопы перелетают на зимовки очень далеко. Видимо, они способны улавливать ничтожнейшие отраженные лучи света от водной поверхности. У них, как говорят биологи, сильно развит фототаксис[2]. Мерцание костра сбивало с пути ночных пилотов, они резко снижались и вместо воды, ударяясь, оказывались на сухой и твердой земле.

Потом я узнал, что есть клопы-кориксы, которые летают и днем. Они, возможно, относятся к другим видам. Как-то в начале октября в ясный теплый день я красил крышу гаража асфальтовым лаком. К моему удивлению, вскоре на ней оказалось несколько водяных клопов-кориксов. Я даже не заметил, когда они успели приземлиться. Крыша блестела на солнце и очень походила сверху на болотце с тихой стоячей водой.

С маленьким Мишей, сыном моих соседей, мы шли медленно в гору. Холмы только начали зеленеть, кустарники стояли еще голые, по синему небу плыли белые облака, высоко в небе курлыкали журавли. У Миши глаза зорче, чем у меня, да и к земле он ближе. В поле после большого шумного двора ему все интересно, он все замечает. Нашел жука-медляка, схватил руками.

— Какой интересный! — говорит Миша. — Руки две, как у всех, а ноги четыре.

У жука-кравчика разглядел длинный отросток, торчащий из головы.

— Для чего жуку длинный зуб? Он им кусается?

Возле кустика шиповника Миша увидел разбитую бутылку и возле нее стакан с отколотыми краями. И снова ко мне с вопросом:

— Почему в стакане вода, почему в воде кто-то плавает?

Пустяковая мелочь, на которую обратил внимание мой юный спутник открывает маленькую загадку. В стакане — жук-вертячка. Весной здесь еще никто не ходил, и, после того как сошел снег, нет никаких следов. Стакан, судя по всему, простоял всю зиму, и в нем осталась чистая вода после недавнего дождя.

Жуки-вертячки всегда разлетаются от родных речек и озер во все стороны, кто куда, лишь бы попутешествовать, удовлетворить инстинкт древних предков. Повинуясь ему, наш маленький жучок тоже летел над горами издалека, так как нигде поблизости нет воды, пригодной для него. Во время полета, тут я затрудняюсь сказать как, он своими крошечными близорукими глазками заметил с высоты полета маленький кружочек воды в полуразбитом стаканчике. Он привлек его внимание, притянул к себе. Не раздумывая, пилот ринулся на посадку, плюхнулся в воду, ожидая встретить своих сородичей или дождаться их. Откуда ему, бедному, было знать, что он попал в случайную ловушку. Из стаканчика он не смог выбраться, погиб в нем, окоченел.