Воля покойного - Георгий Осипов

- Ну.

- Не говори "ну" - это вульгарно... На прием к урологу Коваленко. Брата которого, Аркадия, выебали в универмаге "Правобережный" Дьяконов и Лобаченя. Открываю большую тетрадь, а там, прикинь...

- "Прикинь", - передразнил меня Люцифер, подняв воротник своей черной рубашки и закинув подбородок, Lude Kerl.

В тетради совершенно чистый лист, а на нем красным карандашом... Вобщем стоит единственное слово корявыми буквами - КОСТОГРЫЗ. Как FANTOMAS.

- А шо у Шерстяной Наташи болит мочевой пузырь?

- Якобы да, но мне кажется, дело тут не ссаках, а просто она из Алжира привезла глистов.

- Ебаные арабы, - бормочет Люцифер, натягивая черный кожаный комбинезон.

- Сам секс, - говорю я с выдохом, помогая застегнуть ему молнию. - Куда ты хочешь уйти?

- Та надо телик доделать одной пизде, - говорит Люцифер, скорее всего правду.

Я прижимаюсь к нему всем телом и целую его в рот. Хлопает дверь. Мы остаемся одни в прихожей - я, в длинной розовой майке, (подарок Жаклин, у нас почти одинаковые фигуры) и скелет Войтовича.

Беру телефон и, надевая сапоги, набираю смагин номер. Он подходит сам и тоже берет трубку. Как это ни странно, трезвый, впрочем, мне трудно судить. Иногда выпитая водка придает его голосу уверенность и ритм, он может говорить о чем-то громко и назидательно - об освоении космоса или о сомнительных достоинствах своей большеголовой "Жены" с осанкой Константина Черненко, и вдруг - FLASH! BANG! ALA - KAZAM! Вы только выглянули в окно, а он уже рыгает как дракон.

- Привэт, - начинаю я с осторожностью, ведь неизвестно, какое у него в данный момент настроение.

- Шо ты хотел, - его голос мгновенно тускнеет.

Профессорское "Алле", сказанное перед этим, похоже отняло у него весь остаток силы воли. "Алле". Здесь не "Алле", как парировал бы погибший доминатор Почтальона. Его любимый фильм недаром был "Зомби, повешенный за яйца" Ильи Рахлина. Ранняя, абортивная попытка эксплуатации жанра "Splattar Horr" в начале перестройки.

- Хотел поздравить тебя с 28-летием. Возраст рок-martyrs, рубэж Джимми.

- Говори яснее, какие еще "мартирз"?

- Могу почитать тебе стихи, сочиненные в честь дня рождения Клыкадзе его поклонником из Кушгума.

- Шо за стихи? Хорошие?

- Клевые стихи. Я прочитал их на открытке. Когда мы бухали у Клыкадзе перед Олимпиадой. Слушай:

Ты свыня и я свыня

Мы оба свынята

Только ты большая свыня

То шо пьешь богато...

- Ты мне их уже сто раз читал!

- Почему же ты меня сразу не остановил?

- Не знаю... Слушай, дядя, этот твой дядя Каланга не достал лампу, ту, шо он мне обещал?

- Достал. Из жопы добермана. Зубами. Но дядя Каланга сейчас ходит тревожный. Ты видел Манюту? Это барышня из Харькова с грубоватым лицом, охуенно похожая на гангстера Манюту. У нее очень длинные ноги, и она вообще похожа на мальчика.

- Это твои дела.

- Да, мои... У нее очень узкое влагалище, будто это обрезок, как у собачки Андрей Андреича, хуй, а не влагалище, и вот Манюта...

- Харьков-вокзал?

- Да, Харьков-вокзал. Я рад, что ты помнишь этот шурыгинский экземпляр "Color - Sperma". Я уверен, что у девочек типа Манюты Харьковской влагалище должно напоминать пень обрезанного мужского полового органа, как пишут в книгах. Ты согласен? Она выходит замуж и больше не желает выступать с дядей Калангой, понял. Он расстраивается, но лампочку для тебя как будто приготовил.

