Конкурс песочных фигур - Татьяна Краснова

И только теперь обнаружила, что к ее собственным желаниям, оказывается, никто никогда не прислушивался, кроме этого случайного Володи. И это было непривычно – так же как букет.

Володя неизменно появлялся с цветами.

Взбалмошный Илья о цветах вспоминал только Восьмого марта. Они с Кариной провели вместе меньше года – таким образом, ей был подарен один-единственный, уникальный букет.

Бывший муж заявил сразу после знакомства, что цветов дарить не будет. Он предыдущей девушке чуть ли не каждый день их дарил, а она вышла замуж за другого, да еще сказала презрительно: «Подумаешь, ты мне цветы таскал, а он мне дал все!» Поэтому он больше никому таскать цветы не будет. А вот шоколад может. Какое дело было Карине, черт возьми, до всяких бывших девушек! Но все это, в конечном счете, условности, и над этим можно было если не посмеяться, то поиронизировать. К тому же Карина любила шоколад.

А теперь вдруг оказалось, что она любит и цветы и рада их наполучать за все прошлое и настоящее. И чтобы весь Тверской бульвар это видел!

К концу теплого, головокружительного сентября Карина спохватилась и, хотя Володя не торопил события, решила осторожно прояснить, к чему все эти культпоходы, прогулки, обеды и ужины. До дома кавалер провожает – кстати, у него очень хороший БМВ – и любят же мужчины эти игрушки, лучше крутую тачку себе купит, чем приличные штаны! – а дальше не навязывается. Как в компьютерной игре – прошел очередной уровень, а на следующий почему-то не спешит. Конечно, это могут быть издержки воспитанности, все-таки в таком культурном доме вырос. Или ждет более удобного момента?

Володя неопределенно улыбнулся и пояснил, что друзья, коллеги, родственники – в общем, весь Белогорск – азартно желают вторично его женить и постоянно подсовывают разные кандидатуры. Это настоящая многолетняя осада, страшно оказаться в гостях или просто в компании – где бы он ни появился, начинают деятельно устраивать его судьбу.

– А теперь все отстали. Ты тогда была у меня дома, и одни это видели своими глазами, а остальные тут же узнали от них. И решили, что ты моя девушка. И оставили наконец в покое!

Последняя фраза была сказана так радостно, что Карина, которой до этого смутно казалось, что ей скармливают сказочку про белого бычка, тут же в нее поверила. Невестам, наверное, виднее, сколько там ему денег от папы осталось. Конечно, художники все больше нищие, особенно при жизни, живут на чердаках и пьют горькую. Но от Ани было известно, что Глеб Головин при жизни как раз преуспел, работал много и денежно – и портреты известных людей писал, всяких там сталеваров и героев соцтруда, и монументальной живописью увлекся, и на деревянную скульптуру для души его хватало. И от властей заказы получал, и на Западе прославился – в общем, швец, жнец, игрец. Должно быть, было что оставить единственному сыну… А уж то, что для Володи одного штампа в паспорте оказалось достаточно, тем более было понятно.

Что ж, если этот замечательный поклонник не собирается ее домогаться и надо всего лишь время от времени мелькать с ним на людях – почему бы, собственно, и нет? Она же так любит букеты, знаки внимания. И не сидеть же ей в четырех стенах, как старухе, рыдая по Илье! А с Володей так легко, а сама она ведь свой парень!

И Володя продолжал появляться по выходным и среди недели. Карина знала, что он работает в Белогорском НИИ – наверное, в Москву в командировки посылают. Подробнее спрашивать было неудобно – ведь она сама почти сразу пресекла любые разговоры о делах.

Заезжая за ней то на Кузнецкий Мост, то на Новый Арбат, то в Медведково, Володя удивлялся, сколько же у нее работ, и Карина ловила себя на том, что начинает увлеченно об этих работах рассказывать. Прямо как с Ильей, когда они взахлеб обсуждали свои наполеоновские планы и достижения! Ее передернуло. Нет уж, никаких дежавю! Вот так она тогда и к Плотникову все-таки привыкла! Впускание в душу всегда и начинается с такой вот лишней болтовни! Совершенно необязательной для Подружки Напоказ!

– Знаешь, у Ани Семеновой, моей подруги, – мягко сказала Карина, – есть очень хорошая традиция – они с мужем никогда не говорят о работе. О профессиональных проблемах, о склоках с коллегами, об отношениях с начальством. Я думаю, это правильно. Во-первых, неприятности еще раз не пережевываются, во-вторых, меньше поводов для кухонных войн, да и просто больше шансов отдохнуть – как по-твоему?

И вопросов о делах больше не возникало, рассказами о собственных Володя тоже не грузил. Как же хорошо, когда намека достаточно, радовалась Карина. Наверное, это особенность мужчин постарше, с годами все-таки умнеют.

И они говорили о погоде, о музыке, которая пищала в машине, о фильме, который только что посмотрели, о сегодняшнем ужине, о Москве – кто какие любит бульвары и улицы, – и Карина в самом деле отдыхала. Они были просто люди, без привычных профессиональных скафандров, без груза обязательств и обязанностей, без сносок на общие знакомства – Карина прожила в Белогорске всего несколько месяцев и хорошо знала только Аню, публика, мелькавшая в «Трех пескарях», ничего для нее не значила.

А в одно из воскресений удалось увидеться с Аней, и та неожиданно покаялась:

– Кариночка, я страшная дрянь. Я знаю, меня убить мало. – И развела руками: – Я без твоего разрешения дала этому гаду Головину твой телефон!

– Так это ты! – вырвалось у Карины, и Аня заторопилась:

– Я сама не понимаю, как это вышло! Я же не сумасшедшая! И как он сумел так меня заболтать? Позвонил на другой день после нашего похода на Белую Горку, чуть не в семь утра, разбудил, наплел, что ты что-то там у него в доме забыла. Я даже не поняла что! И что он поедет на неделе в Москву и мог бы тебе завезти… Ты веришь, что я поверила? Я подумала, что сама ты когда еще сюда приедешь, а я к тебе сто лет не выберусь… Пусть завезет, какая ему разница… А что ты у него забыла? Опять зонтик, да?

– Да ничего я не забыла. Ладно, Ань, из-за пустяков убиваться, – махнула рукой Карина и поинтересовалась: – А почему Головин гад – кроме того, что разбудил в выходной? Ты еще в гостях была с ним так строга.

Анино лицо из виноватого стало серьезным.

– Жлоб, каких мало, – помолчав, сказала она. – На самом природа решила отдохнуть, так хоть бы отцовский талант уважал. А он, когда тот умер, все его работы – картины, скульптуры, даже эскизы – всё подчистую продал, до последней бумажки. И как, главное, продал – как сволочь последняя! – все на сторону! Практически все за границу уехало, в родном городе клочка не осталось. Как его просили хоть что-нибудь подарить нашему музею! Купить же тогда невозможно было, денег не выделяли совсем! Все к нему ходили на поклон! Мурашова ходила, Калинников, друг отца! – Аня называла одно за другим имена музейщиков, художников, видных людей города, а Карина обескураженно слушала.