Палач - Виктор Вальд

– Но еще есть те, кто будет отдан закону, – громко произнес третий всадник и указал рукой на утыканные стрелами тела у стены деревянной конюшни.

– Это кто? – спросил молодой рыцарь.

– Это мои люди. Я велел старику Вольтеру и тому, что с ним, похоронить арендатора Хольца. Это было пять дней тому. Теперь твоя служба, судья Перкель.

– Да уж, мой добрый Венцель Марцел. Забот будет много. – И судья опять махнул в сторону шестерых связанных разбойников, которых стражники ударами тупых концов копий выводили со двора.

Венцель Марцел громко хлопнул калиткой. Проходящая мимо старуха и тащивший за ней корзину подросток остановились и низко поклонились бюргермейстеру.

«Еще руки бросятся целовать», – не без самодовольства подумал Венцель и, гордо подняв голову, широким шагом направился к городской Ратуше.

Позавчера, в первых сумерках, весь город вышел за ворота, чтобы приветствовать своего достойного бюргермейстера, который возглавлял колонну из стражей и плененных разбойников. Всадников фон Бирка тоже встречали громкими возгласами, но более сдержанно. С давних времен горожане остерегались рыцарей и их воинов.

А уже поутру за Венцелем Марцелом повсюду следовали многие из горожан. Каждый раз, когда на их пути попадался незнакомый человек, его останавливали и, указывая на дородное тело Венцеля, с гордостью сообщали: «Это наш славный бюргермейстер и спаситель нашего города».

Потом уже непонятливых заставляли низко кланяться и приветливо улыбаться.

Многие из горожан, расчувствовавшись, припадали к рукам бюргермейстера, на что он притворно сердился и прятал руки за спину.

Вот и сегодня, не сделав и двух десятков шагов от дома, Венцель Марцел краешком глаза заметил, как у него за спиной образовалась толпа. Люди тихо переговаривались между собой, но многое из того, что было сказано, бюргермейстер услышал и принял всем сердцем.

– Счастлив город, в котором есть такой бюргермейстер…

– Счастлив каждый горожанин…

– Да продлит Господь его безболезненные годы…

Венцель Марцел, прищурившись, посмотрел на небо. В лучах, первых по-настоящему весенних лучах, голубое небо казалось торжественно высоким и приветливым.

«А ведь там Господь, который каждому воздаст по делам его…»

Ступив на Ратушную площадь, Венцель Марцел благосклонно и даже почти по-дружески кивнул вышедшему из соседней улицы судье Перкелю. На пунцовом от удовольствия лице судьи масляно светились счастливые глаза. За ним тоже шла небольшая толпа.

– Да пошлет Господь доброе утро уважаемому бюргермейстеру. – Не опуская головы, судья почтительно поприветствовал его.

– И тебе того же, – выставив подбородок, ответил Венцель Марцел.

– Какой приятный и желанный весенний день.

– И для нас, и для наших горожан. А вот для разбойников…

Венцель Марцел поднял правую руку и выразительно ткнул указательным пальцем в небо.

Стоящая в нескольких шагах толпа всколыхнулась и одобрительно загудела, оценив его жест.

Приняв под локоть руку судьи, бюргермейстер поднялся на ступени Ратуши. Здесь у входа его уже ожидал молодой рыцарь фон Бирк. Хвала Господу, молодого барона вчера удалось спровадить на постой к казначею Эрнсту. У того все дочери замужем, да и зятья крепкие, как дубовые скамьи. Сделал это бюргермейстер тонко и ненавязчиво, устроив в доме Эрнста пир в честь разгрома разбойников. Не знавший меру в вине фон Бирк поутру проснулся на широкой кровати казначея и обнаружил на сундуках и скамьях свое оружие и одежду, а также то немногое, что сопровождало верхового рыцаря в походах.

В тот же вечер Гюстев фон Бирк нагрянул в дом Венцеля Марцела, но тот был в Ратуше, а его милая дочь не вышла приветствовать благодетеля города, выслав служанку с отказом.

В нитку сжатые губы, обрамленные короткой русой бородой, выдавали настроение молодого рыцаря. Сегодня с первыми лучами солнца он отправил свой отряд из города, поручив его верному сержанту. И теперь его просто трясло от клокочущего в душе гнева.

– Я отправил своих людей. А… – громко начал молодой рыцарь, но, подхваченный под руки с обеих сторон бюргермейстером и судьей, вынужден был продолжить за закрытой дверью Ратуши:

– Как мне было объяснить им? Вечером подали вино и мясо. А уже на следующее утро отделались жидкой кашей и вареными овощами. Вечером еще меньше.

