Курьер - Карен Георгиевич Шахназаров

— Я вам рукопись привез. — Я протянул ему конверт.

Воробьев посмотрел на него, но в руки не взял и, посторонившись, пригласил меня зайти. Сам двинулся вперед, бормоча под нос:

— Соседи-дьяволы открыть не могут. Знают ведь, подлецы, что я в ночь работал…

Мы зашли в небольшую, почти пустую комнату. В центре ее стоял стол, в углу тахта с разобранной постелью, рядом с ней холодильник. Сергей Степанович предложил мне сесть, а сам вскрыл конверт, быстро пробежал глазами письмо от редакции. Некоторое время он в раздумье прохаживался по комнате, потом взял со стола рукопись, которую перед тем положил туда, и сунул ее мне под нос.

— А ты сам читал это? — спросил он с вызовом.

— Нет, не читал, — ответил я.

— Как? Ты не читал? — искренне удивился Воробьев.

— Не читал, — повторил я.

Сергей Степанович с досадой бросил рукопись на стол и сказал:

— Это очень хороший рассказ.

— Не знаю, — пожал я плечами.

— Ты не знаешь, а я знаю! — вскипел Сергей Степанович. — И говорю тебе, что рассказ просто замечательный.

— Ну, может быть, он и замечательный, но печатать его у нас не будут, — сказал я.

— Это потому, что у вас в редакции работают некомпетентные люди, — важно произнес Сергей Степанович и добавил: — И ты тоже некомпетентный человек. Поначалу ты произвел на меня неплохое впечатление, но теперь я вижу ясно, что ты абсолютно некомпетентен.

— Тогда я лучше пойду, — сказал я, чутьем угадав, что здесь можно застрять надолго, и рассчитывая воспользоваться удобным предлогом, чтобы поскорей улизнуть.

— Нет, подожди, — остановил меня Сергей Степанович. — Ты что же, обиделся, что ли? Ты это брось. Я пошутил. Давай-ка я лучше тебе расскажу про этот рассказ. Давай?

— Да нет, мне идти надо.

— Ну, полчасика, а? Я тебя прошу.

Его глаза сделались такими печальными, что мое чувствительное сердце дрогнуло и я вернулся за стол. Тогда Сергей Степанович начал суетиться. Достал из холодильника бутылку вина, поставил на стол рюмки и закуску.

— Хлопнем по одной? — предложил он.

— На работе не пью.

— Чуть-чуть?..

Мы хлопнули чуть-чуть, по рюмке. Сергей Степанович захрумкал огурцом, потом, откинувшись на спинку стула, сказал:

— Ты вот не знаешь, про что рассказ, а я тебе сейчас скажу. — Он сделал интригующую паузу, завел глаза к потолку, вернул их на место и продолжал: — Там, понимаешь, такая история, что на земле наступает новый ледниковый период. Слышал, наверное, было у нас однажды такое дело?

— Слышал, — сказал я.

— Так вот… Наступает этот самый период, и такой холод начинается… Ну, просто собачий!.. Понятно?

— Понятно.

— И это, в общем, катастрофа… Потому что холодно… Просто очень холодно. И никто не знает, что делать. Конечно, предлагаются разные проекты спасения: выдать населению по цистерне водки, запустить искусственное солнце, с помощью мощных ракет перевести Землю на другую орбиту и так далее. ООН заседает круглосуточно, рассматривает все проекты и отвергает их один за другим. Вдруг неизвестно откуда появляется некий старикашка, показывает книгу, изданную пятьдесят лет назад, и говорит: так, мол, и так, вот в этой книге я полвека назад предсказал это ужасное похолодание. Все, конечно, хватаются за голову: дескать, как же мы раньше эту книжонку не читали? — и в признание старикашкиных заслуг решают выдать ему Нобелевскую премию. Старикашка, разумеется, очень доволен и уже прикидывает в голове подарки, которые он купит внукам, как вдруг встает один делегат и говорит: «Этому старикану не то что премию давать, ему башку оторвать мало за его предсказание. Это он накаркал нам ледниковый период. Он во всем виноват!» Тут общественное мнение круто изменяется, и всеобщим голосованием постановляется оторвать старикану голову… И оторвали… — Сергей Степанович задумался, почесал ладонью лоб и сказал: — Рассказ в общем-то действительно дерьмовый…

— А я что вам говорил? — обрадовался я. Воробьев строго взглянул на меня,

— Напечатать-то его все равно могли. Не подходит им, видите ли… А я, между прочим, три дня на него ухлопал!

— Да вы зря переживаете, — стал я его успокаивать. — Если бы рассказ был хороший, тогда, конечно, обидно… А если дерьмовый — так наплевать на него!

— Да, конечно, — согласился Сергей Степанович. — Мне просто деньги очень нужны. Вот я и решил рассказ написать. Сперва я хотел какую-нибудь научную статейку набросать — это мне ближе. Но потом узнал, что за художественную прозу платят больше. — Он вздохнул, налил себе еще рюмку, но не выпил и продолжал: — Ты только не подумай, пожалуйста, что я рвач или хапуга. Здесь совсем не то. Я в такси работаю, зарабатываю достаточно — на жизнь хватает…

Он сделал паузу, а потом вдруг, резко наклонившись над столом, приблизил свое лицо ко мне, будто хотел сообщить нечто таинственное. Но в это мгновение дверь в комнату отворилась и в проеме показалась взлохмаченная голова мужчины. Сергей Степанович, отпрянув от меня, столь сурово посмотрел на голову, что любое более ранимое существо непременно смутилось бы под взглядом его прищуренных глаз. Однако голова, видимо, не отличавшаяся особой сентиментальностью, ничуть не растерялась и дружелюбно проговорила:

— Серега, одолжи трояк до субботы.

— Вон! Пошел вон! — закричал Сергей Степанович. — Я же тебя предупреждал по-хорошему!.. Убирайся! Вон!

Голова выслушала эти гневные слова с невозмутимостью индейского вождя и, когда Сергей Степанович замолчал, чтобы перевести дух, обратилась ко мне:

— Молодой человек, три рубля не одолжите?

Сергей Степанович пулей метнулся к двери с явным намерением причинить голове физический ущерб. Но ее обладатель оказался проворней и захлопнул дверь перед самым его носом.

— Видал, каков? — с негодованием произнес Сергей Степанович.

— Это кто ж такой? — поинтересовался я.

— Синицын, сосед, — сказал Сергей Степанович, возвращаясь на место. — За стенкой живет. Такой, понимаешь ли, подлец. Жокеем на ипподроме работает… То есть говорит, что жокеем, а по-моему, врет. По-моему, просто тунеядец!..

Он с досадой махнул рукой, как бы желая отделаться от неприятного воспоминания, но шорох за дверью заставил его вновь насторожиться.

— Ну, хватит!.. — Стукнул ладонью по столу Сергей Степанович и стремительно выбежал из комнаты.

Я подошел к окну. Тучи сплошной серой массой висели над городом. Казалось, их можно достать