Каникулы строгого режима - Андрей Кивинов

В этом году он представит публике невиданное костюмированное шоу с патриотическим уклоном. Ни много ни мало – историю государства Российского! В прошлый раз были пьеса и концерт в клубе, но это уже не тот масштаб. Душа просила развития! Широты и художественного простора, полета фантазии! (Понравится начальству из управления, глядишь, и неполное служебное снимут, станет легче дышать.) Грандиозное действо пройдет на плацу! А после него – гала-концерт в клубе… Но глубине замыслов, как всегда, мешали раздолбайство и нерадивость исполнителей, а также низкий бюджет мероприятия. Приходилось использовать внутренние лагерные резервы.

– Что там у нас с танком? – обратился председатель комитета к завхозу, сняв очки и оторвав взгляд от плана-портянки.

– Каркас готов, – солидно доложил тот. – С брезентом проблемы. Своего нет, я пытался договориться с воинской частью, но они согласны обменять только на спирт.

– Так найди спирт!

– Легко сказать… Спирт только в Тихомирске достать можно, да и то у бутлегеров, грузинский. По пятьдесят рублей за литр. Деньги нужны.

– Ты мне про деньги говорить будешь?! Ты, тыловик?! Ты с одного нашего магазина дачу себе спроворил!

– С дачей тесть помог… – нахмурился тыловик.

– Ага, рассказывай. Чего ж ты тут делаешь, если у тебя такой тесть? Когда надо, ты все находишь!

– Хорошо, я постараюсь…

– Постарайся! До праздника две недели, а у нас танка нет!..

На самом деле ушлый завхоз уже договорился с начальником воинской части, подогнав ему пару первоклассных дубовых гробов, но почему бы не выжать из ситуации лишнюю копеечку?

Хозяин сделал пометку в плане, потом повернулся к офицеру-вокалисту.

– Что с Петром Первым?

– Петра нашли. Бочкин из первого отряда. Правда, с ним одна проблема.

– Какая?

– Зубы. Только два нормальных. Остальные выбиты или сгнили. Он хоть и под два метра, но не в авторитете. Короче, шепелявит.

– Так пусть в санчасти зубы вставят. Скажи Сорокину.

– Да вы что, Николай Филиппович! В нашей санчасти только вырывать умеют.

– Тьфу, ты! Ладно, напишем ему поменьше текста. – Председатель оргкомитета сделал еще пометку. – Так, теперь главное. Лагерная песня. Текст все выучили?..

– Учат. Кто не выучит, пойдет в карцер. Лично проверю.

– Правильно… Да, вот еще, – хозяин поднялся из-за стола, – среди гостей будут дети. Надо что-нибудь для них тоже придумать. Обязательно. Мысли есть?

– Можно горку построить, – подал идею капитан-художник, – из реек и жести. Пускай катаются.

– Ага! Сейчас! – мгновенно возразил завхоз. – А материалы где брать? Да и не успеем.

– А чего голову зря ломать? – Певец обвел окружающих ласковым взглядом. – Пускай каждый барак подготовит сценку из сказки!

– Мудро, – согласился председатель. – Сегодня же составь список сказок и раздай старшим отрядов. Чтобы репетировали. Так, все, давайте по местам. Вечером собираемся и подводим итоги.

* * *

Этап пробыл в карантине не две недели, как положено, а всего пять дней. Приближался великий праздник, и люди должны были успеть влиться в коллектив. Всех распределили по отрядам. Кольцова по приказу хозяина отправили в первый, к активистам и хозобслуге. Активисты не подчинялись ворам, считаясь помощниками администрации, поэтому мента не трогали. Но и особого расположения к нему не испытывали. Так, пустое место. Зэки других отрядов, помня про запрет положенца, Кольцова тоже не задевали. Разве что так, по мелочи. Поднос в столовой зацепят, якобы нечаянно, стишок веселый прочитают: «Как-то рано поутру мент пропел ку-ка-ре-ку…» Единственным, кто мешал спокойно исправляться и перевоспитываться, был Шаман, не простивший подлого удара ниже пояса. И, как человек мстительный и серьезный, он не упускал возможности порадовать мусорка прекрасной перспективой:

– Готовься, чуха, разминай «булки».[8] Сумрак скоро откинется,[9] вот тогда пощекочем тебе гланды…

Кольцов в дискуссию не вступал – полемика могла опять перерасти в потасовку.

Нельзя сказать, что после встреч с Шаманом он впадал в глубокую депрессию или начинал паниковать, но оптимизма тоже не прибавлялось. Угрозы были вполне реальны. Как он узнал, Сумрак освобождался осенью, если, конечно, снова не сядет. И вряд ли новый положенец возьмет его под покровительство. Непонятно, почему этот взял. А на зоне, как на подводной лодке, спрятаться негде.