– Виной тому беды, что послал нам дьявол в образе кровавых разбойников. Городская казна пуста. Люди крохами кормят своих детей, а если что остается, доедают сами. – Бюргермейстер развел руками. – К тому же у города нет обязательств содержать ваш отряд, храбрый рыцарь. Вы и ваши воины совершили доброе дело. Господь воздаст вам на небесах. А люди разнесут по христианским землям славу о благородстве и силе рыцаря фон Бирка.

– Господь… Люди… – Гюстев поморщился. – Даже твоя дочь, бюргермейстер, не пожелала поблагодарить меня.

Венцель Марцел нервно прикусил губу и, печально посмотрев на рыцаря, произнес:

– Ей решать.

– Кому? – брови рыцаря удивленно взлетели вверх. – Да кто она… Я вел воинов в бой. Собственной рукой убил троих…

– Но не ради горожанки, – неучтиво перебил его бюргермейстер. – Ведь это случилось по воле Господа и благодаря стараниям епископа. Да и подарок его был принят.

– Я… – Гюстев фон Бирк хотел что-то возразить, но только обиженно захлопал ресницами.

– Да. По поводу епископского подарка, – бюргермейстер почесал подбородок, – кажется, он может сослужить добрую службу. Для начала пусть выяснит, где разбойники хранили награбленное. Ведь часть его по праву принадлежит победившему. Вам, доблестный рыцарь!

Молодой барон задумчиво уставился на Венцеля Марцела.

– Ты думаешь, у этих оборванцев что-то было?

– Если не у них, то у капитана наверняка. Ведь содержание полусотни воинов – удовольствие дорогое. Хотя на войне они еще дороже стоят. Вчера, устроив первый допрос, судья Перкель не смог и двух слов признания из них вырвать. Разбойники ведут себя весьма дерзко. И все время грозятся появлением их капитана.

– Пусть только явится. Я готов! – Молодой рыцарь гордо выпрямился. – А насчет епископского подарка… Считайте, что на пять дней он ваш. Только…

– О, ваша щедрость и достойные рыцаря поступки будут вознаграждены и Господом, и людьми. – И, предупреждая вопрос молодого барона, бюргермейстер добавил:

– И, конечно же, моей дочерью…

Бюргермейстер навалился всем своим большим телом на окованную железными полосами дубовую дверь, и только тогда она нехотя, со скрежетом, подалась и впустила пришедших.

– Здесь хранится все то, что нужно, если враг подойдет к стенам города: оружие, доспехи, смола и другое снаряжение. Думаю, этого хватит, чтобы вооружить половину мужчин города. Хотя почти все они состоят в городских цехах, а обязанность цехов – выставлять для обороны свои вооруженные отряды мастеров, подмастерьев, учеников. Но если у кого не будет своего оружия, город поможет. Беда города – беда каждого горожанина. И наоборот. Иди в тот угол…

Венцель Марцел указал факелом в дальний угол, а затем передал огонь своему спутнику. Тот молча взял факел и побрел в указанном направлении. За ним в нескольких шагах следовал и бюргермейстер. Остановившись перед грудой железа, он продолжил:

– Вот тут находится почти все, что нужно для твоего ремесла. Все это лежит без дела вот уже три года. Тот, кому это было нужно для работы, внезапно умер. Будучи еще нестарым, он не успел приготовить себе замену. С тех времен в городе возникло много проблем, да и беды следуют одна за другой. Но казна пуста. Мы, случается, нанимаем… Однако это бывает в редких случаях. Трудно найти достойного мастера для…

Бюргермейстер не закончил свою мысль. Да и зачем? Этот человек все знает, все понимает. Вон как быстро и со знанием дела он переворошил кучу железа и отобрал самое необходимое из того, что можно применить в его краткосрочной службе городу. Он знает и понимает свое жуткое ремесло. Другого епископ не держал бы при себе. Страшную славу о подземелье Правды заслужил в том числе и этот человек. Было бы интересно послушать его. Но вряд ли это когда-нибудь произойдет. На его губах – печать молчания. И не только епископская, но и собственная.

С того самого вечера, когда разгоряченный вином молодой фон Бирк остался наедине с его дочерью, этот «подарок» епископа не промолвил и слова. Да и его никто ни о чем не спрашивал. Венцель Марцел старательно избегал свидетеля его отцовской слабости, а точнее, предательства дочери. Молодой рыцарь поступал так же, но совсем по другим причинам.

Все дни и ночи «подарок епископа» оставался в комнатушке, расположенной на чердаке дома бюргермейстера и почти не вставал с лежанки. О нем не вспомнили, когда отправлялись на бой с разбойниками, не вспомнили ни на победном пиру, ни позже.