На самолете в Америку - Владимир Стерлигов

— Что это такое?

Допытались: лисицы.

Этот остров — заповедник. Лисицу на нем не трогают. Развелось их множество. Когда лисицы почуют что-нибудь любопытное — приходят к морю, лают и плачут. На этот раз лисицы заинтересовались нами.

— Хорошо еще, что не смеются, — сказал Фуфаев.

Он всегда острит.

Но как же нам выбраться из этой проклятой бухты?

У алеутов есть катер.

Великолепно.

А в 25 милях от Ватерполо — радиостанция.

Мы спасены! Сейчас же Шестаков и я едем на радиостанцию. А дядя Том и Фуфаев пусть сторожат самолет.

К вечеру Шестаков и я приезжаем на станцию. Посылаем радиограмму в Сиэтл. Мы просим новый мотор.

На нашем лететь нельзя.

Ночью ревет буря. Обратно ехать невозможно. Мы боимся, как бы не унесло дядю Тома с Фуфаевым в океан.

Чуть свет — спешим обратно... Все время налетают шквалы. Океан бросает на берега огромные волны.

Живы ли наши пилоты? Мы со страхом смотрим в даль. Вон — бараки, а вон пляшет что-то на волнах у скал. Это самолет.

Самолет оказался невредимым, и пилоты живы.

Вылезаем, а на берегу лежит убитый медведь.

Мы даже назад отскочили.

Это что такое?

— Неужели на вас медведь напал? Как вы его убили?

А они смеются.

— Нет, — говорит дядя Том, — вы уехали, а через два часа алеуты волочат нам медведя. Они поит ли на охоту и убили его: медведей здесь много. Алеуты преподнесли его нам в подарок.

Мы отведали медвежатины и завалились спать.

Только через три дня быстроходный катер привез новый мотор. Но как же нам поднять и поставить его? В моторе 480 килограмм. Самолет танцует на волнах. У нас нет никаких приспособлений, даже канатов мало. И потом, кроме Фуфаева, никто ничего не понимает в моторе, не знает, как с ним обращаться.

Задача трудная.

Мы принялись за работу.

Мы похожи на акробатов. Только у них под ногами — сетка, а у нас — волны. Не удержишься — и в воду.

Пар валит от всех. Мы рады, что дождь и волны поливают нас: прохладней.

Провозились весь день — а мотор не поставили.

Три дня прошло — работа идет к концу.

А на четвертый день моторы загудели.

От радости чуть не пляшем.

Скорей! Скорей! Летим!

Усталости — как не бывало. Наоборот — снова появились силы. И хотя опять буря встречает нас и треплет, но мы твердо знаем, что долетим.

Через шесть часов садимся в тихую бухту Сиэтла. На берегу — огромная толпа. Мы еще не успели остановиться, а уже американки с цветами в руках, подобрав кое-какое платье, побросались в воду и спешат к нам.

Толпа вытащила нас из самолета. Нас кидают вверх, кричат. Мы беспомощно переворачиваемся в воздухе. Наконец, в истерзанных одеждах нас доставляют на берег.

Уж не знаю, кто сильнее истрепал нас — буря или американцы.

Мы прилетели в Америку.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

МИТИНГИ, БАНКЕТЫ

— А как же ты говорил, что не прилетели? — удивилась Лида.

— Ну разве мы прилетели? Нас пронесло. Это будет вернее. Сколько раз счастье помогало нам.

— Ну! Я думала, вы правда не прилетели.

— Борис, — сказал Алеша. Мы все обернулись: в голосе у Алеше был страх. — Ты говорил про алеутов. А разве алеуты не едят людей?

— Нет. Не думаю.

— А вас они не хотели съесть?

— Не заметил. Все, что мы оставили им съедобного, — это зуб дяди Тома. Он у него очень болел, и я выдернул его веревкой. Это была единственная кость, которую мы бросили на Алеутских островах. Но алеуты, кажется, ею не воспользовались.

— А как же... — хотел было еще спросить Алеша, но я перебил его.

— Брось глупости спрашивать! Борис, говори дальше.

— От самого Сиэтла начались новые несчастья. Куда бы мы ни прилетели — банкет. Сиди и слушай и отвечай. И все нам очень рады, и мы всем рады.

Мы гораздо больше часов просидели, чем пролетели.

Начинается это так. Спускаемся над каким-нибудь городом. Внизу — толпа. Значит — надо как-нибудь извернуться и не попасть ей в руки, — а то растерзают. Как только вылезем из аэроплана — сами себе уже хозяева.

Организуется митинг. Мы стоим на каком-нибудь возвышении, а вокруг нас куда ни взглянешь — кипит толпа. Мелькают флаги, цветы, в воздух летят шляпы, котелки, кепки. Американцы бурно приветствуют нас и наш Союз... Постепенно, шум смолкает — ораторы говорят речи. Они указывают на достижения нашей авиации, указывают на наш перелет и говорят, что он один из самых грандиозных. Вновь восторженная толпа приветствует эти слова. Друзья СССР поют интернационал.

Нам преподносят разные предметы, как знак единения трудящихся двух стран: то большая бронзовая доска с выдавленной надписью, то небольшая модель аэроплана или еще что-нибудь.

После митинга — банкет.

Мы торжественно сидим на возвышении. Начинается обед.

— А что вам давали есть? — спросила бабушка.

— Все какие-то резаные апельсины.

— Хотел бы я посмотреть, как это ты сидел на банкетах? — сказал я.

Брат вынул из портфеля большой конверт и вытряхнул на стол все, что в нем было.

Из конверта посыпались всевозможные брелоки, большие и маленькие аэропланчики, значки с надписью «Страна Советов», ленты, медали, флажки, открытки, книжечки, фотографические карточки и еще и еще что-то.

Опять поднялась суматоха: каждый из нас хватал какую-нибудь вещь и лез к брату с расспросами: что это? а это что? а ото что такое?

— Вот одно из меню. — И брат показал небольшую книжечку, сделанную прямо из перламутра: так переливалась бумага.

Откроешь эту книжечку и на левой стороне увидишь четырех красавцев: это и есть они — герои «Страны Советов». А на правой стороне золотыми буквами написано:

Борщ — «Страна Советов»

Салат — «Страна Советов»

Подливка — «Русский стиль».

Конечно все по-английски.

— А борщ такой, — сказал брат, — что едва ли такой бывал когда-нибудь у нас.

Брат вытащил из кучи фотографический снимок.

— А это мы так ходили в Америке.

Мы посмотрели и чуть не умерли от смеха.

— Борис в смокинге! Ну и чудеса! А Шестаков-то, Шестаков — посмотрите! А дядя Том! Это он? Ну и здорово!

Действительно, снимок был веселый. Пилоты стоят в ряд. Вокруг — американки с пышными букетами. Пилоты — в смокингах. На Шестакове смокинг висит как на палочке. Все очень довольны. У всех улыбки до ушей. А сзади стоят любезные представители власти.

— Это нас в Сан-Франциско сняли, — сказал Борис.

— Сан-Франциско и Оклэнд — совсем рядом. Встречала нас невероятная толпа народа и два мэра.[7] Мэр города Сан-Франциско и мэр города Оклэнда. Мэр города Сан-Франциско преподнес нам на огромном подносе золотой ключ величиной в метр. Мэр оказал, что отныне город в нашем распоряжении.