Персефона - Катерина Скобелева

– Конечно, конечно! – замахала руками Ангелина Львовна. – Вам нужно идти!

Она проводила Рыжика до двери, чуть ли не подталкивая ее, так что гостья едва не споткнулась снова о залежи обуви. Рыжик даже не рассчитывала, что удастся так легко сбежать.

Она торопливо зашагала по дорожке, спиной чувствуя, что Ангелина Львовна смотрит ей вслед. «Это все полная чушь, – твердила себе Рыжик. – Просто тетенька начиталась всех тех книжек по эзотерике и магии, которые стоят у нее на полках. Одиночество не всегда способствует правильной переработке информации. Если в голове один винтик заезжает за другой, вся эта плохо переваренная продукция выплескивается на окружающих в совершенно искаженном виде – причем совершенно не важно, на кого именно. На моем месте мог быть кто угодно. Короче, не будем обращать внимания».

На этом Рыжик постаралась обрубить все нити мыслей о странной соседке и ее туманных и не слишком оптимистичных предсказаниях. Она ведь обещала себе, что отныне будет думать только о хорошем. В конце концов, можно хоть за городом отдохнуть от негативных эмоций? Поэтому – все! Хватит на сегодня.

Правда, оглянувшись, Рыжик обнаружила, что Ангелина Львовна все еще стоит на крыльце и смотрит ей вслед. Но стоило сделать несколько шагов, как прорицательница скрылась за кустами. И Рыжик вздохнула спокойно.

***

Когда она подошла к собственному коттеджу, на землю упали первые капли дождя. На подставленную ладонь тоже приземлились три-четыре прозрачные росинки. Еще несколько запутались в волосах.

Темный дом встречал хозяйку неприветливым равнодушием. Сверкнула молния – Рыжик увидела ее отражение в черных глазницах окон на втором этаже.

Калитка отворилась с недовольным скрипом. Рыжик торопливо прошла по дорожке, поднялась на крыльцо, а капли дождя зашебуршали по траве и листьям яблонь уже совсем уверенно, по-хозяйски забарабанили по крыше, будто на слух подбирали какой-то замысловатый мотив на расстроенном рояле.

Дверь в дом была открыта нараспашку – какое гостеприимство! Только отчего-то заходить Рыжику совсем не хотелось. Она постояла еще чуть-чуть на ступенях, укрытая от дождя широким деревянным навесом, но потом все-таки вошла и закрыла дверь за собой.

Волосы были мокрыми, тоненькую маечку тоже нельзя было назвать идеально сухой, так что пришлось идти переодеваться, а потом заняться поисками фена.

Даша лежала на диванчике, погруженная в чтение и музыку. Сквозь наушники плеера доносились какие-то нечленораздельные звуки, гул и смутный грохот. Рыжик не стала ее тревожить – они только кивнули друг другу – и ушла к себе, совершенно позабыв сделать сестренке выговор за то, что не закрывает дверь, оставаясь в доме одна.

В комнате было душно, она захотела открыть окно, и тут же пожалела об этом, потому что навстречу рванулся мокрый порыв ветра. Оконная створка вырвалась и захлопала крылом, как испуганная птица. Рыжик поймала ее, отмахиваясь от взбесившейся занавески, и водворила в прежнее положение, задвинув щеколду.

По стеклу струились недолговечные арабески дождя, а грозовой ветер с показной яростью рвал ветви яблонь, садистски выворачивая им суставы, так что слышались хрусты и стоны, и вымокшие листья всполошенно шушукались.

Рыжик неподвижно смотрела на сухое дерево у ограды, ставшее еще более похожим на серого съежившегося паука, которого плюс ко всему окатили ледяной водой из ушата.

Она видела перед собой неряшливую кухоньку и соседку в балахонистом одеянии. Теперь эта женщина сидит все на том же шатком табурете и пьет чай одна. Бормочет себе под нос недосказанные слова, точно так же смотрит на грозовое июньское небо и деревья за немытым окном, пытаясь отогнать одиночество.

На кухне по-прежнему горит свет, и на столе стоит вторая чашка. И вторая вазочка для варенья, пустая. Но рядом – никого.

Даже телевизора.

«Однажды я тоже начну сходить с ума, – подумала Рыжик. – Медленно-медленно. Когда останусь одна. А может быть, я уже начала…»

Стрелки серебристого будильника переползли поближе к половине десятого, и Рыжик почувствовала, что устала и хочет спать – точнее, не хочет, а уже засыпает. Надо только закрыть дверь на замок… И проверить окна… А потом в душ – и баиньки…

Рыжик зевнула и отправилась выполнять поставленную задачу.

Дом настороженно молчал, прислушиваясь к ее шагам. Прежде чем запирать дверь, Рыжик быстро выглянула: ей почему-то показалось, что в саду кто-то есть. Конечно же, она ошиблась.