- Эт` хорошо, - Смага иногда забывается и начинает говорить с московским акцентом - довольно противно. А все, потому что он женат на москвичке - лобастой девушке в очках. Она - бывшая колл-герл и модель. Вертухлялась с АПН-овскими евреями. Молчаливая, но голос громкий. Я случайно видел пару фоток - обычные дела, по пояс нипеля прикрыты ладошками, в уголках ротика улыбка; тоже самое, только нипеля открыты, лицо засыпано волосами - стандартная лирика. "Легкое дыхание", как выражается старый пиздострадалец Бунин.

Легкое и зловонное, поскольку я сомневаюсь, чтобы в России при царе чистили зубы. Лирические снимки, но наверняка где-то может храниться и более жестокий матерьял.

Константин Устинович с маткой, набитой кошерными сперматозоидами, точно кишиневский ОВИР подавантами, никогда не вызывал у меня даже спортивного интереса, но Смага-самодур подозревал меня в движениях с нею, и действовал мне таким образом на нервы беспредельно; потом прекратил, но извиниться и не подумал.

- Я, собственно, вот зачем тебе звоню - напомни мне, пожалуйста, название фильма, где снимался Янош Коош.

- "Лев готовится к прыжку".

- Не этот. Этот я знаю. Тот, что упоминается на обложке диска, где есть песня "Черный Поезд". Чудесная Song Noir.

- А-а! Сейчас, сейчас - так, первый, кажется, "Плутовка", а второй "Что способен сделать человек"! Ну и, конечно, "Беги, чтобы тебя поймали".

- Спасибо. Ты телевизор не смотришь?

- Не. А шо?

- Не говори "Не" - это плебейство. Флаг - неподвижно-волнистый, словно трусы обвафленные.

- Фу.

- Кстати, тебе передает привет Золин-Гот-Зол.

- Souling Hot Soul? Очень приятно... Я знаешь, кого видел в троллейбусе? Ваню-вафлиста!

- Да? А сколько же ему должно быть лет?

- До хуя, папа. Не знаю, папа, но до хуя...

- И не меняется внешне, гад.

- Ну. Причем вообще мне кажется, что он с каждым годом молодеет, все моложе и моложе.

- Да. Ваня-вафлист. Скоро мы настолько поолдовеем, что начнем клеить Ваню, как мальчика.

- Нападающий уверяет, что помнит Ваню-вафлиста еще когда тот работал вагоновожатым. Водил трамвайчик.

- Какой маршрут?

- 11-й. От летнего Ленина (кинотеатр такой) и аж до пристани.

- А там два катера - "Утюг" и "Лапоть". То есть Ваня-вафлист водил "Черный Поезд"?

- А там на пляже, на той стороне, кстати, было до хуя деревянных параш.

- И нет теперь ни одной. Пляж закрыт. Все джигиты, кто там раньше рыгал на песок, теперь рыгают дома - в унитаз, мимо тоже и в раковину, и на ковровые дорожки... В музыке это называется Алеаторика, когда куда попало шпарят, смалят произведение (!?), будто курочку над газом. Но на пляж не ходят.

Короче рыгают по своим хатам, потому что от армянской "катанки" у них отказывают ноги. Те самые, да-да, что раньше "подпрыгивали" в вонючих носках у этих "казачков". "Казачок - отказывают ноги" - пел бы сейчас Борис Рубашкин.

Не помню в каком фильме Энди Уорхола конец наступает в виде бесконечного разговора штрихеров в уборной для мужчин. Я его никогда не видел. Это также нелепо - восхищаться тем, чего не знаешь, или как завидев тюрбан на голове Сэма-Зэ-Шема пиздовать в Мекку. О которой давно уже спел все что можно Джин Питней.

- Он от вас бегает, значит вы наверно его бьете?

- А вы, наверно, в церковь ходите?