Так поговорим же о любви - Николай Павлович Новоселов

–– Вот и с другими такая же история.

–– Так полгода же не учились, Вера Дмитриевна, откуда будут знания? Забудешь, что и знал.

–– Любовь Алексеевна я прошу тебя займись всеми ими. Я других просила, всем некогда, все заняты. Это честь школы, чтобы именно эта семья была переведена в следующий класс хотя бы с твердыми тройками.

–– Хорошо, Вера Дмитриевна –сокрушенно вздохнула учительница.

–– Постарайся, Любовь Алексеевна управиться с ними до конца учебного года. Но если не будет хотя бы троек, нужно прихватить и часть лета. Будем с тобой поочередно заниматься, день ты, день я. В воскресенье всем выходной, но все праздники отменить. Работайте –и встав тяжело со стула, ушла.

И « поползли» дни. Занимались до вечера. Так же как уроки, сорок пять минут занятий, десять минут перерыв. Надя с Сашей сделают уроки, учительница или директор тут же просмотрит и отпускают. Ждут нас в школьном дворе. Нас же «гоняют» по всему школьному материалу. После занятий вместе возвращаемся домой.

В середине мая на перемене пришла в школу мать, тетя Маша. Зашла к директору, директор тотчас-же вышла и позвала всех учителей. Все ученики школы, от первого до восьмого класса собрались в коридоре; мы пятеро, на особицу, встали прямо у дверей директорского кабинета. Повисла тишина, не прозвенел звонок, никто и не шевелился; все смотрели на нас сочувственно, мы же не спускали взора с дверей. Тишина в коридоре такая стояла, что нам было почти все слышно что говорят за филенчатой дверью. А там « разгорались» страсти, голоса учителей то « поднимались», то наступала тишина на продолжительное время. И опять кто-нибудь из учителей вполголоса высказывался, и с ней или соглашались, или приводили доводы против: « Да, но что мы можем, школа, предпринять чтобы Маше отдали ребятишек, кто нас послушает?». « Мы можем многое –директорский голос –наше ходатайство за Машу, общественное мнение многое значит. Сказать, как ребятишки жили при матери, сколько пропустили из-за пьянок и недосмотра уроков. Какая была грязь и непотребство в доме. Ведь неделями сидели эти крохи на воде и картошке. Какая же им учеба, если в голодный обморок падали на уроках, какая учеба, если кружится голова от недоедания, если дома нет чистого места, куда положить тетрадку, чтобы выполнить домашнее задание. Смотрите, какие сейчас они ходят чистые и опрятные, как стараются учиться, догнать своих сверстников. Ведь заниматься по десять часов в сутки, такая нагрузка только для взрослых. И догонят, я уверена, в июне мы их переведем в следующий класс. И не ропота, ни неудовольствия. Стараются. И по дому, что в ихних силенках, все стараются сделать».

–– Я тут прохожу мимо дома Вены, смотрю, самый маленький тащит из леса сучок. –Не тяжело –спрашиваю. – Нет, отвечает –Папе надо дров, папе надо помогать.

–– Что, так и сказал? –дядя Вена.

–– Слово в слово.

Тишина.

–– Не обманывайтесь, Вера Дмитриевна, и нас в заблуждение не вводите. В этом случае общественное мнение ничего не значит. Вот если бы на суде её лишили родительских прав, если бы она написала отказную, тогда да. Но об этом на суде речи не было, и не подымался на суде этот вопрос, потому что сестры матери ребятишек заверили суд что до освобождения своей сестры они будут воспитывать племянников. И даже сейчас она не напишет отказную, не откажется от привилегии называться матерью. Ребятишки для неё, что крыша над головой, ими прикрыться: « Вон их сколько у меня», заслониться ими от укоров общества: « Что ты делаешь?»; « Я же их ращу». Требовать от общества внимания к себе, требовать помощи и получать её, и пускать эту помощь на пропой. Вот ведь, Маше с Веной не помогаем, а им то как раз и нужно бы помочь, но у нас нет средств, а государство не выделит, потому что нет у Маши и Вены прав на этих ребятишек. Для таких мам и пап, какие были у детей, ребятишки не только как щит, прикрыть свое непотребство, но и дополнительный источник дохода для своей глотки; кто же добровольно откажется от дармовых государственных денег. За полгода, что они у нас живут, и через школу выделяли денег два раза на одежду и питание для ребятишек, и в лесхозе, где отец ребятишек работал, выделяли средства –где они? Все пошло на пропой, все ушло в бездну, в ненасытную собственную утробу. И тем не менее нет у государства закона чтобы отобрать у таких родителей детей и отдать тому, кто их любит, кто их может воспитать и вырастить из них достойных граждан. Пусть лучше купаются с рождения в дерьме, вырастут –пойдут по родительской дорожке, не может вырасти чистый от нечистого. Этим ребятишкам еще считайте повезло, вовремя их оставили родившие их, из этих еще могут вырасти люди, даже в « курятнике», куда они попадут, а тем более, если повезет, у Маши.

–– Но ведь лишают родительских прав, есть же случаи.

–– Никто никого не лишает, Любовь Алексеевна. Пишут « отказную» по неразумию от ребятишек, но как только лишаются «щита» от общественного мнения, незащищенности своей срамоты; а более всего, дотации на своих ребятишек, « передумывают» и забирают свою отказную, плачут и каются, уверяют, что будут жить как нормальные люди, забирают своих детей и из детского дома и от людей, что ихних ребятишек пригрели, и все возвращается на «круги своя».

Гнетущая тишина « повисла» в кабинете и в коридоре –паук если бы спускался, услышали. Тишину « разорвал» директора голос:

–– В любом случае мы ничего конкретного решить не можем. Судьбу этих детей будут решать там, « наверху», но походатайствовать за Вену и Машу мы обязаны. Напишем ходатайство, все подпишемся и Маше с этим ходатайством нужно ехать в район, а потом и в город, в крайисполком. Нужно взять и с работы, Маша, характеристику и ходатайство.

–– Уже взяла. Директор леспромхоза пообещал, что если у меня что получится, лес, что приготовили для постройки кухни школьной столовой, пойдет нам на новый дом, для школьной кухни уже вновь заготавливают лес, на всякий случай; и бесплатно нам поставит. И выдал мне бумагу в крайисполком с заверением что дом для новой семьи будет построен в кратчайший срок.

–– Ну вот видишь, уже есть проблески света, есть с