Самая длинная соломинка - Григорий Канович

— Ну, может быть, в слитках или в изделиях? За страх души! А? — решился он.

Забелла взял сундук и вышел, не обернувшись.

Франциск сидел у себя дома и читал клочок газеты, изредка поглядывая на Веронику и Забеллу, пытавшихся ножом разделить кусок рафинада на три части.

— План заготовки топлива на зиму успешно выполнен… Тепло будет зимой! Зимой мы будем там, где вечнозеленое лето, где пальмы. Будем курить сигары, ездить в гости друг к другу… К господину Забелле и его возлюбленной, госпоже Мурской, — он глянул на Веронику и встретил ее хмурый взгляд.

За окном заговорили дизеля танков-бульдозеров. Франциск сжался.

— Может, тебе хотелось бы, чтобы Георгин сидел с тобой под пальмами, а я ездил к Мурской?

— Франциск! Оставь Веронику в покое!

Франциск взорвался:

— Как говорили немцы: каждому свое! Не надо забирать у нищего посох. Вероника, подай лампу!

Вероника встала и подала керосиновую лампу. Франциск отвернул дно, достал два обручальных кольца, завернутых в тряпку, стал разворачивать, говоря:

— Благослови господь наши долгие и счастливые дни. Дай руку! — Он протянул свою.

— Сейчас? Здесь? — Вероника испугалась. Но нужно было что-то ответить. — Франциск, — сказала она нерешительно, — ты говорил, с фатой и у алтаря.

— Пока так, без фаты. А потом, где-нибудь в Боливии… Забелла, мы будем где-нибудь там, в Боливии?

Забелла глядел на Веронику, не отрываясь.

— Ты же хотела! — закричал Франциск, схватил Веронику за руку. Она пыталась освободиться, но Франциск крепко держал ее железными пальцами, выкручивая руку. Вероника застонала.

Тогда Забелла положил на стол нож, сунул в рот кусок сахара, подошел к Франциску и вытряхнул его из коляски.

Франциск лежал на полу, и ноги его были похожи на два огромных безлистных сучка.

На рассвете снова зарядил снег. У двора лейтенанта Юшки стояла крытая брезентом трехтонка.

Филипп, Антс и Забелла выносили из сарая тяжелые чемоданы и сундук, укладывали их на дно кузова и прикрывали соломой. На солому они поставили гроб, фанерную пирамиду с красной звездочкой, жестяной венок с ярко-красной лептой.

Франциск сидел в коляске в форме капитана советской армии и руководил погрузкой.

Около грузовика топтался одетый в тулуп лейтенант Юшка.

— Слава богу, — сказала Юшкене, — слава богу, наконец уезжаем пз этой дыры. Но почему на похороны? С гробом… Кто умер?

— Не умер, а погиб. Твой двоюродный брат, родной брат Забеллы, отец Вероники. Бандиты убили — лесовики. Ясно? — спросил Франциск.

— Боже, какой страх, — прошептала Юшкене.

— Жиды и комиссары, три шага вперед, — тихо скомандовал вдруг лейтенант Юшка.

— Тише, тише, — утешала своего сына Юшкене. — Здесь все свои. Господин Франциск хорошего доктора присоветует, вы же с ним в одном батальоне служили, — тараторила баба. — Поможет человек.

Филипп отозвал в сторону верзилу Антса и сказал:

— Таким я Франциска никогда не видел.

— Каким? — тихо спросил Антс.

— Спокойным. Он спокоен, как мертвец. Надо было бы этот сундучок проверить.

— Залезайте скорее в кузов! — крикнул Франциск.

— Сейчас, сейчас, — ответил Филипп. Он переглянулся с Антсом, подошел к колоде, вытащил топор, забрался с ним в кузов, отодвинул гроб, разгреб солому и вставил острие в щель сундука.

Франциск выстрелил.

Филипп покачнулся, перевалился через борт и навзничь упал на землю.

Все остолбенели.

— Зачем ты это сделал?! — закричала Вероника.

— Он хотел раньше времени в рай попасть, — сказал Франциск. — Если у меня не хватит терпения, и на меня не пожалейте свинца. Иначе мы еще до берега друг другу глотки перегрызем. Это же золото. Чего стоите? Казимир, Антс, Георгий, положите его в гроб. Нам как раз покойник нужен. Я одолжу ему до моря медаль «За отвагу». Приколите к груди!

Мужчины уложили Филиппа в гроб и закрыли крышкой.

— Вероника поедет в кабине, — приказал инвалид. — Поместимся втроем.

Вероника глянула на него с ненавистью.

— Я поеду в кузове, — твердо сказала она. — Там Филипп. Я буду молиться за него. — Ее глаза были полны слез.

Франциск бросил взгляд на Забеллу, по тот. кажется, не слышал их.

Вероника забралась в кузов и устроилась на соломе рядом с Забеллой, лейтенантом Юшкой и фанерной пирамидой.