Досадуя на этот порыв, Рыжик уныло протопала на кухню, зачем-то налила себе в кружку холодной воды из чайника, отпила глоток и вылила остатки в раковину. Ей хотелось зайти к Даше и поговорить о чем-нибудь. Сестренка будет рассеянно кивать, то и дело поглядывая в книжку… Но Рыжик так и не придумала, о чем затеять беседу.

Из кухни путь в маленькую гостиную с камином. Здесь было бы очень уютно, если бы в очаге пылал огонь. Надо бы достать где-нибудь поленья, а так даже кочерга, чтобы ворошить тлеющие угли, в подвале найдется. Пора превращать этот пустой холодный дом в нормальное жилище.

Придерживая рукой занавеску, Рыжик осторожно выглянула в окно. Отсюда был виден кусочек участка, принадлежащий Карине Аркадьевне. Он был очень ухоженным до того, как мать Артема перестала появляться здесь. А теперь кроны яблонь темным сводом нависли над зарослями сорной травы – синие сумерки придали странный голубоватый оттенок гроздьям листьев и сплетению ветвей, – дорожка к дому заросла, вдоль забора между двумя владениями обосновалась исполинская крапива.

Что творится на той стороне дома? Царит ли там такое же запустение?

Рыжик барабанила пальцами по стеклу, в такт дождевым каплям. «Это становится дурной привычкой! – она поймала себя на том, что не первый раз за день бессмысленно пялится в окно, застыв на месте. – Интересно, как я выгляжу, если смотреть снаружи? Бледным привидением, забытым в покинутом доме?»

Что делают призраки, когда остаются одни? Должно быть, вот так стоят возле окон и дверей и ждут: вдруг кто-то вернется. И годы проходят, а тоска все тянется и тянется серой ниткой из клубка – и нет ей конца.

Рыжик вдруг почувствовала себя замурованной внутри этого дома, который так и не признал ее своей хозяйкой. В изоляции, но не в безопасности: будто сюда, как в зачарованное царство, может проникнуть кто угодно, сквозь закрытые двери и окна, вот только она сама выйти не сможет. А этот «кто угодно» уже где-то рядом и тихонько стучится в двери под аккомпанемент дождя: «Слышишь, Валентина? Я здесь. Тебе только кажется, что ты от меня отгородилась».

Рыжик тряхнула головой, отгоняя наваждение, но тоскливое чувство незащищенности никуда не исчезло.

В окно бился настырный дождь: неважно, что ты по другую сторону стекла, в теплой и светлой комнате… это неважно… ты ведь знаешь, достаточно сделать одно движение, легонько подтолкнуть створку – и грань между нашими мирами развеется прахом на ветру… сырость заползет тебе под одежду, будет ласкать белую-белую кожу… Ты дрожишь, Рыжик? Ты ведь знаешь, что я уже здесь? Одно движение… один шаг… ну же…

Рыжик отшатнулась от окна, и занавеска, заскрежетав кольцами по карнизу, задернулась. Рыжику показалось, что там, под деревьями, в синей непроглядной тени, шевелятся сгустки тьмы… и кто-то смотрит на нее.

Она знала, что на самом деле никого там нет. И все равно была рада, что позвонила в Москву и скоро приедет сестра с мужем. В доме будет много людей, и повседневный человеческий шум спугнет эти смутные страхи, глупые страхи.

Глупые?

Впрочем, нет, нет, лучше не думать об этом вообще. Спать. Надо спать. Уже пора. Двери заперты, окна закрыты. По крыше – дождь, и подозрительные личности не бродят по чужим садам в такую погоду.

Потом она долго стояла в душе под струями обжигающе-горячей воды. Пар заполнил ванную, стер отражение в запотевшем зеркале… отражение… отражение… Рыжик стряхнула с себя воспоминание, точно мерзкое насекомое. Даже не успела понять, о чем оно. Но догадывалась – о ком.

Она знала, что память еще не раз услужливо подсунет ей напоминание об Артеме, но подыгрывать и проигрывать ей не хотела. Это будет долгий бой. И, возможно, победа достанется благословенному забвению.

Иногда, краем глаза наблюдая, как Даша смотрит очередной боевичок, и невольно прислушиваясь к скупым диалогам (Дашенька, юная поклонница разных «стрелялок» и «взрывалок», всегда врубала звук на полную мощность), Рыжик завидовала героям, которых сценаристы заставляли страдать от амнезии. И удивлялась, почему все они настойчиво желают выпытать у кого-нибудь тайны своего прошлого. В основном неприглядные и опасные.

В отличие от этих странных типов, она с удовольствием забыла бы некоторые подробности своей не особенно интересной биографии, хотя тайн у нее было намного меньше, тем более – неприглядных и опасных. Впрочем…