О знаменитых иноземных полководцах - Корнелий Непот.

10. Пока он обдумывал этот план и убеждал Фарнабаза, чтобы тот направил его к царю, в это самое время Критий и другие афинские тираны послали к Лисандру в Азию верных людей с уведомлением, что все порядки, которые он установил в Афинах, окажутся недолговечными, если он не уничтожит Алкивиада, так что дорожа прочностью своего дела, он должен схватить этого человека. Обеспокоенный таким предупреждением, лаконец решил предъявить Фарнабазу решительное требование. И вот он грозит разорвать все соглашения, которые были у спартанцев с царем, если сатрап не выдаст ему Алкивиада живым или мертвым. Тот не выдержал натиска и предпочел попрать милосердие, чем допустить умаление царского могущества. Итак, он послал Сузамитру и Багея[83] умертвить Алкивиада, который был тогда во Фригии и готовился отправиться к царю. Посланцы тайно перепоручили это убийство жителям того местечка, где он находился. Те не посмели напасть на него с оружием в руках, но, обложив ночью хворостом домишко, в котором он спал, разожгли пожар, дабы огнем уничтожить того, кого не надеялись одолеть силой. Алкивиад проснулся от треска пламени, а поскольку меч у него похитили заранее, выхватил из-за пояса у друга кинжал; так случилось, что рядом с ним был один гостеприимец его из Аркадии, который не покидал его ни при каких обстоятельствах. Приказав ему следовать за собой, Алкивиад сгреб всю бывшую под рукой одежду и, набросив ее на огонь, прорвался через его жар. Увидев, что он выскочил из пожара, варвары забросали его издали копьями и убили, а голову его отправили Фарнабазу. Женщина же, которая сожительствовала с ним, облекла его в свое женское платье и сожгла мертвого на пожарище того дома, в котором собирались спалить его заживо. Так в возрасте около 40 лет Алкивиад встретил свой конец[84].

11. Много дурного написано об этом человеке, зато всячески превозносят его три достойнейших историка — Фукидид, бывший его современником, Феопомп, родившийся несколько позже, и Тимей[85]; последние двое, известнейшие хулители, почему-то дружно хвалят его одного. Они поведали о нем то, что я рассказал выше, и сверх того следующее: родившись в великолепнейшем городе Афинах, он был первым среди граждан по благородству и блеску своего обихода; когда же, изгнанный оттуда, явился в Фивы, то настолько приспособился к местным обычаям, что никто не мог сравниться с ним в трудолюбии и телесных упражнениях — ведь беотийцы отличаются скорее телесной силой, чем остротой ума; у лакедемонян, издавна усматривающих высшую доблесть в воздержании, он вел сугубо строгий образ жизни, превосходя всех спартанцев простотою пищи и одежды; побывав у фракийцев — людей, приверженных к вину и любовным утехам — и тех обогнал в подобных усладах; прибыв к персам, у которых выше всего ценится охотничья удаль и роскошная жизнь, так приладился к их привычкам, что сами они не могли надивиться на его отвагу и великолепие. Так и вышло, что с какими бы людьми он ни жил, везде он оказывался самым первым и самым любимым. Но довольно об Алкивиаде — перейдем к следующим героям.

VIII. Фрасибул

1. Фрасибул, сын Лика, афинянин. Если бы мы воздавали должное одной добродетели, не принимая в расчет удачу, как знать, может быть, я оказал бы этому человеку предпочтение перед всеми остальными великими мужами. Несомненно одно: никого не ценю я так, как его, за честь, верность, великодушие и любовь к родине. Многие хотели, но немногие сумели избавить отечество от одного узурпатора, ему же удалось вызволить из неволи и освободить родину, угнетенную тридцатью тиранами. Но так получилось, не знаю почему, что хотя никто не мог превзойти его упомянутыми достоинствами, многие стали более знаменитыми, чем он. И прежде всего в Пелопоннесскую войну неоднократно отличался он без Алкивиада, а тот без него не совершил ничего примечательного, но благодаря какому-то природному дару, все общие успехи обратил в свою пользу[86]. Но военную славу полководцы целиком разделяют со своими солдатами и Фортуной, поскольку в гуще боя дело решается не приказом начальника, а силой и храбростью бойцов; поэтому у солдата есть правило полагаться не столько на вождя, сколько на судьбу, и по праву может он утверждать, что исход дела зависит больше от него, чем от мудрости командира. Зато самое славное деяние той поры является единоличным достоянием Фрасибула. Когда 30 тиранов[87], поставленных лакедемонянами, правили в порабощенных Афинах, изгоняя из отечества и казня многих граждан, пощаженных судьбою на войне, когда они конфисковывали и делили меж собой их имущество, тогда Фрасибул оказался первым и поначалу единственным, кто объявил им войну.

