Конан храбрый - Роланд Грин

Женщина вспыхнула. "Все , что его гостеприимсто может позволить."

"Я не надолго." Не дольше, чем требовалось, чтобы поместить пластинки брони под одежду и запрятать кинжалы в самых неожиданных местах.

"Мишрак лежит в секторе Шорников," сказала женщина, когда она вела его к вротам. Циммерианец был на голову с лишним выше , однако поспевать за ней было не простым делом. Может это кровь горцев дает о себе знать?"

В секторе Бондарей Конан начал поворачивать на юг.

"Капитан, сектор Шорников находится на севере."

"Можно подумать, что ты местная."

"Каждый, кто думает, должен знать, что чужой может получить достаточно знаний , если имеет хорошего учителя."

"Тогда научи меня тому, что ты знаешь," ухмыльнулся Конан. Сектор Шорников действительно находился к северу. Но он хотел провести женщину кружным путем, где трудно было устроить засаду или слежку.

Если она не хочет идти его дорогой, ему остается только следовать за ней. В противном случае он разгневует ее, потеряет ее покровительство, подведет Мишрака и рискует навлечь на себя гнев, страшней которого в Туране мог быть только гнев Короля Илдица.

Кроме того, засаду легче было устроить в крысиных закоулках самого сектора. Конан доверял своей сабле и щиткам, которые делали засаду неблагодарным делом для каждого, кто в ней примет участие, начиная с самой женщины.

"Подожди", сказала женщина. Она приподняла вуаль и попила из фонтана, затем направилась к ближайшей аллее.

где Конан вынужден был пригибаться. Конан шел на три шага сзади с правой стороны, держа руку на рукоядке сабли. Глаза и уши обшаривали пространство в поисках врагов, встречая лишь шум пятидесяти шорных магазинов. Превращение кожи, дерева, металла в седла слилось в один гул. Крики мастеров на своих помощников - в другой.

Еще один поворот. Сейчас Конан имел хорошую возможность разглядеть кинжал женщины. Головка эфеса представляла собой покрытое серебром железное яблоко, двойные усики, расположенные под правильными углами друг к другу. Он решил попросить женщину продемонстрировать ему использование кинжала, если этого позволят законы и обычаи стали.

Они прошли примерно сорок шагов от последнего поворота, когда из левой аллеи и правого окна выскочили атакующие.

Конан насчитал шестерых, когда сабля влетела в его руку. Одним нападавшим был сбежавший из Красного Сокола охранник. Достаточно странно, чтобы быть предельно внимательным, если только женщина не проявит себя лучше, чем в ту ночь. Казалось она была поражена трахом, видя трех приближающихся противника.

По крайней мере она не враг, хоть и слабый союзник. Конан несколько сократил неравенство в силах, насадив на шпагу последнего, выпрыгнувшего из окна. Воин приземлился дальше и тверже , чем он планировал, оказавшись на четвереньках. Ботинок Циммерийца ударил его в живот. Он взлетел как собака и сбил с ног товарища. Второй поднимался, когда Циммерианский меч рассек его череп от макушки до носа.

Крики боли заплясали по камням. Охранник отклонился назад, брызгая кровью из невидящих глаз. Кровь стекала и с кинжала женщины. Конан ухмыльнулся, осознав ее хитрость. Она изобразила испуг, чтобы подпустить врагов поближе. У нее было два гораздо более подвижных лезвия против трех.

Еще двое замаячили в аллее. Слева женщину охраняла стена, спереди наступали двое. Свежие спешили напасть на нее справа. Конан смотрел на последнего из окна.

Принимая во внимание размеры соперника, Конан нанес высоко отвлекающий удар, парировал щитком ответный удар, и затем повторил маневр. Второй удар разорвал противнику шею. Его голова, наполовину отрубленная, бессильно свалилась на плечи, и он рухнул на своих товарищей обильно поливая их кровью.

Они имели крепкие нервы - отбросили тело, не нарушив своего порядка. Этого оказалось достаточно, чтобы меч Конана обрушился как топор палача. Боец справа раскрыл рот, его боевая рука безвольно повисла, истекая кровью. Конан освободил меч перепрыгнул на свободное от тел место.

Конан приземлился на четыре точки. Над его головой проствистел нож противника справа. Его собственный обрубил правую ногу нападавшего чуть ниже колена. Воин замахнулся еще раз и опрокинулся.

Несколько освободившись, Конан вспомнил о женщине. Она вряд ли нуждалась в помощи. Один сидел с перерезанным горлом, прислонившись к стене и прижав ладонь к ране. Скоро его рука разжалась, глаза закатились.

Женщина больше не использовала кинжал, как оружие. Вместо этого она превратила его в невидимую, мягко движущуюся броню, ловящую каждый выпад. Ее противник носил латы, поэтому ее удары не задевали плоть, а лишь царапали щитки.

"Это мой!" закричала она с такой жестокостью, будто Конан был ее врагом.

"Пожалуйста", ответил Конан. Такая доблесть заслуживала больше, чем просто поклона. Как и эти острые , смертельно свистящие лезвия.

Женщина отступила назад, освободив свой кинжал и саблю противника. Несомненно она ожидала атаки. Вместо этого он развернулся и нырнул в аллею. Через мгновение от него остались только топот сапог.

"О, боже, женщина! Зачем ты это сделала? Ты думаешь он сделал достаточно для тебя?"

"Я так не думаю. Однако у нас еще есть время исправить положение, если ты не возражаешь"

"Преледовать по этой чаще человека, который здесь родился? Каждый раз, когда ты открываешь рот, разума у тебя становится все меньше и меньше!"

"Если ты боишся-"Она взлянула в лицо Конана, будто и только что не попала в засаду. "Прости меня. Правда. Я просто хотела дать ему возможность доблестно умереть, а не разделывать его, как борова."

"Оставь свои представления о чести, если ты хочешь долго жить в Туране. Мишрак скажет тебе тоже самое, если ты не послушаешь меня."

"Он говорил. Но - Мастер Баратрес хорошо учил меня. Уважение к нему, старые привычки - все это заставляет меня думать о чести, когда этого не нужно делать." Первый раз улыбка озарила ее лицо. " Ты и сам не так свободен от чести. В противном случае почему ты встал на мою торону в таверне?"

"Я ненавижу, чтобы мне портили мою спокойную вечернюю попойку. Кроме того, я встал на твою сторону только тогда, когда увидел, что Моти слишком боится того лордлинговского родственничка, чтобы поднять хоть палец против него. Первый раз я вынужден был драться в Красном Соколе. Если он не последний , Моти заплатит мне больше, чем в ту ночь!"

"Чем он расплатился с тобой, если ты не считаешь это секретом для меня?"

Ни одной женщине не нравится слушать о подвигах мужчины в чужой постели. Постижение этого правила едва не стоило Конану его мужественности. "Он заплатил достаточно, но я предпочел рассказать об этом, после того как мы оставим несколько улиц между нами и нашими последними друзьями. Человек, которому ты позволила сбежать, может позвать на помощь."