Золотко - Ирина Ваганова

– Стасик, оставь ребёнка в покое, – весело пропела тётя Лиса, вернувшись с кухни, – потом нарисует и пришлёт в письме. Правда, детка?

Ника закивала, а тётушка продолжила:

– Критическое отношение к себе – это хорошо. Не хочет оставлять на память неудачные, на её взгляд, работы.

Папа хмурился, ему бы в одиннадцать лет и в голову не пришло отказать в просьбе тёте Лисе. Он даже хотел потихоньку от дочери вытащить из папки «Медного всадника», но тётушка, хорошо зная своего племянника, остановила его:

– У девочки есть причины, даже если они никому не известны. Давай уважать её решение. Да, вот что. Съездите к Нонне. Огорчится, узнав, что ты побывал здесь и не навестил её. Никины работы покажи, Нонна реставратор, рисунок изучала.

– Даже не знаю, стоит ли? Не виделись с детства и не переписывались.

– Дело твоё, – старушка ненадолго задумалась, потом спросила: – До сих пор неловко, что ты пренебрёг ей? Все ждали вашего союза. Понимаю, она у нас пышка…

– Тётя Лиса!

– Нонна вышла замуж два года назад. Встретила какого-то проходимца. Фотограф. Видимо, счастлива… Можешь чувство вины позабыть.

– Думаешь, Нонна как посторонний человек объективно оценит способности Вероники?

– Вот уже и посторонний! Ай-яй-яй, Стасик! Такие были друзья: водой не разольёшь! Неужели не любопытно повидаться? За столько дней и не позвонил даже. Совсем забыл.

– Как я мог забыть? Мы с Никушей все наши с Нонной заветные места обошли, я дочери об архитектуре Питера столько рассказал, ни в одном справочнике не прочитаешь. Даже удивительно, как хорошо Нонкины лекции помню.

– Вот и славно! Навести, доченькой похвастай!

Станислав Андреевич, следуя совету тётушки, приехал с дочерью в реставрационную мастерскую, где работала племянница дяди Юры Нонна. Вошли в огромное светлое помещение, ужасно загромождённое. Кроме Нонны там ещё были люди. Вероника разглядела старичка, двух девушек, парня и мужчину.

– Извини, что здесь тебя встречаю, – говорила миловидная русоволосая женщина, – сроки поджимают, в буквальном смысле днюем и ночуем в студии. Какая девочка! Глаза синющие, папкины. Как я хотела дочурку с такими василёчками!

Нонна обняла Нику, прижав её к себе, поцеловала макушку. Девочка растерялась, она не привыкла к объятиям. Конечно, мама частенько целовала в щёчку, и папа приобнимал за плечи, но чтобы так, как Нонна, всем мягким телом…

– Смущается. Какая милая, – продолжила Нонна, – не красней, ты мне племянница двоюродная. Какие-никакие, а родственники. Пойдём чаю выпьем. Тортик захватили! Удивительно! Стасик, помнишь мои пристрастия.

Они прошли в смежную комнату, где хозяева устроили место для чаепития. И здесь мольберты, пустые рамы, банки с непонятными надписями создавали впечатление вселенского беспорядка, много чего громоздилось на стеллажах. Нонна включила электрический чайник, приготовила чашки, тарелочки, пакетики с чаем.

– Какие вы молодцы, навестили тётю Лису! Она тоскует, плачет. Как зайду к ней, наслушаюсь жалоб – голова болит. Ваш приезд её взбодрил, звонила мне, хвасталась, Веронику нахваливала. Ты рисуешь? – повернулась она к Нике.

– Рисует, – ответил за Нику папа. Он разрезал торт и поместил по кусочку на тарелки. – Хочешь посмотреть?

– Разрешаешь? – спросила племянницу Нонна. Вероника достала из пакета папку с рисунками, женщина разложила их на тумбе. – Здания тебе неинтересно рисовать, это сразу видно. «Медный всадник» хорош, скульптуры тоже, но…

– Скучно?

– Н-да, формально как-то… есть что-нибудь нездешнее?

– Она, как только нарисует, сразу отдаёт! – Огорчённый голос папы выдал его волнение. – Я и половины её работ не видел.

– Нарисуй, пожалуйста, сейчас. – Нонна подвела девочку к мольберту, закрепила лист, предложила карандаши, мелки, кисти…

– Можно карандашами? – спросила девочка. – Что рисовать?

– Самое любимое.

Вероника принялась за работу, папа с Нонной пили чай и беседовали. Темы прыгали из настоящего в прошлое и обратно. Друзья детства вспоминали общих знакомых, Нонна делилась своими планами. Она мечтает жить в США. Были там с мужем, он много фотографировал, размещал работы в журналах. Супруги не всё смогли увидеть, что хотели. Их ждали заповедник Гамильтон, национальный парк Теодора Рузвельта, Долина огня в Неваде, река Колорадо в Аризоне. Единственное, что держит женщину в Питере, – это необходимость заботиться о тёте Лисе.