2. Итак, он бежал в Филу[88], сильнейшую крепость Аттики, имея при себе не более 30 сподвижников. Это бегство положило начало спасению Актеев[89], эти люди стали оплотом свободы славнейшего государства. Тираны отнеслись сначала с презрением к Фрасибулу и его одиночному бунту, и такое отношение обратилось во зло надменным и во благо презренному: те поленились преследовать беглецов, а эти, получив время на подготовку, собрались с силами. Вот почему всем надо держать в уме правило: на войне всякая мелочь важна; и не зря говорят: мать о том слез не льет, кто себя бережет. Впрочем, отряд Фрасибула вырос меньше, чем он рассчитывал, ибо тогда, в те времена, порядочные люди отважнее говорили о свободе, чем сражались за нее. Затем из Филы он перебрался в Пирей и укрепил Мунихию[90]. Дважды тираны шли на нее штурмом, но, позорно разбитые, неизменно бежали в город, растеряв оружие и обоз. Фрасибул же действовал не только храбро, но и благоразумно, запрещая избивать отступающих; он полагал, что гражданам одного государства подобает щадить друг друга. Никто не бывал даже ранен, кроме тех, которые первыми лезли в драку. Павших его люди не раздевали и ничего из добычи не брали, кроме оружия, которого не хватало, и съестных припасов. Во втором сражении пал Критий, предводитель тиранов, храбро сражавшийся против Фрасибулас[91].

3. После его гибели на помощь обитателям Аттики пришел спартанский царь Павсаний[92]. При его посредничестве Фрасибул и те, которые владели городом, заключили мир на следующих условиях: никто не подвергнется изгнанию и конфискации имущества, кроме 30 тиранов и 10 стратегов, избранных после них и правивших в духе крайней жестокости; управление государством снова перейдет в руки народа. А еще Фрасибул славится тем, что после заключения мира, когда влияние его в государстве было чрезвычайно высоко, он внес закон о том, чтобы никто не привлекался к суду и не подвергался наказанию за прежние дела; афиняне назвали этот закон амнистией. Фрасибул позаботился не только о проведении его, но и добился того, чтобы он соблюдался. Так, когда некоторые из бывших его товарищей по изгнанию хотели устроить резню тех граждан, с которыми состоялось официальное примирение, Фрасибул воспротивился этому и настоял на исполнении данного обещания.

4. За эти заслуги народ присудил ему почетный венок, состоящий из двух масличных ветвей. Эта награда, выражающая не силу, а народную любовь, принесла ему великую честь, не возбудив ни малейшей зависти. Да, прав был Питтак[93], считавшийся одним из семи мудрецов, когда сказал митиленцам, предлагавшим ему в подарок многие тысячи югеров: «Прошу вас, не дарите мне то, чему многие люди позавидуют, на что еще большее число людей позарится. Из этих полей мне нужна только сотня югеров, в которой воплотится и умеренность моих желаний, и ваше доброе намерение». В самом деле, скромные награды оказываются долговечными, а пышные идут не в прок. Поэтому и Фрасибул удовлетворился венком, не ища большего и не считая, что другие опередили его в почестях. Прошло некоторое время, и, командуя флотом, он привел корабли в Киликию. Караулы в его лагере исполнялись недостаточно бдительно, и при ночной вылазке варваров из города он был убит ими в собственной палатке[94].

IX. Конон

1. Афинянин Конон вступил на общественное поприще во время Пелопоннесской войны, и деятельность его принесли тогда много пользы. В звании стратега командовал он сухопутными армиями, в чине начальника флота совершил много славных дел на море. За эти подвиги он удостоился особой чести, ибо один получил в управление все острова. На этом посту он захватил спартанскую колонию Феру[95] Был он стратегом и в конце Пелопоннесской войны, когда Лисандр разбил афинское войско на р. Эгос. Конон тогда отсутствовал, и это была одна из причин дурного командования. Сам он был военачальником опытным и осторожным, и никто тогда не сомневался, что если бы он оказался на месте, то афиняне не потерпели бы такого страшного поражения[96].

2. Когда дела приняли скверный оборот, и Конон услышал об осаде родного города, то стал он искать пристанище — не безопасное местечко для себя, а такое убежище, откуда можно было бы оказать помощь соотечественникам. Наконец, он отправился к Фарнабазу, сатрапу Ионии и Лидии, который был к тому же зятем и родственником царя[97]. Усердно служа и подвергаясь многим опасностям, добился он того, что вошел в большую милость к сатрапу. Дело в том, что лакедемоняне, победив афинян, не сохранили союза, заключенного с Артаксерксом, но послали в Азию Агесилая, чтобы он вел там войну. Подбил их на это, главным образом, Тиссаферн[98], бывший сначала доверенным лицом царя, а затем изменивший ему и заключивший союз со спартанцами. Против него был назначен полководцем Фарнабаз, но на самом деле войском командовал Конон, по совету которого вершились все дела. Неоднократно чинил он препятствия великому полководцу Агесилаю и часто разрушал его замыслы. Ни для кого не было секретом, что, не будь Конона, Агесилай отнял бы у царя Азию вплоть до Тавра. А когда сограждане отозвали последнего домой по случаю того, что беотийцы и афиняне объявили спартанцам войну, и тогда Конон не оставил службы при царских полководцах и оказал им всем немало услуг.