Золотая чума - Алексей Баскаков

— Браток, давай так. Ты меня прикрывай, а я двинусь, — сказал он и, пригнувшись, бросился вперед. Снова раздался треск автомата. Кот пальнул пару раз в окно дома, в котором сверкал огонь. Игорь залег шагах в двадцати. До дома оставалось примерно столько же.

— Эй! Прикрывай! — заорал Кот и бросился вперед.

Автоматная очередь опоздала. Тот, в доме, не успел прицелиться, и пули ушли в молоко. Кот бухнулся рядом с Игорем, причем неудачно — угодил в лужу и теперь чувствовал, как одежду пропитывает противная холодная влага.

— Эй, паренек, ты слышишь?

— Слышу.

— Этот, в доме, без ума стреляет. У него сейчас диск должен кончиться. Я поднимусь, он по мне шмальнет, я рвану за угол дома, а когда у него патроны выйдут, ты гони к двери. Готов?

— Есть!

Игорь поднялся и, уже не пригибаясь, понесся вверх по склону. Тут же по нему врезали очередью. Но тут же автомат и заткнулся. Мысль, как всегда в бою, работала со скоростью света. Чтобы переменить диск ППШ, нужно три секунды. Двадцать один, двадцать два, двадцать три… Автомат продолжал молчать. Видно, в доме засел человек, который науку владеть оружием усваивал не в окопах, где секундная заминка — цена жизни. Двадцать пять, двадцать шесть… Автомат снова плюнул огнем. Но к этому времени Кот находился уже в мертвой зоне. Он прижался к стене дома. Справа было окно, из которого вели огонь. Слева — дверь.

«Гранату бы сюда», — подумал Леха с сожалением.

И тут где-то на другой стороне дома послышался звук разбитого стекла. Снова раздалась автоматная очередь. Кот тут же рванул дверь. К счастью, она оказалась незапертой. Леха кинулся вниз, перекатился — и влепил из карабина в мужика, который наводил на него автомат. Тут же над ухом грянул револьверный выстрел. Это стрелял еще один, находящийся в доме. Рывком поднявшись на ноги, Кот ударил его прикладом в висок. Тот свалился без звука. Теперь оставалось оглядеть поле боя.

В хибаре, где за признаки цивилизации могли бы сойти две кровати, покрытые засаленными ватниками, и стол, уставленный бутылками и заваленный объедками, — валялись два трупа. Но о них потом. Где Игорь? Кот услышал стоны, выскочил из дома, обежал его вокруг и увидел своего напарника. Тот лежал на земле и корчился в луже крови. Видимо, тот револьверный выстрел даром не прошел. Надо же, выпущенная пуля попала в шею! И, видимо, перебила артерию. Кровь хлестала фонтаном.

— Браток, это ты? — прохрипел Игорь. — Подойди ко мне…

Кот подошел к умирающему — рана на шее была смертельной, и ничего здесь поделать уже было нельзя.

— Ты не парься, мы сейчас тебя доставим в больницу.

— Брось болтать. Какая больница? Я свое по жизни отпрыгал. Ты — слушай. Ты ведь не из них… Ты к ним случаем попал… Я-то в плену очутился в сорок третьем. Потом в лагере. Потом… Злой был на всех, вот и попал к этим… А потом увяз. Но ты, парень, уходи от них. Это — волки. Это… враги. Враги Родины…

И тут Кот сделал, может быть, неправильный ход. Но иначе он не мог. Леха наклонился и прошептал:

— Я от наших.

Лицо умирающего вдруг озарилось счастливой улыбкой.

— Наши… Все-таки они пришли… Наконец… — Тут Игорь замолчал навсегда.

Кот вернулся в дом и осмотрел комнату. Два трупа и множество пустых бутылок. Один из мертвецов был очень толстым и, видимо, сильным человеком с редкими русыми волосами. От него сильно пахло потом. Рядом лежала коротко стриженая женщина лет эдак сорока с грубым, почти мужским лицом. Комплекции она была тоже не слабой. Такие на стадионах рвут рекорды в толкании ядра. Кот осторожно приблизился к двери. Как бы свои не подстрелили. И тут же усмехнулся. Свои? Ну а что? Если лежишь с человеком на одной линии огня — значит, он свой. Несмотря на то, что, может быть, через час тебе придется сражаться уже с ним. Но пока что — свой.

Кот осторожно высунулся из-за двери.

— Эй! Геннадий Сергеевич! Это я, Леха! Все хорошо, никого больше нет!

— Едем! — донеслось издалека.

Кот видел, как эти двое загрузились в газик и подъехали к дому.

Старков вышел и попер внутрь.

— Все мертвые? А живого взять не могли?

— Что это Трактор нас так ласково встретил? — подал голос Павло.

— А вон те дырки у нас в стекле видел? Это его люди стреляли. Я одного узнал. Он к нам две недели назад приезжал в Атку. С ухом покорябаным.