– С нами она, само собой, не поедет, да и вообще, не одобряет моего любопытства к путешествиям.

– А твои не будут скучать?

– Скайп на что? Теперь общаться можно сквозь тысячи километров. Мы в одном городе живём, а видимся раза три в год. Всё по телефону. Ладно, хватит обо мне. О себе расскажи.

Станислав Андреевич говорил в основном о Нике. Какие у дочки успехи в спорте, как она с мамой съездила в Испанию, как вместе делают уроки. Нонна слушала, улыбалась и поглядывала на мольберт.

В комнату забегали реставраторы, тоже наливали чайку и угощались тортом. Старичок, оказавшийся начальником, напомнил всем о срочной работе, строгим взглядом смерил Станислава Андреевича, но отвлёкся на Веронику.

– Новая сотрудница? Хорошо, молодец. Продолжай. – Постоял, рассматривая изображённых Никой бегунью с собачкой, и ткнул пальцем в рисунок. – Я бы чуть больше руку в локте согнул. Мордочка хороша, весёлая. Молодец, продолжай.

Начальник удалился, позванивая ложечкой в стакане. Нонна с Никиным папой подошли к мольберту.

– Похвалил? – уточнил папа.

– Сам видишь, девочка способная, – задумчиво откликнулась Нонна.

Станислав Андреевич настаивал на оценке:

– Скажи, чего тут особенного? Рисунок как рисунок, я сам так смогу.

– Дети редко рисуют людей. Посмотри, пропорции выдержаны, передана динамика.

– Про локоть ваш старик сказал.

– Да, бежит ногами быстрее, чем руками.

Нонна обратилась к племяннице:

– Кто тебя учил?

Ника пожала плечами.

– Папа к своему другу водил, когда маленькая была. В детском саду много рисовала и в школе на уроках.

– Одарённая у тебя девочка, Стасик, надо искать хорошую студию.

Станислав Андреевич подмигнул дочери:

– С этим успеется, сейчас гимнастика на уме. Извини, Нонночка, мы тебя основательно отвлекли, начальство точит недовольство.

– Да, была бы счастлива поболтать с вами, но не успеваем с заказом, каждая минута на счету!

– Золотко, нам пора, – сказал папа Веронике.

– Я не раскрасила.

– Оставь рисунок здесь. – Нонна взяла лист с бегуньей и убрала в свою папку. – Приедешь в следующий раз, раскрасишь. Давай прощаться, юное дарование!

Женщина, смеясь, обняла Нику, даже приподняла её немного.

– Лёгонькая какая! Не кормите ребёнка!

Веронике было уютно в тётиных объятиях, она с сожалением отстранилась от Нонны.

– Можно, я осенью приеду, в каникулы?

– Если тебя на сборы не отправят, ты человек подневольный, – грустно заметил папа.

– Знаете что! – Нонна остановила гостей у самого выхода. – Мои не простят, если внучку двоюродную не покажу! Да и тебя, Стасик, рады будут увидеть. Сможете заехать к ним завтра часиков в шесть? Помнишь, где я раньше жила?

– Помню.

– Приезжайте, я предупрежу. Сама тоже постараюсь освободиться.

– Удобно ли? – сомневался Станислав Андреевич.

– Там у папы мастерская в моей бывшей комнатке. Кое-какие работы есть. – Нонна обернулась к Нике: – Тебя интересует мастерская питерского художника?

Вероника бросила взгляд на папу. Нонна засмеялась:

– Соглашайся! Редко кому позволено побывать там!

– Хорошо, – кивнул Станислав Андреевич, – будем, но ты, пожалуйста, приезжай. Я и раньше-то твоего отца побаивался, а теперь столько лет прошло! Он забыл меня, наверное.

– Договорились! До завтра! Пока, племяшка! Не дают тебе родители развивать художественный талант, подневольный человек!

Девочка размышляла над словами Нонны, пока ехали в метро. Что значит подневольный человек? С малых лет Вероника слышала о своей спортивной одарённости, привыкла к многочасовым тренировкам, к особому режиму. Рассуждать не приходилось, раз данные есть, она обязана их развивать и добиваться высоких результатов. Теперь выясняется, что есть и другие способности. Их не надо развивать? Ника не могла вместо спортивных сборов поехать в Питер. Найти время для Дома творчества в жёстком графике тренировок тоже не получится. Как сказал папа? Успеется? Сначала соревнования, сборная страны, медали, а после, когда-нибудь…

– О чём задумалась? – тормошил её отец.

– Я не разучусь рисовать?

Папа молчал. Сам спросил и молчит, Ника продолжила:

– Если не тренироваться, уже не сможешь сесть на шпагат или крутить сальто. А если не рисовать?