Машина тронулась, но тут же встала. Казимир выскочил из кабины, отвязал кобылу, ткнулся носом в ее морду, погладил жеребенка, выгнал их со двора и снова сел за руль.

— Пусть идут куда хотят. Может, приблудятся к кому-нибудь… Хозяину, — сказал он Франциску. — От лошади беды не жди. Что из того, что она много видит? Все равно никому не расскажет.

Грузовик мчался по пустому шоссе.

— Куплю на свою долю, — вслух мечтал Казимир, — тысячу лошадей — арабских, орловских, карабахских, скрещу и буду гарцевать на арабо-орловском карабахце где-нибудь в Бразилии или в Африке. Надоели люди. Хочу закончить жизнь среди лошадей.

В кузове, на соломе, мертвецким сном спал настрелявшийся всласть лейтенант Юшка. Рядом с ним, положив голову ему на плечо, кемарила его мать.

— Спи, спи, — ласково шептала она. — Господи, какой ты здоровый и умный, когда спишь…

— Машина за нами, — вздрогнул Антс. — Сели на хвост и не слезают. — И забарабанил в стенку кабины. — Машина догоняет. Может, на другую дорогу свернем? — прокричал он. — Лучше лишние сорок километров.

Франциск ничего не ответил. Грузовик мчался напрямик.

Когда с их трехтонкой поровнялась увязавшаяся машина, Франциск увидел в ней двух мужчин и женщину. Он приказал Казимиру притормозить и достал из-под сиденья автомат.

Машина обогнала их и унеслась вперед.

На дорогу вышли два автоматчика. Один из них встал посреди шоссе и поднял руку.

Трехтонка остановилась.

— Подбросите до развилки? — спросил боец, и Забелла узнал его. Это был человек из пивной.

— Почему бы не подбросить, — сказал Казимир, косясь на капитанскую шинель Франциска. — Садитесь…

Автоматчики с красными звездами на фуражках забрались в кузов, устроились на соломе.

— Неужели Забелла? — прохрипел в кабине Франциск и глянул через окошечко в кузов.

Автоматчики о чем-то говорили с Вероникой.

Забелла глянул на часы. Антс покосился на Забеллу.

— Пепеша, — сказал Забелла. — Хорошие автоматы. Бьют без промашки.

— Так точно, без промашки, — ответил один из автоматчиков.

— И немецкие бьют без промашки, — чуть ли не с гордостью сказал Антс.

У развилки грузовик резко притормозил. Инвалидная коляска проехалась в кузове по соломе и ударилась в борт кузова.

— Спасибо, товарищ капитан, — сказал тот, из пивной.

— Счастливо, — кивнул Франциск.

Грузовик тронулся и стал набирать скорость.

— Поворачивай налево! — приказал Франциск. — Мы должны выйти к Балтрагу точно с остальными. Я думаю, они уже на подходе.

Трехтонка затарахтела по ухабам, и Казимир вдруг остановил ее.

— Радиатор закипел. Долить надо, — сказал он, взял ведро и отправился искать какую-нибудь лужу.

— Вероника! — побарабанил пальцами в заднеее стекло Франциск. — Подойди сюда!

— Говори, я все слышу, — сказала она.

— Сядь рядом, на место Казимира.

Вероника перебралась в кабину.

Забелла не спускал с них глаз.

— Вероника… — сказал Франциск. — Бог создал нас друг для друга: у тебя ни родины, ни семьи, ни друзей и у меня — никого. И ничего. Кроме тебя.

— Что ты хочешь?

Он помолчал. Потом сказал, показав глазами на кузов:

— Ты думаешь, он… Ты веришь ему?

Вероника не ответила. Вышла из кабины, и полезла в кузов.

Вернулся Казимир, залез в кабину и сказал:

— Все в порядке.

Трехтонка набрала скорость. Впереди обозначился крутой спуск.

Казимир нажал на тормоза.

Франциск вдруг ударил его пистолетом в висок.

Трехтонка потеряла управление и покатилась вниз по откосу.

Франциск едва успел выпрыгнуть из кабины, ударился о землю и через минуту встал. Встал на свои здоровые, крепкие ноги.

Трехтонка летела вниз, переворачиваясь в воздухе, из кузова ударом вышибло гроб с Филиппом, чемоданы, сундук и пассажиров.

Сундук развалился, и кирпичи, обыкновенные красные кирпичи посыпались из него на белый глубокий снег сорок седьмого года.

Трехтонка, охваченная пламенем, встала на колеса у самой опушки леса.

Спал, так и не проснувшись, лейтенант Юшка.

В десяти шагах от него, придавленные гробом, скорчились его мать, Антс.

Вероника лежала, обхватив березу.

Забелла зарылся залитой кровью головой в снег. Только его бессмертная шляпа катилась по косогору вниз.

Франциск оглядел заснеженный пустырь, вскинул автомат и дал очередь по снегу, по березам, по обломкам кирпича.