— Это да. Вот этот, Трактор, — ейный полюбовник. Они здесь, в старом лагере, так втроем и жили. Третий-то там, на дороге, остался… А ведь то-то я думаю, чего это Трактор стал скользкий. Все говорит какими-то загадками. И улыбается сладко. А ведь он раньше в жизни если и улыбался — то как череп на столбе, где написано «Не влезай — убьет».

— В откол он решил пойти, вот что.

Старков, обойдя дом, склонился над трупом Игоря.

— Эх, жалко человека. На Курской дуге выжил в штрафном батальоне, а тут от какого-то поганого уголовника — схватил пулю.

— Может, это и к лучшему, — подал голос Павло. — Я за ним давно наблюдал — тоже не наш человек…

Это было уже чересчур. Сказалось напряжение боя, и Кот заорал на все окрестные сопки.

— Слышите, вы! Я к вам шофером нанимался, а не кем-то другим! А вот ты, падаль, — он ткнул кулаком в грудь Павло, — ты, сука, отлеживался! Под пули-то не полез! — потом повернулся к Старкову: — И уж конкретно — в шестерки я вам не запрягался. А ваши деньги можете себе в жопу засунуть…

Тут Кот пришел в себя и подумал: а так ли он себя ведет? А с другой стороны, почему бы и нет? Любой, даже самый тренированный солдат, впервые попав в подобную переделку, будет нервничать.

Старков был спокоен.

— Леха, извини, что так вышло. Что вы сделали, это я, поверь, не забуду. Но только и ты пойми. Этот человек — именно он и дал приказ стрелять по нам.

— Почему он?

— А кто ж еще? Пойдем-ка на воздух.

Они вышли из дома на просторную площадку, вокруг которой громоздились разнообразные завалы из полусгнивших бревен.

— Видишь это все? Всю эту разруху? А если бы вот не такие козлы — мы бы все здесь снова отстроили. Леха, ты пойми, я тебя за шестерку никогда не держал. А уж после этих дел… Я — твой должник. Сколько тебе надо денег?

— Да бросьте вы, Геннадий Сергеевич. Мне и так хватает.

— Ладно. Потом разберемся.

— Геннадий Сергеевич, а что с этими-то делать будем? — подал голос Павло. На Кота он смотрел несколько странно. То ли обиделся на оскорбление, то ли ему в самом деле было стыдно перед человеком, что лежал себе, уткнувшись носом в землю.

— Гони сюда машину.

Когда подогнали газик, Старков открыл заднюю дверцу.

— Вот ведь какая неприятность вышла. Поехал наш друг Игорь в гости к своему другу, бывшему уголовнику, а теперь охотнику Трактору. Выпили они, закусили, потом поссорились, да и за винторезы схватились. А дом возьми да и сгори…

Все стало понятно. Достали канистру с бензином и облили избушку. Чиркнули спичкой — и в небо взметнулось пламя.

— Так умирают настоящие мужчины. Пусть успокоятся навеки, — послышался голос Старкова. — Трактор нас предал, но все-таки был настоящим мужиком.

Коту очень хотелось спросить — а как же тот человек, который был на Курской дуге? Где вы, суки, не были. Но вместо этого он выдал дежурную фразу:

— Геннадий Сергеевич, а менты не разберутся в этом деле?

— Какая фигня! Игорь ушел, меня не спросился. Куда ушел, не сказал. А найдут это пепелище — так что же? Перепились, друг друга постреляли да дом подожгли. Подумаешь…

Машина остановилась на уже знакомом дворе.

— Павло, будь другом, замени все-таки ветровое стекло…

— Сейчас заделаем, Геннадий Сергеевич.

Павло вел себя так, будто ничего не случилось. Он спокойно побрел в сарай за инструментом.

— Вот уж надежный человек, — бросил Старков. — Правда, конечно, есть у него свои минусы. Но и эти минусы, если разобраться, идут в плюс.

— Уголовник, что ли?

— Подымай выше. Он всего пару лет как вышел из лагеря. Сидел с сорок четвертого года за то, что был в полицаях. Теперь вот здесь работает.

— А что ж он домой не едет?

— Кто его там ждет? Может, он там такую о себе память оставил, что в ридный край лучше носа не казать. А здесь никого не волнует, кем ты был на материке. Люди-то нужны…

С таким раскладом Кот уже не раз сталкивался за время своего недолгого пребывания в этом краю. Те, кто когда-то загремел за решетку как предатели Родины, попадались здесь во множестве. А кое-кто до сих пор продолжал сидеть. На них-то никакие амнистии не распространялись — ни «бериевская», ни «хрущевская». Конечно, все они с пеной на губах кричали, что пострадали безвинно. А как же иначе? Покажите того зэка, который скажет, что сидит за дело? Его можно в музее выставлять.

— Павло мужик справный, — продолжал Старков. — Все машины здесь как часы работают. А какую он теплицу себе возле дома отгрохал? Шикарные огурцы растит всем на зависть.