В первый же день старший отряда, пятидесятилетний активист по кличке Ракета, поинтересовался у Кольцова, что тот умеет, кроме как выбивать показания у невиновных. Получив честный ответ: «Ничего», положил перед ним лист бумаги и попросил написать автобиографию.

– Почерк хороший. Гляжу, наблатыкался в ментовке… Будешь у меня писарем!

Кольцов не возражал. Лучше писать характеристики, рапорта и заметки в «лагерный листок», чем маяться от безделья на шконке вроде «козлов» – блатных, перековавшихся в активисты, или членов секции дисциплины и порядка, обитавших тут же, в первом отряде. Причем чифирь, спирт и «ширево» последние потребляли ничуть не меньше остальных. Да и вообще, как успел заметить бывший опер, не особо торопились встать на путь перевоспитания и исправления, как требовали циркуляры, посвященные организации СДП. Зачисление в актив помимо относительно легкого житья давало шанс на условно-досрочное освобождение. И по этой причине приспособленцы, плюнув на блатные принципы и понятия, вставали на «козью тропу». Некоторые работяги-мужики, не желающие годами корячиться на тяжелом производстве, тоже принимали новую сучью веру. Лучше быть дневальным, «локальщиком» или завхозом, чем гробы ворочать. Кольцова как активиста на «промку» тоже не отправляли.

Как писал Бродский, недостаток пространства в тюрьме возмещается избытком времени. И с этим Кольцов после двухдневного пребывания в активе не мог не согласиться.

Еще раз вызывал кум. Спросил, что произошло в карантине. Услышав ответ, ткнул пальцем:

– А я ведь предупреждал. Это ты еще легко отделался!..

После чего снова предложил дружбу. И вновь услышал отказ и вежливую просьбу оставить в покое.

– Ладно, коллега. Готовься, раз не хочешь по совести.

Познакомился Кольцов и с хозяином – Николаем Филипповичем. Тот, в отличие от Гладких, обстоятельствами преступления, за которое угодил к ним бывший опер, не интересовался. И даже про свежие фингалы ничего не спросил. Единственное, что его волновало, – умеет ли новичок играть на каком-нибудь музыкальном инструменте, писать стихи или, на худой конец, петь.

– Увы… Могу свистеть в милицейский свисток и сочинять «отказные» материалы. Петь не люблю.

– Жаль, очень жаль, – вздохнул Вышкин. – Таланты нам нужны. Скоро, кстати, «День лагеря», надо посодействовать и обязательно выучить гимн…

– Выучу… Вопрос можно? Я здесь один такой бывший или еще есть?

– Один… Поэтому не подводи, не нарушай режим. Соблюдай распорядок дня. Не позорь, так сказать, органы внутренних дел, будь добр.

«Я-то не нарушу, лишь бы режим меня не нарушал…»

В отряде же Кольцов ни с кем не знакомился и с разговорами не приставал. Блатные традиции активисты особо не соблюдали, поэтому не заставляли мента выполнять черновую работу, например, заправлять шконки или драить парашу. Возможно, узнав, что тот был в Чечне и заработал дырку в животе. Значит, не совсем сука. Суки под пули не лезут. Но в карты сыграть или «шкарабешки» – нарды не предлагали, это даже для активистов западло. Да и не на что менту играть. Денег он с воли не захватил, а чистописанием здесь не заработаешь.

В первую же ночь из его тумбочки пропали дорогая авторучка и несколько конвертов. Ничего ценнее просто не было. Кольцов сделал вывод, что закон «не тырь у своих» здесь популярностью не пользуется. Хотя к нему, возможно, это не относилось. Кому он свой? Никакого расследования, само собой, бывший опер не проводил.

* * *

– Хозяйка, из таких досок даже гроб не сколотишь. Только на дрова годятся.

Бригадир плотников подцепил гвоздодером верхнюю доску и перевернул тыльной стороной.

– Сплошной горбыль. Да еще и сырые, видать, под дождем лежали. За месяц сгниют, ежели не просушить.

Зинаида Андреевна недоверчиво пощупала доску, потом зачем-то понюхала пальцы.

– Что, все такие? – недобро прищурилась она.

– Ну, может, есть пара нормальных. А остальное – беда полная. Где вы такие взять умудрились?

– На базе, – сквозь зубы процедила Зинаида Андреевна. – Ну, скотина…

Реплика относилась к директору базы стройматериалов. Рыло свиное… Что ж он творит? Ладно бы у буржуев воровал, так ведь у детей!

От праведного гнева Зинаида Андреевна с хрустом сжала кулаки. Она с таким трудом выбила из администрации несчастную копейку на ремонт клуба, можно сказать, из глотки вырвала, и на тебе! Горбыль! Хотя на базе лично выбрала хорошие доски, договорилась за две бутылки с водителем шаланды, чтобы привез. А вот проконтролировать доставку не смогла – других дел было невпроворот. И эти подлецы тут же воспользовались моментом!..